Соприкосновение с реальностью

Тёма Новиков
Соприкосновение с реальностью

Олег торопился на последний поезд. Он точно знал время его прибытия. Мужчина знал это так хорошо потому, что каждая пятница вот уже года два проходила у него по одному и тому же сценарию: работа ровно в том режиме, который позволял минут по пятьдесят рассматривать обтянутые юбками стройные женские бёдра. Тем же самым занимались и другие мужики в офисе — готовились к ежепятничной пьянке в каком-нибудь пивном баре, во время которой эти самые ляжки и становились главным предметом обсуждения.

Набравшись довольно быстро, Олег не спешил покидать шумную компанию пьяных, нелепых и возбуждённых коллег. Не очень-то хотелось участвовать в домашних делах, тем более впереди выходные, когда уже не отвертеться. Придется и ковёр выбить, и с Серёжкой на горку сходить… А ещё, Ира куда-нибудь в гости потащит… Нет, вечер пятницы — законное время для мужика, когда никто не смеет мешать ему наслаждаться иллюзией свободы.

На платформе толпились припозднившиеся граждане — студенты, подвыпившие работяги, приезжие с чемоданами на колёсиках. Рядом с Олегом топтался какой-то тип с большим, в человеческий рост, зеркалом. Народ сторонился хрупкого груза, и вокруг типа образовалось свободное пространство, в которое Олег вступил, как самый хитрый, надеясь первым заскочить в вагон. Поезд пришел точно по расписанию, правда, двери открылись ближе к «зеркальщику», и он начал втискиваться в вагон, опасно качая зеркало из стороны в сторону. Вот же олух! Даже не упаковал его как следует! В обрамлении бумажных обрывков качалось и подпрыгивало отражение Олега: съехавшая набок тёмно-синяя шапка, небрежно повязанный поверх серой куртки шарф, досадливо скривившийся рот и горящие нетерпением пьяные глаза. И вот, наконец, когда тип уже зашел в вагон и потянул за собой зеркало, его верхний угол зацепился за проём, послышался громкий стук, потом треск, и к ногам Олега осыпалась сверкающая, звенящая груда осколков. Он инстинктивно закрыл глаза, отпрыгнул в сторону и поднял руки, защищая лицо. А когда секунду спустя, с громким матом подался вперёд, автоматические двери, шипя, закрылись перед его носом, и поезд тут же тронулся. Олег застыл, как громом поражённый, не в силах поверить, что это произошло с ним наяву, такая глупая случайность свела на нет все его усилия добраться домой. Он таращился на проносящиеся мимо вагоны, набитые чёрно-серой людской массой, и беспомощно переминался с ноги на ногу, хрустя стеклом.

Было ещё что-то, что заставляло Олега всё так же растерянно стоять у края платформы, когда поезд уже давно исчез в тёмной кишке тоннеля: за издевательски закрывшейся передо ним дверью он увидел хозяина разбитого зеркала. Олег не сразу осознал, что ему не показалось и зеркало действительно разбилось, потому что из вагона сквозь стекло, перечёркнутое перевёрнутой надписью «Не прислоняться», на него по-прежнему смотрело его отражение — тёмно-синяя вязаная шапка, небрежный шарф поверх ворота серой куртки. Нос, рот, скулы, вертикальная морщинка между светлыми бровями — всё, как у Олега. Конечно, бывают похожие люди, с похожими вкусами в одежде… Но здесь было еще кое-что. Шапка. Такой точно не могло быть больше ни у кого. Её Олегу связала жена какими-то особыми толстенными спицами, отчего петли вязки были очень большими, объёмными и укладывались в совершенно необычный, уникальный, какой-то шишковатый узор…

И ещё. Его глаза. Тоже абсолютно такого же, как у Олега, цвета — светло-серые с пронзительной чёрной дырочкой зрачка. Но… Олег был растерян и изумлен, а он… Ту долю секунды, пока поезд не умчал прочь от Олега это видение, он смотрел на мужчину с издевательской, торжествующей ухмылкой и… даже подмигнул, прежде чем окончательно скрыться из виду.

