Сколько стоит рекорд

СРЕДНЕГО РОСТА…

Заместитель начальника угрозыска, Андрей Прокофьевич, готовился к совещанию.

В кабинет вошел дежурный. Вид у него был неуверенный. Мол, знаю, вы заняты, но…

— Тут старичок, — сказал он. — Прямо рвется к вам. Между прочим, очень пробивной папаша. Шумит…

— Ладно. Пусть войдет, — перебил Андрей Прокофьевич. — Да поживее.

Старичок выглядел необычно. Длинные, почти до плеч, седые волосы, белый крахмальный воротничок, черный галстук «бабочка». Голос густой, с красивыми «перекатами».

«Художник, — подумал Андрей Прокофьевич. — Или артист».

Он угадал.

— Гаршин, Михаил Эрастович, — представился старичок. — Народный артист РСФСР, пенсионер.

В своем кабинете Андрей Прокофьевич за многие годы работы перевидел самых разных людей, не только преступников. Бывали у него и писатели, и ученые, и генералы, и кинорежиссеры. Даже замминистра однажды был. Но как-то так получилось, что артиста судьба привела сюда впервые.

Когда-то, в молодости, Андрей Прокофьевич очень увлекался театром. Не пропускал ни одной премьеры в Александринке и в Большом Драматическом, а у Акимова смотрел некоторые спектакли по три-четыре раза. Был Андрей Прокофьевич суховат, малообщителен, не речист. В противоположность многим завзятым театралам, не вступал в бурные споры об артистах, пьесах, режиссерах. Но любил театр истово, всей душой.

И сейчас, с интересом разглядывая старичка, он мысленно удалил его седину, морщины, припухлость век и сразу вспомнил… Гаршин! Ну конечно! Лет тридцать назад это имя гремело в Ленинграде. Да и не только в Ленинграде!

— А я вашего Отелло помню, — сказал Андрей Прокофьевич и вцепился в воздух руками, будто в ярости сдавил шею Дездемоны.

Старичок, довольный, улыбался и в знак благодарности приложил руку к сердцу. Жест был мягким, изысканным: так умеют только артисты.

Андрей Прокофьевич вспомнил про заседание — «Время-то идет!» — и, сменив тон, подчеркнуто официально сказал:

— Слушаю вас, товарищ Гаршин.

— Перед вами — покойник! — воскликнул артист. Поднял глаза на Андрея Прокофьевича, ожидая услышать удивленный возглас.

Но тот промолчал.

— Да, да, почти покойник! — заметно волнуясь, но все же привычно играя своим бархатным голосом, сказал артист. — Я вчера чуть не попал под машину. Да, да! Представьте себе! Зазевался и чуть не угодил под колеса…

Артист сделал паузу, видимо, призывая Андрея Прокофьевича подать какую-либо сочувственную реплику, но тот лишь молча качнул головой: вот, мол, неприятность!

— Понимаете, сбоку выскользнула машина. А у меня, как на грех, подвернулась нога. Машина — уже рядом. Еще бы секунда и… Но тут вдруг — дэус экс махина[12], — артист, как крыльями, взмахнул руками, — молнии подобный, с тротуара рванулся какой-то юноша. Рискуя жизнью, прыгнул к машине и буквально выдернул меня из-под колес…

Андрей Прокофьевич снова покачал головой: бывает же, мол, такое!

Он все еще не понимал, что, собственно, надо народному артисту. Ну, чуть не попал под машину. Печально, конечно. Но при чем тут уголовный розыск?

Был Андрей Прокофьевич маленького роста, мелкие черты лица, очки в металлической оправе, синий, потертый на локтях, бостоновый костюм. Встретишь на улице — никогда не подумаешь, что это руководитель угрозыска. Долгие годы работы в милиции приучили Андрея Прокофьевича к терпению. И сейчас он тоже, хотя и торопился, выжидательно молчал.

— Потом вскочил этот парень в автобус и укатил, — продолжал старик. — Я и оглядеться не успел. Фамилии не узнал, даже руку не пожал. Да… А я как раз на днях читал в газете: зазевался малыш на рельсах. Обходчица бросилась за ним. Ну, и обе ноги ей… Выше колен…

Артист сокрушенно вздернул свои косматые, будто две гусеницы, брови.

