Не отпускай

***

Сразу после Рождества, которое мы впервые отпраздновали вместе, Фрэн выбивает еще неделю отпуска и тащит меня в Монреаль. Он говорит, что мы будем кататься на лыжах с друзьями, а к его маме заедем всего на день другой. Звучит безобидно, но кого он обманывает? Знакомство с семьей — это серьезный шаг. А я все еще балансирую между глупыми сомнением и желанием навсегда связать с ним свою жизнь.

Откуда мне знать, что у нас выйдет, когда мы начнем жить вместе? И что делать с тем, что мы не привыкли быть верными друг другу?

Допустим, мне рядом с ним будет проще простого забыть обо всех мужчинах, но ему — Фрэну — с его неуемным темпераментом, привыкшему к женскому вниманию, восхищению и обожанию, — каково будет ему знать, что отныне и впредь он может спать только со мной? А измены в отношениях я не потерплю. Наверное. Боже правый, я думаю об этом сейчас и понимаю, что до сих пор же терпела. Хотя это не и назовешь изменой, и все же. И тем не менее. Я знала — пока он не со мной, его постель редко бывала пустой.

Монреаль встречает нас морозом и холодным ветром. От аэропорта до города мы едем по заснеженным магистралям, солнце проглядывает сквозь туманную дымку облаков. По дороге нам встречаются спальные районы с милыми и уютными двух-трехэтажными коттеджами, все выглядит очень провинциально, после бешеного ритма Нью-Йорка это оглушает.

Мне страшно. Откровенно страшно, что через каких-то полчаса я встречусь с женщиной, которая родила и воспитала Фрэнсиса Эрно. Надеюсь, она не в курсе наших восьмилетних качелей в отношениях. Пальцы дрожат, словно в похмелье, в горле сухо как в пустыне, а под одеждой я обливаюсь холодным потом. И только мой внушительный актерский опыт помогает скрыть глупое волнение от глаз Фрэнсиса.

Невысокая, темноволосая женщина открывает нам двери, и я не могу поверить, что она и есть та самая Марианна Эрно. Сразу отмечаю — он, вероятно, похож на отца, ведь от мамы ему досталась разве что ямочка на подбородке. Она приветствует нас широкой улыбкой и, конечно, в первую очередь они обнимаются с Фрэнсисом. Боже, я готова заплакать, глядя на то, с какой нежностью он целует Марианну и называет ее “maman”. Когда очередь доходит меня, я уже не так растеряна, как в такси. Протягиваю руку, называю свое имя, улыбаюсь той самой улыбкой, которую Фрэн зовет ангельской. Кажется, я произвела хорошее впечатление, Марианна мерит меня долгим, заинтересованным взглядом, а затем говорит:

— Да ты и впрямь красавица! Франчо, ты уверен, что справишься с ее поклонниками? — у нее хороший английский, но чудовищный акцент.

Я смущаюсь, мы заходим в дом. Пока идем за Марианной по холлу, Фрэнсис быстро бросает мне на ухо:

— С одним же уже справился?

Я беззвучно смеюсь и толкаю его под локоть:

— Франчо? — изгибаю брови в удивлении. Он отмахивается, давая понять, что это долгая история.

К счастью Марианна достаточно деликатна, чтобы не забрасывать нас вопросами о том, как мы встретились и когда планируем пожениться. Я благодарна ей за это. У нее красивые тонкие черты лица, прекрасно сохранившаяся фигура и теплая улыбка. Морщинки вокруг темных глаз нисколько ее не портят, а даже наоборот, придают некой прелести. На ней шелковая белая блуза и черные брюки — французский шарм. Губы чуть тронуты помадой — она готовилась к встрече. Ох, Фрэн, даже мама у тебя идеальная.

К вечеру нас ждет ужин, на который придет и сестра Фрэнсиса. И мне снова не по себе. Порой сестры бывают куда ревнивей матерей. Мои опасения не напрасны, если бы я знала, что меня ждало впереди, сбежала бы оттуда со всех ног, прямо в дикие канадские сугробы. И вместо “Замерзшей в Майами” оказалась бы замерзшей в Монреале. Но пока я лишь испытываю легкое головокружение от странного волнения. Никак не могу взять себя в руки.