Олег был один на платформе. Он приходил в себя, окружённый плотной подземной тишиной. Злость и досада набирали обороты, гася недоумение и растерянность. Олег с удовольствием наступил на пару крупных осколков, с хрустом превратив их в мелкое блестящее крошево, и повернулся к эскалатору — нужно было выбираться из метро, чтобы уже на поверхности земли искать способ добраться до дома.

Но чудеса этого сырого, подтаявшего пятничного вечера не закончились. Внезапно ребристое чрево тоннеля зашипело, загудело и начало окрашиваться мерцающим жёлтым светом. В лицо Олегу ударил зловонный, выдавленный из подземелья воздух, и вслед за ним выкатился абсолютно пустой поезд, остановился и гостеприимно раздвинул все свои автоматические двери.

Первой мыслью было остаться на платформе. Должно быть, это какой-то специальный состав — техобслуживание или учебный… Олег оглянулся по сторонам — по-прежнему никого, даже в стеклянной будке дежурного пусто. Словно доказывая очевидное, с тяжким вздохом остановились эскалаторы. Начал гаснуть свет. Пожалуй, раздумывать и ждать еще чего-то было совсем уж глупо, и мужчина решительно шагнул в пустой вагон, и поезд, как будто ждал только его, тотчас заскользил по рельсам. Олег ехал совсем один, наблюдая, как проплывают мимо погруженные в полумрак станции. Надо ли говорить, что поезд ни на одной из них не остановился и любезно выпустил его только на нужной станции.

Олег подумал, что хорошо, что он пьян — иначе все эти странности наверняка вызвали бы как минимум лёгкую панику. Поезд за его спиной бодро загрохотал дальше. Он так и не разглядел, был ли в нём машинист.

Островки грязного рыхлого снега на мокром асфальте напоминали клубки слизи, жабью икру, из которой вот-вот поползут новорождённые головастики — маленькие, вертлявые чёрные «запятые». Олег шёл и старался не наступать на это отвратное месиво, даже если приходилось шлепать прямо по лужам. Ноги мгновенно промокли и замерзли. Даже крепкий хмель начал улетучиваться, покидая холодеющие внутренности и сотрясая организм крупной дрожью.

К тому времени, когда дом Олега выплыл из тумана, подсвеченного редкими светофорами и тусклыми уличными фонарями, он уговорил себя, что все сегодняшние нелепости просто привиделись спьяну, трансформировались из вполне обычных случайностей, которые на трезвую голову выглядели бы совсем иначе.

Подходя к подъезду, Олег заметил в скверике, недалеко от детской площадки, тёмную фигуру. Заросли шиповника и пара чахлых клёнов скрывали укромное местечко, где соседка с первого этажа, баба Клава, приладилась хоронить своих кошек, когда те дохли, ничуть при этом не сокращая лишаистое поголовье, которое никто не мог подсчитать. Об этих проделках старушки-кошатницы знал весь двор и, естественно, возмущение росло: рядом с «кладбищем домашних животных» играли дети, но никому ещё не удавалось застукать бабку на месте преступления. Выкапывать же и перезахоранивать кошачьи трупы все брезговали.

Поэтому Олег сбавил шаг и направился прямо к скверику, намереваясь поймать с поличным бессовестную кошатницу. Она склонилась над землёй, что-то бессвязно бормоча, будто не замечая цеплявшихся за пальто колючих веток. Её голова тряслась и дергалась, плечи подрагивали, а сквозь бормотанье слышалось чавканье и хруст.

— Не спится, баба Клава?! — гаркнул Олег, подкравшись сзади и хлопнув старуху по плечу.

Она метнулась к нему, как фурия, с вытаращенными глазами и тонким, отчаянным воплем. Трудно было ожидать такой прыти от старухи, и Олег еле успел отшатнуться от её резкого выпада и волны чудовищной вони. Бабкин рот был открыт, и из него вываливались какие-то скользкие не дожёванные куски, а скрюченные пальцы мяли смердящий меховой мешочек, покрытый грязью и почерневшей гнилой кровью.

