Последний приют

* * *

Зима действительно застала нас в дороге. Теперь без какой-либо надежды, мы проезжали по селам. Среди нас были и те, кто торопился.

— Нет, мы должны остановиться и привести себя в порядок. Ведь мы не похожи на других бродячих артистов. У нас есть мастерство! И мы ничего не должны пропускать на своем пути, — говорил нам Пучеглазый.

Он уже стал настоящим импресарио. По дороге или там, где мы останавливались, он, не переставая, собирал информацию о местах и людях. На пути нам попадалось большое количество бродячих артистов. Это целиком было связано с запретом на трансляцию классической турецкой музыки по радио. Труппы становились малочисленными: два, три человека, а то и совсем распадались. Словом, дороги оживились. Среди путешественников находились и такие, кто становился муллой. Особенно это происходило во время рамадана. А потом их можно было увидеть на маленьких сценах. Одного такого мы случайно встретили. Когда он попался нам в первый раз, он являлся духовным лицом. Спустя какое-то время он уже участвовал в варьете и давал представление в кофейне. Сначала много пел, а затем играл на ложках.

В первые годы революции открывалось много баров. Сейчас вместо них работали кофейни, где громко звучала музыка. В городах они были своего рода причалами для многих артистов. Там они объединялись в труппы, там же потом и распадались.

В поселках тоже имелись кофейни с театральными подмостками. На рваных занавесях висели портреты русалок и муз искусства.

Однажды в одном таком месте мы смотрели очень комичный и странный спектакль. Тема была такова: Женщина изменила мужу. Потом обиделась на него, убила своих детей и сбежала с другим. Имена мужчин — Ахмет и Мехмет. А женщину звали Мидия.

Влюбленный говорил Мидии: «Мидия, я так тебя люблю, что готов поджарить и съесть». Все зрители умирали от смеха.

— Что это за имя такое? — спросил ходжа.

— Как это известная пьеса оказалась в этих краях? — внезапно Произнес Азми.

Для молодых людей, уставших от внутренних проблем страны, такого рода представления являлись настоящим праздником. На этой маленькой сцене они хотели видеть надежду, любовь, красивых девушек, слушать стихи — пусть даже все это и примитивно. Они дети тех, кого считали «темными» и у кого не было молодости. Придет время, и эти молодые люди вернутся к молитвам и богослужению. И никакая революция их не остановит. Здесь находились разжалованные чиновники и оказавшиеся тут по долгу службы молодые мужчины. Уставшие к вечеру, сбежавшие из дому, все они находили приют в таких заведениях. Наша труппа не была похожа на них. Дни сменялись днями, но мы нигде и никогда не оставались голодными, потому что у нас имелась сила. Если раньше меня пугали новые места, закрытые двери — то теперь я уже привык. Мы моментально занимали свои позиции. Зурна, кларнет и добытый Доктором барабан — все шло в ход. Теперь это было уже не искусство. Мы не испытывали ни гордости, ни стыда. Давали представления, ставили новые спектакли (типа «Румяной девушки»). Бывало и такое, что мы сидели на берегу реки у костра и просто кипятили воду. Женщины, разложив белье на камнях, валиком стирали его. Мы были в Средней Анатолии и, не зная куда идти, направлялись к солнцу на юг.