#Одноклассник

Я посмотрел на нее и привычным жестом заправил прядку волос за ухо. Натянув на лицо улыбку, ответил:

– Приду, – голос дрогнул, но она не заметила.

– Мы не будем пышно праздновать – только близкие. Но ты можешь взять с собой какую-нибудь из своих пассий, – подмигнув мне, она бросила окурок на траву и придавила его кончиком своей туфли.

– Только похрюкать осталось, Мартынова, – с укором сказал я.

– Иди ты, – она высунула свой язычок и сморщилась, – Ты делаешь так же.

– Неа, я за забор бросаю.

Надув губки, Катька посмотрела вдаль и вздохнула.

– Завидую. Я пробовала – никак не выходит. Наверное, из-за ногтей.

– Нет, – промычал я, затягиваясь в последний раз, – Не в ногтях дело. Смотри.

Встав позади нее, обнял ее и на секунду замер, впитывая и запоминая это ощущение.

– Возьми хапец большим и указательным пальцем, – прохрипел я, и Катя вздрогнула – наверное мое дыхание пощекотало. Выполнив мои указания, она снова замерла, а я изо всех сил сдерживался, чтобы не сжать ее в объятиях, схватить и убежать далеко-далеко.

Туда, где не будет ее будущего мужа; где не будет этой школы и мерзотных, завистливых взглядов. На меня. На нее. Туда, где она будет со мной и будет моей, только моей.

– Прижми и резко отпускай, – я провел пальцем по ее руке и зажмурился, вдыхая ее запах – что-то пряное и сладкое, как выпечка.

Секунда тишины, а потом она тихо пищит и поворачивается в моих руках.

– Получилось, – улыбается широко, а у меня сердце пару ударов пропускает – так хочется ее поцеловать, прижать к себе и никогда не отпускать, – Ты – мой герой, – шепчет она.

– Я всего лишь показал тебе, как за забор окурком выстрелить, – невольно рассмеялся, а потом застыл, когда она привстала на цыпочки и поцеловала меня в щеку.

– Ты знаешь, о чем я, – вытирая помаду с моей кожи пальцами, Катька грустно улыбнулась и посмотрела мне в глаза.

Знаю, Ежик. Знаю…

2007 г., выпускной

– Сын, – отец крепко обнял меня и похлопал по плечу, – Горжусь тобой.

– Гордишься тем, что я закончил школу на одни тройки?

– Горжусь тем, что ты, слава тебе Господи, – он вознес глаза к потолку и тут же посмотрел на меня, – Вообще закончил ее.

Мы оба рассмеялись, а мама взглянула на нас с укором:

– Два дурака пара, – пробормотала она, и тут же тихо пискнула, когда я сжал ее в объятиях и приподнял над полом.

К отцу подошла наша директриса – наверняка будет выпрашивать не бросать спонсорскую деятельность, после того, как Громов-младший, т.е. я, выйдет за двери этого заведения и больше никогда не войдет в них. Я оглядел зал, в пол-уха слушая щебетание матери и увидел Катю.

Она стояла в углу. Красивая, до боли красивая и все такая же невинная, как и раньше. Стойкая и сильная – моя заслуга. Счастливая, да вот только не я сделал ее такой – мой промах.

Не думая, шагнул в ее сторону и подошел в тот же момент, как рядом с ней вырос ее супруг – взрослый и приятный на вид. Он поцеловал ее в макушку и щеки Катьки, моей Катьки, вспыхнули, окрашиваясь красивым розовым цветом.

– Привет, – просипел я, когда подошел ближе, – Я могу украсть у тебя один танец?

– Ромка, – она искренне улыбнулась и отставила свой бокал с шампанским в сторону, – Артем, ты не против если я потанцую с одноклассником? – обратилась к мужу, а я старательно игнорировал его – смотрел лишь на нее.

– Конечно, милая. Иди, – снова поцелуй, а затем он отпускает ее талию, и она подходит ко мне.