Олега моментально вырвало. Он чуть не перепачкал собственные туфли. Проклятая бабка резво скрылась в подъезде, громко хлопнув дверью и на миг выпустив из квартиры многоголосый кошачий мяв. Покачиваясь и содрогаясь от омерзения, Олег побрел вслед за ней. Хватит на сегодня! Хватит разбитых зеркал, призрачных поездов и сумасшедших старух! Навалилась усталость. Лифт лениво, с гулким скрежетом дотащил мужчину до тринадцатого этажа. На площадке было темно и тихо. Так тихо, что было слышно, как тараканы снуют туда-сюда по мусоропроводу. Как будто это и не многоэтажка, набитая людьми, как тот огурец — семечками, а бетонный скелет заброшенного долгостроя, наполненный лишь тенями да птичьим помётом…

Ключи никак не хотели попадать в скважину, потом железная пасть замка никак не хотела отдавать их обратно. Олег цедил сквозь зубы, пахнущие рвотой ругательства, пока протискивался в квартиру. Дверь как будто подпирали изнутри: хотя никаких видимых преград не было, густая, жаркая, удушливая вонь была неправдоподобно осязаема.

Включив свет в прихожей и скинув обувь, Олег опрометью кинулся в кухню и распахнул форточку. Первой мыслью было, что Джек обгадился где-то, и никто не удосужился убрать. Или вообще сдох, старый уже… И тут Джек собственной персоной вышел из темноты, подслеповато щурясь на свет и вяло шевеля хвостом… Нет, не хвостом… Обрубком хвоста. Его белесый хвост, толстый, как у всех ретриверов, исчез. На круглой плюшевой попе дёргался куцый отросток. Ещё сегодня утром пёс был, как положено, хвостатым, а теперь… Обрубок выглядел так, как будто со дня купирования прошел не один месяц: никакой крови, бинтов и пластырей. Псу оттяпали хвост явно не сегодня.

— Джек, Джека! Что…

Олег не успел договорить. Пёс вдруг уставился на хозяина злыми глазами и глухо зарычал, сморщив морду в желтозубом оскале.

— Фу, блин! Джек, ты чего? Ты Джек вообще? А где Джек?..

Пьяная болтовня Олега ничуть не успокоила пса, он растопырил передние лапы, пригнул голову и оглушительно гавкнул. Мужчина подпрыгнул от неожиданно громкого звука, раскатившегося, казалось, по всему дому.

Пёс продолжал отрывисто лаять, припадая на передние лапы, но с места не двигался. В спальне завозилась жена. Её лохматая голова просунулась в кухонную дверь, и хриплый, заспанный голос на одной ноте забубнил:

— Джеки, заткнись. Заткнись, Джеки. Сказала, заткнись. Джеки…

— Ира! — окликнул Олег жену, когда проклятый пес наконец-то замолк. — Что у него с хвостом?

На него обратились большие, светлые, какие-то бесцветные глаза. Небесная голубизна, которую жена любила подчёркивать синей тушью, сейчас куда-то исчезла. Глаза были лишены не только цвета, но и какого-либо выражения. Если б это были те самые «зеркала души», то отражали они сейчас только бессмысленную, бездушную пустоту.

— А что у него с хвостом? — так же бесцветно откликнулась жена.

— «Что с хвостом»? Его нет!

— Конечно, нет. Новый же не вырастет. Ты спать идёшь? Весь дом перебудил…

— Что значит — новый? А старый куда делся?

Жена продолжала смотреть на Олега пустыми глазами. Его удивление, растерянность и нарастающее раздражение затягивало в эту пустоту, растворяло в бессмысленности происходящего. Ему самому вдруг захотелось прекратить этот разговор, от его нелепости даже в сон клонило…

— Олег, ты что? Ты же сам ему хвост отрезал. Ножом.

— Давно? — мужчина удивился тому, как слабо прозвучал его голос, потому что он был окончательно измучен и хотел лишь одного — поскорее лечь спать…