Исповедь души

Глава 1

Никаких разговоров. Никаких «если». Все или ничего, Сара. Это мое тебе предложение, и ты должна решить, действительно ли этого хочешь. В «Америкэн Эйрлайн» на твое имя зарегистрировано место. Я лечу этим самолетом. Надеюсь, что и ты тоже.

Крис предъявил этот ультиматум и крайний срок и ушел, а я осталась сидеть на кровати своей пропавшей лучшей подруги, уставившись в пустой дверной проем, где он стоял всего минуту назад. Эмоции бурлят в душе, превращая меня в сплошной комок нервов. Он нашел меня, нашел здесь. После нашей ужасной ссоры вчера вечером он по-прежнему хочет, чтобы я поехала с ним в Париж. Он хочет обрести «нас» вновь. Но как он может ждать, что я вот так в один миг сорвусь с места? Я не могу просто так взять и уехать… но… Он уезжает. Мне становится нечем дышать от одной только мысли, что могу потерять его, а в глубине души знаю, что если позволю ему уехать, то потеряю. Нам надо поговорить. Надо обсудить то, что произошло вчера вечером, прежде чем ехать в Париж.

Порывистым движением я хватаю телефон, нажимаю кнопку автонабора номера Криса. Сердце молотом стучит в груди, пока жду, когда он ответит.

Дзинь. Дзинь. Дзинь.

Потом его голос, глубокий, с сексуальной хрипотцой, звучит в трубке. Это голосовая почта. Я нервно пропускаю пальцы сквозь свои длинные каштановые пряди, и на меня накатывает чувство беспомощности. Нет. Нет. Нет. Этого не может быть. Просто не может. Это уж слишком после того, как вчера вечером Эва чуть не убила меня. Как может Крис не понимать, что сейчас это чересчур? Мне хочется закричать в трубку.

Я набираю еще раз, снова и снова слушаю эти невыносимые звонки и снова попадаю на его голосовую почту. Проклятие! Придется попытаться застать его дома, пока он не уехал в аэропорт.

Я вскакиваю на ноги и несусь к двери, рука моя дрожит, когда я запираю дверь. Я молюсь, чтобы Элла, живая и невредимая, вернулась из своей поездки в Европу. Волей-неволей сравниваю ее молчание с молчанием Ребекки. Меня передергивает, когда я ступаю в темный коридор перед Эллиной квартирой. Как бы мне хотелось находиться сейчас в объятиях Криса, как бы хотелось забыть весь ужас того, что Эва убила Ребекку, а потом пыталась убить меня.

Оказавшись на парковке, я бросаю взгляд на дом, и все внутри у меня сжимается. «С Эллой все хорошо», – заверяю я себя, отпираю свой серебристый «форд-фокус» и ныряю внутрь. И мне ясно, что у меня две причины поехать в Париж: Крис и Элла. И обе веские.

Дорога до квартиры, где жили мы с Крисом, занимает пятнадцать минут, но кажется, будто целую вечность. К тому времени, когда я останавливаюсь перед красивой высоткой затейливой постройки, чувствую себя одним большим комком нервов. Я вручаю ключи служителю, какому-то новому парню, которого не знаю.

– Пожалуйста, пусть машина побудет здесь. – Само это действие предполагает, что я намерена ехать в аэропорт.

Но даже если поеду, говорю я себе, это не значит, что сяду на самолет. Пока нет. Не так. Я попробую убедить Криса отложить поездку.

Я несусь через холл, не замечая ничего вокруг, и влетаю в лифт. Двери закрываются, и меня вдруг охватывает непонятная, нелепая нервозность перед встречей с ним. Глупость какая-то. Это же Крис. У меня нет причин нервничать. Я люблю его. Люблю так, как никогда никого не любила. И все же подъем на двенадцатый этаж мучителен, и я жалею, что не спросила у консьержа, дома ли Крис.

– Пожалуйста, будь дома, – шепчу я, приближаясь к месту назначения. – Пожалуйста, будь дома.