Касаюсь ее там же, где только что касался он и мечтаю, чтобы мое прикосновение было единственным. Чтобы кроме меня никто больше не касался ее, но…

– Ты какой-то хмурый, Громов, – ласково спрашивает она, положив ладонь мне на шею.

Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не зажмуриться от удовольствия – ее пальцы такие мягкие и теплые.

– Просто устал. Тяжелый день.

– Да, понимаю, – Катя движется со мной в такт музыке, а потом придвигается ближе и кладет щеку мне на плечо, – Я счастлива, что наконец-то это закончилось.

– Школа?

– Угу, – мычит, а потом резко отстраняется, – Ой, я тебя помадой испачкала.

– Ничего страшного, Кать.

– Блин, ее тяжело отстирать будет… – продолжала бормотать она, глядя на мое плечо.

– Кать. По#%й, – ответил я и она моргнула от удивления.

Поражает, как она продолжает делать такое удивленное лицо каждый раз, когда я ругаюсь матом.

– Я буду скучать по тебе, – шепчу я, прислоняясь губами к ее виску – ненавязчиво, чтобы ее муж не подумал ничего лишнего.

– Эй, Ромка. Мы же удимся на встрече одноклассников?

В ответ я лишь пожал плечами.

2014 г.

Господи, зачем я это сделал? Что вообще забыл в этом Богом забытом месте?

Школа. Провались ты сквозь землю; пропади ты пропадом.

Стоял на углу, курил без остановки и качал головой – дурак. Не старый, но дурак. Храбрился, готовился, а как увидел ее вдалеке – труханул и свалил сюда, в нашу курилку.

Какая же она красивая… Словно лучше стала – округлилась, стала такой складной, женственной. По-прежнему рыженькая и с веснушками на носу; и по-прежнему практически не пользуется косметикой – не чета тем дамам, с которыми я привык вошкаться. Естественная, натуральная и какая-то… Родная, что ли.

Странно, думал, что пройдет с годами, но нет – не прошло. Увидел ее и на плечи словно все здание, все четыре этажа вместе с крышей рухнули – сколько лет потерял. Ведь признайся тогда, что люблю, все могло бы быть по-другому. А теперь… Жизнь просто промелькнула перед газами – в офисах, на встречах, на переговорах. Счастья, как не было, так и нет. И любви, будь она неладна, не было. Одна-единственная, да и та так и осталась не высказанной, не исполненной.

Вдалеке застучали каблучки, я напрягся. Заметил тонкий силуэт, вышедший из-за угла, а потом огонек зажигалки осветил лицо.

Ее лицо.

Огляделся – не увидит ли никто, если я облажаюсь и ляпну какую-нибудь глупость, а потом шагнул к ней, нацепив фирменную Громовскую улыбку.

Катька совсем не изменилась – с ней по-прежнему было легко и свободно. И она по-прежнему забавно округляла глаза, когда я ругался матом. По-прежнему краснела, если пошлил или говорил двусмысленности. Словно и не было этих лет.

Я знаю, что она в разводе с недавних пор; знаю и про дочку. Связи отца – я частенько наводил справки о Верберах. Просто… Да хрен его знает зачем. Наверное, я мазохист, но знать, что она счастлива и живет спокойной жизнью – без меня и не со мной – было для меня приятно-острой болью где-то в области сердца.

Зачем упомянул о Шнурове? Ляпнул не подумавши, а она вся ощетинилась сразу, словно ёж – поэтому и прозвал ее таким смешным прозвищем. Смотришь – с виду колючая, а погладишь ласково – и не почувствуешь.

Твердо решил для себя, что теперь не упущу свой шанс – буду добиваться. Ее слова о том, что он высоко поднял планку только раздразнили.

Добился. Казалось, за спиной выросли крылья; казалось, что жить заново начал, и это в двадцать шесть лет. И плевать было на сложности и редкие встречи – чувствовал себя счастливым просто от того, что мог держать ее в своих руках. До тех пор, пока не услышал ее небрежное: «Просто знакомый».

Просто. Мать его. Знакомый.

