#Одноклассник

– Здравствуйте. Забыла сменить противозачаточный пластырь вовремя, – как можно небрежнее бросила я, теребя язычок молнии на кошельке.

– Незащищенный секс?

– Был.

– Когда надо было сменить контрацептив?

– Три недели назад.

Кажется, я сумела привлечь внимание – меня одарили удивленным взглядом из-под бровей, что взлетели до небес.

– И все это время был незащищенный секс? – уточнила гинеколог, слегка прищурившись.

Я пожала плечами, а затем кивнула.

– Ясно, раздевайтесь и садитесь в кресло.

Как покорная овца, прошла в соседнюю комнату, сняла брюки, трусики и носки – женщины меня, пожалуй, поймут. Присела на краешек, заблаговременно накрытый гигиенической бумагой и положила вспотевшие ладони на колени.

Господи, как школьница, ей-Богу. Мне уже двадцать пять, а я женской консультации боюсь, как огня.

Врач появилась быстро, так же быстро провела осмотр, собрала все мазки и назначила анализы. Повезло попасть до закрытия лаборатории, поэтому кровь из меня выкачали сразу и отправили домой до завтра.

Завтра не наступало долго. Мучительно долго – всю ночь ворочалась в кровати и прислушивалась к внутренним ощущениям. Несколько раз вставала и ходила по темной квартире, из раза в раз закуривая на балконе и туша сигарету после первого же глотка едкого дыма. Дважды разглядывала свое отражение в зеркале, но кроме бледности на веснушчатом лице никаких изменений не наблюдалось.

В этом же отражении вчера заметила, что пластырь стал совсем серым от впитавшейся грязи – обычно темнел только по краям, аккурат перед тем, как его приходилось отдирать с кожи, сморщившись от саднящей боли. Посмотрела на пачку противозачаточных и путем нехитрого подсчета, поняла, что я облажалась на целых три недели. И, естественно, у меня была задержка, о которой я просто не подумала раньше – пластырь-то наклеен, значит и месячных быть не должно.

Глупая, глупая, глупая. Вот почему я все держу под контролем – иначе никак. А теперь придется решать проблему самым неприятным способом, но разве у меня есть варианты? Я не потяну еще одного ребенка, да и не нужен он мне – надо Милену на ноги поставить, а это будет непросто, очень непросто.

Не спала толком, только прикрывала глаза и забывалась в беспокойстве. Вспоминала Артема с его искаженным гримасой гнева лицом; вспоминала, как слезы текли по румяным щекам дочери и как она замолчала на долгие месяцы. Из-за него, из-за его криков, из-за того, что он сделал.

Впервые за долгое время я разрыдалась от бессилия – как тогда, когда сжимала Милену в объятиях и умоляла сказать хоть слово. Упрашивала, стоя на коленях, но она молчала и плакала.

«Завтра» пришло вместе с пятой чашкой кофе и шестой, так и не докуренной, сигаретой. Доктор коротко сообщила результаты анализов, подтвердив мои худшие опасения, и я ровным голосом попросила направление на аборт.

15

There’s something wrong with me chemically

Something wrong with me inherently

The wrong mix in the wrong genes

I reached the wrong ends by the wrong means

It was the wrong plan

In the wrong hands

The wrong theory for the wrong man

The wrong eyes on the wrong prize

The wrong questions with the wrong replies

Depeche Mode «Wrong»

Он, словно почувствовав, объявился на следующий день. Спросил о переводе, что давно был готов и лежал на обеденном столе мертвым грузом. Его голос был уверенным и ровным, Рома не извинялся за грубость или за слова, которые прозвучали слишком резко; я тоже не акцентировала на произошедшем внимания, выбрав деловой тон.

Крепко прижимая к груди папку с бумагами, вошла в фойе здания. Стараясь шагать уверенно, подошла к стойке администратора и натянуто улыбнулась.

– Здравствуйте, – немного хрипло вырвалось у меня, пришлось прочистить горло и повторить, – Здравствуйте. Мне нужно передать бумаги Громову.