— И еще вот, — он положил на стол маленький рыжий кошелек. — У парня был пиджак перекинут через руку. Жара. Ну, когда бросился на помощь, — вероятно, кошелек и выпал. Потом один гражданин подобрал…

Андрей Прокофьевич молча раскрыл кошелек. Пересчитал деньги: одиннадцать рублей сорок две копейки. Скомканные автобусные билеты, девять штук. Больше ничего.

— Сумма, конечно, не ахти какая, — сказал артист. — Но мне вдвойне обидно. Мало того, что парень спас меня, так еще и кошелек из-за меня потерял. — Он огорченно покачал головой. — Прошу вашей помощи. Найдите моего чудесного спасителя. Хочу всем сердцем поблагодарить его. И напечатать в газете. Пусть все знают, какие изумительные подвиги ежечасно творят советские люди.

— Так! — сказал Андрей Прокофьевич. — Прекрасно!

Он с любопытством разглядывал артиста. Неужели тот всерьез полагает, что именно угро должно заниматься таким делом? Пенсионер, вероятно, думает, что у оперативников уйма свободного времени. Равняет всех по себе.

В памяти всплыл детский стишок:

Ищут пожарные, ищет милиция,
Ищут та-та-та-та в нашей столице,
Ищут та-та, но не могут найти
Парня та-та-та-та, лет двадцати.
Та-та-та та-та, плечистый и крепкий,
Ходит он в белой футболке и кепке,
Знак ГТО на груди у него,
Больше не знают о нем ничего.

Забытые слова в стихах Андрей Прокофьевич всегда заменял пулеметными та-та-тами, лишь бы не сбивать ритма.

«А чье это стихотворение? — подумал он. — Михалкова? Нет, кажется, Маршака? Или Барто? Да, память стала пошаливать. Стареешь, дорогой товарищ!»

— Так, — сказал он и усмехнулся. — «Ищут пожарные, ищет милиция, ищут та-та-та-та в нашей столице…»

— «Ищут фотографы в нашей столице, — тотчас подхватил артист. — Ищут давно, но не могут найти парня какого-то лет двадцати».

«Ишь память! — позавидовал Андрей Прокофьевич. — Впрочем, — артист. Это у них профессиональное».

— Послушайте, товарищ Гаршин, — мягко сказал он. — Позавчера, понимаете, в одном учреждении «медвежатник» вскрыл сейф и унес восемнадцать тысяч. Это, учтите, в новом исчислении. И главное, судя по почерку, похоже, что работал известный рецидивист… назовем его, предположим, Сенька Граф. А этот Сенька давно уже «завязал». Неужели опять взялся за старое?

Дело о вскрытии сейфа действительно занимало сейчас мысли Андрея Прокофьевича. «Медвежатников» в стране почти не осталось, и такое дерзкое ограбление теперь было редкостью.

Рассказал Андрей Прокофьевич об этом в надежде, что артист поймет: тут люди занятые и искать «парня какого-то лет двадцати» лишь потому, что старичку охота поблагодарить его, — право, им недосуг.

Но артист, видимо, не понял или не хотел понять. Он живо заинтересовался Сенькой Графом. Андрею Прокофьевичу пришлось даже рассказать, как он впервые познакомился с Сенькой (на самом деле его звали Витькой) лет тридцать назад, когда тот унес целую горсть камешков из Торгсина. Неловко ведь отмалчиваться: все-таки знаменитость!

— Ну? Ну? — нетерпеливо подхлестывал артист. — И как же вы этого «предположим Сеньку» поймали?

— Да как?! Просто. Узнали, кто его любовница. Ну, и подстерегли.

— Да, — вздохнул артист. — Правы французы: есть преступление — шерше ля фам[13]. — И тут же, без паузы, добавил: — Когда же вы займетесь моим неизвестным спасителем?

Андрей Прокофьевич мысленно помянул черта.

— Вам лучше обратиться в народную дружину, — стараясь не выдать раздражения, посоветовал он. — Там очень боевые хлопцы. Или в редакцию. Пусть напечатают…

Старик метнул из-под густых бровей хитрый взгляд:

«Понимаю! Самому неохота… Другим отфутболиваешь!»