Господи… Я такой придурок. Я ведь сам все разрушил – ну сдержался бы, Громов. Сделал вид, что не слышал; не видел – как всегда делал. Дал бы ей еще немного времени, но я же, блин, скотина нетерпеливая – мне подавай все и сразу.

А потом мать обмолвилась за ужином, что у нее на приеме была моя бывшая одноклассница…

18

Her touch would be tender

Her lips would be warm

But when we’re together

I’m always alone

But hear how she sings

But hear how she sings

Hear how she sings

A-Ha «Velvet»

Какая все-таки странная жизнь – вот вроде бы все есть, а ничего нет. Разглядываю семидесяти двух дюймовый телевизор, стоящий на полу и не понимаю – нахера вообще его купил? Стоил половину моей зарплаты, а смотрел я его от силы раза три-четыре.

Все с Катей.

Казалось, что она поселилась в моей квартире, как призрак – то смех послышится, то запах, то быстрые шаги на кухне, будто она что-то готовит. То приду с работы и вижу полуобнажённый силуэт на диване – сорвусь с места, моргну – а ее больше нет.

От этого становилось еще больнее – она перестала быть приятно-острой. Я про боль. Нет, теперь она была невыносимой, потому что к ней примешалась ненависть – такая жгучая и сильная, что хотелось крушить все вокруг; разрушать то, что строил годами; убивать людей и уничтожать города – лишь бы немного полегчало.

Не заметил, как оказался в машине. Только что рассматривал вид из окна спальни, а сейчас сжимаю руль, смотря на знакомый двор и подъездную дверь. В окне горит тусклый свет – наверное за ноутбуком сидит.

А если не впустит? Если вообще не откроет? И что я могу сказать ей? Что я должен сказать, чтобы все исправить?

Она смолчала, увидев меня на пороге. Лишь удивленно вскинула бровь и кивнула, мол: «Проходи». В этом вся Катя – не скажет ни слова, а в жестах и мимике будет словно целая книга.

Не ждала. Понял, не ждала.

– Кофе, чай? – спросила сипло, стоя ко мне спиной, пока я усаживался на стул.

– Без разницы, – ответил так же сипло.

Она заварила крепкий черный с щепоткой корицы и поставила передо мной блюдо с печеньем. Садиться не стала, лишь облокотилась о столешницу и уставилась на меня: «Говори».

Немой приказ я не выполнил, молча вытащил зажигалку из кармана и начал крутить ее меж пальцев. Посмотрел на нее – бледная, как полотно.

– Как ты себя чувствуешь?

– Паршиво, – ответила пожав плечами, а потом потянулась к печенью.

Откусила половину и начала медленно жевать, пристально глядя на меня. Проглотила и тут же закатила глаза, быстро вылетая из комнаты.

Удивленно моргнув, я услышал хлопок двери ванной и поднялся на ноги. Приоткрыл дверь, и тут же закрыл ее – Катя обнималась в унитазом. Когда звуки стихли, я расслышал тихое ругательство, снова открыл дверь и вошел в комнату.

– Ты в порядке?

Она подняла в воздух большой палец, а сама прислонилась лбом к крышке.

– Может тебе воды принести?

– Громов, ничего мне не надо, – слабо пропищала.

– Кать?

– Ммм?

– Ты..?

«Ты сделала аборт?»: прозвучало в воздухе. Женские плечи дрогнули, она покачала головой, а затем медленно выпрямилась и отползла к стене. Села, согнув колени и обхватила их руками.

– Не смогла, – сдавленно прошептала, – Вспомнила, как хотела второго ребенка тогда, и не смогла. Правда, тогда меня так не полоскало – я уже не знаю, что мне есть, чтобы не выблевать это обратно, – Катя коротко усмехнулась и тут же нахмурилась, – У меня же даже какие-то вещи остались – купила в тот же день, как тест сделала. Я и имена придумала, – по ее бледному лицу потекли слезы, и она быстро смахнула их, – Знаешь, как хотела мальчика назвать?

Я кивнул, потому что все невысказанные слова, за много-много лет встали в горле, и произнести хоть что-то я не смог бы.