Девушка улыбнулась фальшивой улыбкой и так же фальшиво-радостно пропищала:

– Старшему или младшему?

– Младшему.

– Секундочку, – она сняла трубку телефона и приложила ее к уху.

Золотая сережка в ее ухе царапнула о пластик. Когда девица заговорила, я попыталась привлечь ее внимание поднятым в воздух указательным пальцем, но тщетно. Продолжая улыбаться, глядя сквозь меня – вот это дрессировка – она соизволила уточнить:

– Как вас зовут?

– Катерина Вербер. Я могу просто оставить их у вас… – я попыталась избежать встречи, но не вышло – на меня даже не посмотрели.

– Здесь Катерина Вербер с бумагами для Громова, – замолчав, она словно зависла и даже перестала моргать, а потом снова встрепенулась, – Хорошо.

Положив трубку, девушка вышла из-за стойки и, мягко подтолкнув, повела меня к лифту:

– Можете подняться к нему в кабинет. Седьмой этаж, вас встретит секретарь.

Открывая и закрывая рот, я вошла в кабину, так и не найдя никаких слов. Вздохнула, когда двери закрылись и нажала на кнопку седьмого этажа, бросив усталый взгляд на свое отражение.

С огромным трудом совладав с паникой, я пригладила волосы и вытерла вспотевшие ладони о юбку. Зажмурилась покрепче, когда на панели над дверями загорелась цифра шесть и выпрямила спину, едва лифт остановился и створки раскрылись.

Секретарь, оказавшаяся пергидрольной блондинкой в светло-сером брючном костюме, проводила меня к широким дверям и, постучав два раза, заглянула внутрь. Я услышала голос Ромы, правда доносился он до меня глухо – так сильно кровь грохотала в висках.

Ступив на порог кабинета, я с любопытством оглядела убранство, старательно игнорируя хозяина, сидевшего за широким столом. Щеки зажгло огнем, едва унюхала знакомый аромат мужского парфюма.

– Здравствуй, – ровно произнес Рома, – Проходи, присаживайся.

Проигнорировав его, я каким-то чудом доковыляла до стола, правда несколько раз мои каблуки издали противный скрежет, и бросила на него папку с громким хлопком. Услышала короткий смешок, а затем скрип кресла.

– Даже не поздороваешься? – насмешливо прозвучало рядом.

– Перевод, – кивнув на бумаги, я отступила на шаг.

– Катя…

– Удачи, – резко развернулась и подошла к двери, но открыть ее не удалось – мужская ладонь легла на деревянную поверхность аккурат рядом с моей головой.

– Катя, – настойчиво повторил он, разворачивая меня за плечо, – Ты даже не поздороваешься?

– Здравствуй, – прохрипела и убрала его руку, – Доволен?

– Не хами, – сквозь зубы процедил Рома.

– А то что? – вскинулась я, за то тут же поплатилась.

Его ладонь грубо легла на мою шею, рот жадно впился в мой. Я попыталась сопротивляться, попыталась – сжала губы, толкала его в грудь, даже умудрилась дать пощечину и чуть не заехала коленом ему в пах, но он был сильнее. Мои руки оказались подняты над головой, бедра прижаты к двери его бедром, а между моих ног Рома просунул колено, отчего юбка-карандаш, которую на кой-то надела сегодня, чуть не затрещала по швам.

Я попыталась сопротивляться, но если быть честной – я не могла. Упрямо убеждала себя в том, что это наваждение пройдет так же быстро, как и пришло. Но я ошибалась. Едва его пальцы сжали мой затылок, едва рот с мятно-цитрусовым привкусом коснулся моего рта, едва ладонь обожгла прикосновением мою кожу – я поняла, что пропала и приходить сюда не стоило.

Рома отстранился, посмотрев на меня ледяным взглядом серых глаз, а затем разжал пальцы, держащие мои запястья. Они тут же безвольным грузом легли на его плечи, сжали ткань пиджака и погладили короткие волоски на затылке, щетину на щеках и губы – твердые и теплые. Щелкнул замок двери – короткая ухмылка на мужественном лице, а затем молния моей юбки раскрылась и ткань, плотно обтягивающая тело, поднялась почти на талию.