— Учтите, — сказал старик. — Вам, может быть, кажется, это дело пустяковым, никчемным…

«Именно», — про себя подтвердил Андрей Прокофьевич.

— А в действительности это совсем не пустяк, — горячо продолжал артист. — Если хотите, это очень даже важное дело. С политическим резонансом. Да, да! Это, если хотите, знамение времени! Именно. Знамение времени! Угрозыск разыскивает не преступника, а героя! А?

«Хитро завернул», — улыбнулся Андрей Прокофьевич.

Но он уже почувствовал: отвертеться от настырного посетителя не удастся.

Неожиданно опять вспомнилось, как лет тридцать назад этот старичок метался по сцене, изображая пламенного мавра, как взрывался аплодисментами зал. И сам он, тогда еще совсем молодой, восторженно отбивал ладоши на галерке.

«Ну, что ж! — подумал он. — Попробуем. Знамение времени!»

Андрей Прокофьевич работал в разных отделах милиции, охотился за растратчиками и фармазонщиками, за спекулянтами и поездными ворами, налетчиками содержателями «блатхат». Но таких вот «застенчивых героев» он никогда не разыскивал. Как тут взяться?

— Изложите подробнее, — перешел он на свой обычный, суховато-деловой тон. — Как и когда это случилось? Приметы… — он чуть не сказал «преступника».

Артист охотно стал рассказывать:

— Было это вчера, утром…

— Точнее.

— В восемь тридцать, самое большее — в восемь сорок. Я всегда в это время совершаю утренний моцион. Ну, переходил я набережную Невы, у Литейного моста. И вдруг — машина…

— Какая?

— Легковая. Такси. Прямо на меня. И тут с тротуара, как молния…

Андрей Прокофьевич чуть поморщился. Опять эта молния!

— Рванулся парень, и буквально выдернул меня из-под колес. Он — на волосок от смерти…

— Номер машины? — спросил Андрей Прокофьевич.

Артист развел руками. До того ли было?!

— Как выглядит ваш спаситель?

Артист задумался.

— Среднего роста… Лет двадцати… В тенниске… — Он насупил брови, напрягая память, но больше ничего не припомнил и замолчал.

— Прекрасно! — сказал Андрей Прокофьевич. — «Знак ГТО на груди у него, больше не знают о нем ничего!»

— Именно, — артист кивнул. — Но тем большая честь — разыскать…

— А мы люди скромные, за славой не гонимся, — сказал Андрей Прокофьевич.

Он уже чувствовал: дело, которое навязал ему этот старичок, совсем непростое. Никаких зацепок, никакой ниточки, за которую можно бы потянуть. И вообще, если вдуматься, преступника разыскать даже легче. Безусловно, легче! Преступник всегда оставляет улики. Хоть самые незначительные, но все же оставляет. А тут?

И потом преступник часто — рецидивист или, если не рецидивист, то почти всегда хулиган, тунеядец.

И еще: преступник нередко какими-то, пусть тончайшими, нитями связан со своей жертвой. Есть какие-то точки соприкосновения. А этот парень за минуту до своего самоотверженного поступка и в мыслях ничего такого не имел. Вот и попробуй разыщи его!

— Припомните, — сказал Андрей Прокофьевич, — парень ничего не говорил? Ни слова?

Артист поднял глаза к потолку.

— Нет. Впрочем… Чертыхнулся… Когда его задело.

— Задело? — Андрей Прокофьевич насторожился.

— Да. Слегка. Совсем слегка. Даже не задело, а так — погладило. Крылом машины.

Андрей Прокофьевич заставил артиста детально показать, как он шел, откуда вынырнула машина, с какого места бросился парень.

— Значит, машина ударила парня крылом в левое бедро? — сказал он, закуривая. — Так?

— Так, — согласился артист. — Но не ударила. Слегка зацепила. Парень даже не упал.

Андрей Прокофьевич жирно подчеркнул эту запись в блокноте: маленький, но все же след.

— А дальше? — спросил он. — Куда делся парень?