Лифт дзинькает, и двери разъезжаются. С минуту я просто гляжу застывшим взглядом в пустое пространство перед входом в нашу квартиру. Наша квартира. Но останется ли она нашей, если я не поеду с ним в Париж? Только на прошлой неделе он отгородился от меня, оттолкнул из-за потери Дилана, парнишки, умершего от рака, вместо того чтобы позволить помочь ему пережить эту боль. Он заставил меня почувствовать, что мой «дом» с ним – это нечто непостоянное. Он поклялся, что это больше никогда не повторится, что никогда в будущем я не почувствую себя ни брошенной, ни потерянной. Но будущее – вот оно, и я уже чувствую себя такой.

Потерянной без него.

– Крис, – зову я, входя в холл, но ответом мне лишь тишина. Два шага в глубь квартиры, и внутри у меня такая же пустота, как и всегда. Его нет. Он уехал.

Я медленно поворачиваюсь в сторону гостиной с окнами от пола до потолка, где над городом занимается рассвет. Воспоминания затопляют меня, столько воспоминаний о нас с Крисом в этой комнате. Я ощущаю его запах, даже его вкус. Чувствую его. Мне очень надо почувствовать его.

Включив неяркий свет, я цепляюсь взглядом за что-то, прилепленное к окну. Это приклеенная записка, и в груди у меня сжимается, когда я понимаю, что это то самое место, где Крис когда-то занимался со мной любовью и заставил меня ощутить жар и страсть и, да, страх упасть. И я таки упала. В него.

Я спускаюсь по ступенькам, пересекаю комнату и отрываю записку от окна.

«Сара! Наш рейс в девять. Тебе надо быть в аэропорту на час раньше, чтобы пройти досмотр, и у оформления международного багажа строго ограниченное время. Полет долгий. Оденься удобно. Джейкоб будет внизу в семь, чтобы отвезти тебя. ЕСЛИ ты решишь ехать. Крис».

Ни «я люблю тебя». Ни «пожалуйста, приезжай».

Впрочем, ничего удивительного. Это же Крис, и пусть я не знаю всех его секретов, я знаю его самого. Знаю, что это одна из его проверок. Знаю, что ему нужно, чтобы это было мое решение, принятое мною самой, а не под влиянием его слов. Поэтому его здесь и нет.

Неожиданно меня осеняет: я знаю это. Знаю, что он думает. Знаю его. Эти мысли успокаивают. Со всех сторон, которые важны, которые имеют значение, я его знаю.

Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на часы слева от входа в кухню, и натужно сглатываю. Сейчас почти шесть. У меня есть час, чтобы решить, уезжаю ли я из страны с Крисом, и собрать вещи.

Я опускаюсь на пол и прислоняюсь к тому самому окну, к которому прислонялась в ту первую ночь, когда он привел меня сюда. Я обессилена и чувствую себя такой же голой и незащищенной, как и тогда.

Один час. У меня один час, чтобы добраться до аэропорта, если решу ехать. Джинсы мои грязные от того, что я каталась по земле, когда сумасшедшая пыталась убить меня, а волосы кажутся длинным темным занавесом, таким же тяжелым, как и мои мысли. Мне надо принять душ. Мне надо поспать.

Мне надо немедленно принять решение о том, что я буду делать.

Одетая в мягкий спортивный костюм из черного бархата, с сумкой через плечо, я смотрю на выход с надписью «Сан-Франциско – Даллас – Париж».

Я приехала. У меня на плече сумка. У меня посадочный талон. Я делаю судорожный вдох и чувствую, что мне трудно дышать, что прежде бывало со мной только дважды. Один раз, когда мне сказали, что мама умерла от сердечного приступа, а второй, когда я была у Ребекки на складе и погас свет. Почему это происходит со мной сейчас, не знаю. Просто чувствую, что совершенно не владею собой.

По селектору называют мое имя. Пора идти на посадку.

Кое-как делаю шаг вперед и поднимаю руку, давая дежурной знать, что я здесь. Вручаю свой билет, почти не видя ее, и сиплым голосом отвечаю на вопросы, которые через две секунды уже не помню. Мне надо срочно привести дыхание в норму, пока не лишилась чувств; я определенно на грани обморока. Ненавижу в себе эту слабость. Когда же я, наконец, перестану быть слабой?

Колени мои дрожат, когда я вешаю на плечо свою сумку от Луи Виттона, которую Крис купил, когда мы ездили в Напу навестить его крестных родителей.