Чувствовать его руки, его запах на себе было так восхитительно, что я ахнула, едва он прикоснулся к внутренней стороне моего бедра. Запрокинула голову и чудом не забилась в экстазе – Боже, как же я изголодалась по нему. Не говоря ни слова, Рома подхватил меня на руки, заставляя тереться о его живот, словно я дикое животное, а не благоразумная женщина; и перенес на стол. Отшвырнул все, что лежало на поверхности и положил меня – так бережно и осторожно, будто я – хрустальная ваза, что он подарил вместе с первым букетом моих любимых цветов.

Он молчал, я тоже не могла подобрать слова, да и нужны ли они, когда оба отлично понимают язык тела? Нужны ли они, когда мужчина точно знает, куда надо прикасаться; на какие точки надо надавить, чтобы подвести женщину к той грани, когда она теряет рассудок.

Нависая надо мной, Рома провел носом по моей шее, вдыхая запах; провел ладонями по моим широко разведенным бедрам, и я ощутила его ухмылку, когда он задел кружевной край чулок. Скользнул пальцами под трусики, отчего из меня вырвался низкий стон, а затем отодвинул их в сторону и завозился с молнией на своих брюках.

– Катя, – толкнулся в меня порывисто, и жадно поймал мои вздох губами, – Я. Так. По. Тебе. Соскучился, – выдыхал с каждым толчком, пока над головой я сжимала край стола пальцами.

Грудь заныла, налилась тяжестью – он поднял мою рубашку, опустил чашечки бюстгальтера и прикоснулся губами к чувствительным соскам. Я вскрикнула и тут же тихо захныкала, понимая, что нас могут услышать, но лицо Ромы, когда он посмотрел на меня и резко отстранился, оставив с ощущением пустоты в теле, было лукавым и самодовольным.

– Я люблю, когда ты кричишь, – дразня, он прижимался головкой к моему входу, чуть надавливал и снова отстранялся, – Нас не услышат, здесь хорошая звукоизоляция, – прошептал он, – Кроме того, я отпустил Монику на обед.

Не знаю, кто такая Моника – наверное секретарь, что встретила меня на этаже. Да и неважно это сейчас, когда он продолжил сладкую пытку – входя так резко и сильно, будто собрался пронзить насквозь, разорвать на части; а затем медленно и бережно двигаясь во мне, целуя мои скулы, мои щеки и трепещущие ресницы.

Не стесняясь, стонала и вскрикивала, а когда меня начало засасывать, обволакивать и растворять в диком кайфе, закричала так громко, что Рома все-таки накрыл мой рот ладонью – скорее всего меня могли услышать во всем здании. Он только выдохнул в мою шею, издав тихий рык и остановился, навалившись сверху.

Все, о чем я могла думать, разглядывая подвесной алюминиевый потолок с круглыми лампочками, это – какого черта? Почему я вообще позволила сделать с собой это? Почему я не могу отказать тогда, когда нужно это сделать? Почему я вообще думаю о нем, о близости с ним, почему вздрагиваю и покрываюсь мурашками, вспоминая прикосновения его ладоней?

Я же не такая. Я никогда не растворялась в мужчине полностью, без остатка. Я всегда была независимой. Это не значит, что я не способна любить и дарить тепло, просто я делаю это дозированно. Чтобы не разбаловать. Я никогда не отдавалась Артему с такой страстью, и никогда не позволяла ему быть со мной грубым.

По факту, первый раз, когда он сделал что-то подобное, стал для нас последним.

Почему рядом с Ромой я становлюсь такой? Словно тряпичная кукла. Я чувствую, как контроль над собственной жизнью, который я с таким трудом восстанавливала, ускользает, утекает, как вода меж пальцев; рассыпается, как крупинки песка, которые пытаешься ухватить, но они падают.