Тихие Клятвы

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Я был не из тех, кто избегает греха. На самом деле, мне очень нравилось несколько самых смертных грехов, но зависть никогда не была для меня большой проблемой. До этого момента. Мысль о том, что Ноэми трахается с другим мужчиной, заставила мои внутренности стать такими же зелеными, как ее глаза с нефритовым отливом.

Что, если я хочу завести любовника?

Господи. От одного воспоминания о ее вопросе у меня по коже поползли мурашки от желания наброситься на нее. Я сказал ей, что она может делать все, что захочет, но это была чушь. Не раньше, чем она станет моей. Нет, если бы я все еще чувствовал эту навязчивую потребность, от которой не мог избавиться. Прошло уже два чертовых дня после ужина в ее доме, а я все никак не мог выбросить из головы эти трахни меня губы.

Хуже того, я начал задаваться вопросом, как звучал ее голос раньше, когда она могла говорить.

Она была итальянкой, ради всего святого. Я не должен был думать о ней, а тем более мечтать о том, как грязные слова будут срываться с ее губ. И самое последнее, что я должен был делать, это ходить за ней по пятам, как чертов щенок. И все же я был здесь, сидел в ее обычном кафе и ждал ее прихода, как дрессированный золотистый ретривер.

Блядь.

Я столько раз прокручивал в голове наш последний обмен мнениями, что мне нужно было увидеть ее снова, чтобы убедиться, что я правильно интерпретировал ее реакцию. Что я не просто убедил себя в том, что хотел увидеть. Что я повлиял на нее так же сильно, как и она на меня.

Когда она вошла в помещение, то остановилась при виде меня. Я сдержал ухмылку и вместо этого сосредоточил взгляд на ее жалкой няньке. Пожиратель мела смотрел на меня, но он не мог меня тронуть, так как свадебный контракт был заключен. Несмотря на это, он жаждал реванша после того, как я повалил его без труда. Это было написано на его жалком надутом лице.

В конце концов, он удалился, чтобы посидеть, как хорошая собака, у входа в кафе, а Ноэми присоединилась ко мне за столиком. Она снова была одета в повседневную одежду, но от этого не стала менее соблазнительной. Что-то в том, как она себя вела, делало ее гардероб неважным. Она могла быть чертовски сексуальной в костюме гребаного клоуна.

Она достала из сумочки блокнот, и я снова задался вопросом, каким был ее голос. Был ли он нежным, как далекий звон ветряного колокольчика, или теплым и знойным, как летний бриз?

Если подумать, то, наверное, лучше мне этого не знать.

Я перевел взгляд с нее на сообщение, которое она положила на стол.

Ждать меня с моим обычным завтраком — это опасно близко к романтическому жесту.

Я ненавидел то, насколько она была права, но никогда не признал бы этого. — Уверяю тебя, в моих мотивах нет ничего романтического.

Она изогнула бровь.

Тогда почему ты здесь?

Я наклонился вперед, ухватившись за сиденье ее стула и придвинув ее достаточно близко, чтобы почувствовать ее дрожащее дыхание на своих губах. Я был здесь достаточно долго, чтобы узнать страх, когда я его видел. Он был густым и липким и наполнял воздух вокруг горечью. Когда Ноэми была рядом со мной, воздух не пах страхом. Это было нечто столь же первобытное, но гораздо более интригующее. Желание. Потребность.

Я медленно провел тыльной стороной ладони по ее руке и наслаждался тем, как она дрожит от моего прикосновения.

— Вот почему я здесь. Я почувствовал, как ты ответила мне в твоем доме, и мне захотелось большего с той минуты, как я ушел. Называй это романтикой, если хочешь. Мне все равно, как ты это назовешь, лишь бы эти красивые губы в конце концов выкрикнули мое имя.

Я откинулся в кресле, снимая напряжение между нами. Если бы я этого не сделал, мой член стал бы таким твердым, что все в этом чертовом кафе увидели бы выпуклость в моих штанах.

На кратчайшую секунду ее тело последовало за моим, подавшись вперед, прежде чем она поймала себя.

Прийти сюда было правильным решением. У меня не было причин сомневаться в своих инстинктах. Юная Манчини хотела меня, независимо от того, насколько категоричными были ее письменные отказы.

То, что мое тело реагирует на тебя, еще не значит, что я хочу тебя.

— Поверь мне, милая. Я тоже не хочу тебя, но мы скоро будем связаны друг с другом. Нет причин, почему бы нам не извлечь из этого максимум пользы. — Это была чистая правда, но когда слова сорвались с моих губ, я понял, что, возможно, сказал что-то не то.

Ноэми склонила голову набок, и на ее губах появилась кошачья ухмылка, прежде чем она зачерпнула пальцем сливочный сыр с бублика и вытерла его о мой шелковый галстук Brunello Cucinelli. Затем она уставилась прямо на меня, высасывая остатки с пальца.

Черт. Возьми.

Я был так заведен, что даже не мог злиться. Наклонившись, я прошептал близко к ее уху: — Продолжай сосать этот палец. Тебе понадобится практика. — Ехидная ухмылка расплылась по моему лицу, когда я уходил.

— Если ты получишь сотрясение мозга, то у меня оно будет от твоей мамы. — Бишоп крутился на носках на ринге, подняв к лицу кулаки в перчатках. — Где, черт возьми, твоя голова, парень?

Я притворился, что наношу удар, а затем нанес апперкот, который попал в цель, отбросив моего лучшего друга назад. — Где твоя голова, кроме как на моем кулаке? — Я усмехнулся сквозь капу, забавляясь нелепостью своего ответа.

— Оооо, крутой парень думает, что у него есть чувство юмора, да? — Он набросился на меня со страшной скоростью, от которой я чуть не упал на землю.

— Блядь, чувак. Это спарринг, а не бой за жизнь.

Бишоп засмеялся, выплюнув свою защиту. — Победа есть победа.

Я покачал головой и стянул перчатки. — Ты слишком много тренировался с Торином. Этот парень — псих.

— У него есть азарт. Я восхищаюсь этим. Ты бы тоже восхищался, если бы не был таким рассеянным. — Он плеснул себе в рот струю воды, затем прислонился к канатам. — Ты все еще думаешь о девушке? Она милая штучка. Я бы, наверное, тоже думал о ней.

Я нахмурился. — Осторожнее, придурок. Ты говоришь о моей будущей жене.

Он поднял руки в знак покаяния. — Виноват, чувак.

— Кроме того, это не совсем то. Что-то мне не дает покоя.

— Что именно?

— Это просто странно. Я покачал головой. — Она совсем не такая, как мне говорили. И на ее шее нет ни одного шрама после аварии — ничего, что могло бы объяснить постоянную потерю голоса. Может, это звучит безумно, но мне кажется, что я что-то упускаю.

— Посмотрим, что ты сможешь раскопать. Лучше сейчас, чем потом, когда ты застрянешь с ней.

Я хмыкнул. Я уже решил, что пришло время провести исследование, но не потому, что я думал о том, чтобы отказаться. Я дал Джимми обещание, и я всегда держал свое слово. И я не стал бы выбирать другую женщину, потому что за последние несколько дней я уже решил, что Ноэми предназначена для меня.

Может быть, я слишком много лет слушал, как старики говорят о судьбе. Я не верил в эту чушь, но я также не знал, как еще объяснить это странное влечение, растущее внутри меня. Инстинктивное влечение, которое заставляло мои мысли и желания зацикливаться на одной женщине. Ничто другое не отвлекало от моей единственной потребности в Ноэми Манчини. Она была моей, и я собирался доказать ей это.