Я тащусь по пандусу, заворачиваю за угол, и сердце мое екает в груди. Крис стоит у дверей в самолет, дожидаясь меня, и выглядит таким мужественным и совершенно неотразимым в своих джинсах, синей майке и байкерских ботинках. С однодневной щетиной и восхитительно взъерошенными длинными белокурыми волосами он – само совершенство и суровая красота. И все остальное, кроме него, меркнет, и все в моем мире вновь встает на свои места.

И вот я уже бегу к нему, а он встречает меня на полпути и заключает в теплые, сильные объятия. Его привычный, пряный, такой земной запах окутывает меня как облако, проникает внутрь, и я снова живая, дышу свободно, под ногами у меня твердая почва, и в душе не осталось никаких сомнений. Мое место там, где Крис.

Я обвиваю его руками и прижимаюсь к твердому телу. Его рот завладевает моим, и этот его вкус, острый и мужской, затопляет меня с головы до ног. Я дома. Я дома, потому что с ним. И я целую его, как в последний раз, словно умираю от жажды, а он единственный, кто может ее утолить. И я верю, что так оно и есть. Он всегда был ответом на вопрос, чего не хватает в моей жизни, еще даже до того, как я встретила его.

Он отрывает рот от моего рта, и я хочу притянуть его назад. Вкусить еще немножко. Я вновь тяжело дышу, но теперь от эмоций, желания и страсти.

Он отводит с лица мои свежевымытые шелковистые волосы и смотрит на меня своими серьезными зелеными глазами.

– Скажи, что ты приехала, потому что сама этого хотела, а не потому что я вынудил тебя.

– Ты не уедешь без меня, – обещаю я и надеюсь, он слышит все, что это означает. Я не сказала, что он не уедет. Я сказала, что он не сделает этого без меня.

Мгновенное понимание вспыхивает у него на лице, просачивается в глубину испытующего взгляда.

– Я не хотел принуждать тебя, – говорит он сиплым, страдальческим голосом. Этот мужчина живет в постоянных душевных муках, и я умираю от желания развеять их. Он колеблется. – Мне просто надо было…

– Я знаю, что тебе было надо, – шепчу я, гладя пальцами его скулу. Я понимаю то, что должна была понять еще раньше. – Тебе надо было убедиться, что моя любовь к тебе достаточно сильна, чтобы сделать это. Тебе надо было убедиться в этом до того, как ты позволишь мне узнать то, что я узнаю в Париже.

– Мистер Мерит, пожалуйста, проходите на посадку, – кричит стюардесса от двери.

Никто из нас не смотрит на нее. Мы не отрываясь глядим друг на друга, и я вижу игру эмоций на лице Криса, эмоций, которые он позволяет видеть только мне. И для меня это значит все на свете. Он хочет, чтобы я увидела то, что он больше никогда никому не показывает.

– Последняя возможность отступить, – тихо говорит он, и в голосе его слышатся нотки нерешительности, а в глазах мелькает что-то похожее на страх. Боится, что я пойду на попятный?

Да, наверное, но не только это. Еще он боится, что я не отступлюсь, боится того, что он еще не открыл. И мне трудно не бояться вместе с ним, когда я видела кое-какие из весьма темных сторон Криса. Что ждет нас в Париже? Что, как он считает, потрясет меня, когда я об этом узнаю?

– Мистер Мерит.

– Знаю, – резко отзывается он, не отрывая от меня взгляда. – Пора, Сара.

– Что бы там ни было, – говорю я, – я справлюсь. Мы справимся. Вместе. – Я вспоминаю, как он сражался за мою честь с моим бывшим и моим отцом. Крис дает мне то, чего я хочу, открывая закрытые двери своей жизни, своих чувств, и я не позволю ему пожалеть. Я буду бороться за него и за нас.

Я переплетаю наши пальцы.

– Поехали в Париж.

В самолете моя надежда на некоторое уединение быстро улетучивается, когда мы останавливаемся у первого ряда и я обнаруживаю пожилую женщину в яркой фиолетовой рубашке, занимающую место рядом с нашими. Она посылает мне улыбку, такую же стопроцентно дружескую, как и ее гавайская рубашка, и я умудряюсь ответить ей тем же, что нелегко, учитывая мое эмоциональное состояние. И как тяжело я переношу полеты.