До ужина остается пару часов и Марианна, снова проявив тактичность, дает нам возможность передохнуть.

Мы оказываемся наверху, в комнате Фрэна и я почти без сил падаю на широкую кровать. Не перелет изнурил меня. Полтора часа от Нью-Йорка до Монреаля ничто по сравнению с тем стрессом, что я испытываю от ситуации в целом. Все вдруг принимает оборот куда более серьезный, чем я ожидала. Фрэнсису о своих тревогах я не говорю. Зачем портить ему отдых, ведь он буквально светится и очень счастлив, что смог заманить меня сюда. Кажется, я влюблена в самого лучшего мужчину в мире и боюсь не оправдать ожидания.

Отправляю его в душ первым, ссылаясь на то, что мне нужно достать наряд к ужину из чемодана. Когда остаюсь одна, просто откидываюсь на подушку и смотрю в потолок, не в силах поверить, что все это происходит со мной. И с ним. С нами.

Через пару минут на телефон падает сообщение. От Фрэна. Сначала бессознательно улыбаюсь, потом спохватываюсь — он вообще-то в нескольких метрах от меня, что за эсэмэски? Открываю, читаю и моментально забываю обо всем на свете: “иди ко мне, m’amour”.

По коже пробегают теплые мурашки.

Отбросив дурацкие сомнения, выхожу на площадку второго этажа.

Сквозь узкую щель в двери ванной в коридор льется шепот музыки на динамиках телефона. Что-то французское, жизнерадостное, дерзкое. Когда подхожу ближе различаю повторяющееся на высокой ноте “J'Attends” — Жду тебя.

Ха! В этом весь Фрэн — даже в таких мелочах он затейлив. Я пробираюсь внутрь и закрываю дверь на щеколду. От одной мысли, что мы займемся сексом в доме его мамы у меня трясутся коленки. Но отступать поздно, Фрэн уже приоткрыл запотевшую дверцу душевой и с улыбкой дьявола-искусителя глядит на меня. Он эффектно, словно перед невидимой кинокамерой, отклоняется чуть назад, так что сквозь клубы горячего пара становятся видны его умопомрачительно прекрасные плечи, крепкие руки, плоский живот в каплях стекающей воды. Фрэн отрицательно качает головой, не позволяя моему взгляду спускаться ниже.

— Раздевайся, — говорит он, таким тоном, словно мы на съемках каких-нибудь “Оттенков серого”. Но это неожиданно срабатывает: я завожусь с пол-оборота. Не отводя взгляда от его темных глаз, снимаю теплый кардиган, и театральным жестом отбрасываю его в такт мелодии. Слегка улыбаюсь и стягиваю футболку, обувь, а затем и джинсы. Выбраться из джинсов эротично — этому я научилась на съемках, звуки ритмичной музыки дают возможность импровизировать. Фрэн шутливо присвистывает, когда я одной ногой лихо отбрасываю джинсы, упавшие на пол, и остаюсь в нижнем белье. Инстинктивно мне хочется прикрыться, его откровенный раздевающий взгляд смущает. Боже, он сотни раз видел меня без всякой одежды, но я все равно чувствую, как к щекам приливает краска.

— Снимай все, — он беспощаден. Я в нерешительности подхватываю сатиновые бретельки с плеч и уже не так уверенно, как с джинсами, прощаюсь с бюстгальтером. Фрэн одобрительно кивает, на минуту задержав выразительный взгляд на моей обнаженной груди, но затем он почти требовательно изгибает бровь:

— Я же сказал — все! — его голос и взгляд обжигают как солнечные лучи в полдень. Я стою босая на холодном кафеле и плавлюсь изнутри, мелко подрагивая. На миг Фрэнсис выходит из образа, ободряюще усмехнувшись: — Давай же, Хейли! Стяни их, — он кивает на мои трусики, — и беги сюда скорей, у нас осталось всего полчаса!

Это действует безотказно. Да, мне нравится такая игра, она заводит, но хорошо, что Фрэн напомнил, что это всего лишь игра. Прежде чем нырнуть в душевую, я беру его телефон, делаю звук чуть громче и ставлю возбуждающий трек на повтор.