Наивная для мажора

С замиранием сердца я вижу, как парень рассекает толпу, молча оглядывает нас с Александром, замечает грязь на моих штанах после падения, а после мерзко улыбается так, что сводит внутренности.

— Подумаешь, люди зарабатывают чем могут, — обманчиво- добродушно оправдывает меня. — Хоть руками, хоть сами понимаете чем!

Толпа реагирует на злой юмор и истерично заходится гоготом. Едва смех стихает, парень с безумной улыбкой изрекает:

— Санек, если мадемуазель тебе не нужна, отдай мне? Сегодня планируется небольшое мероприятие и нам с ребятами пригодится несколько девочек.

Прежде чем мне удается как-то проанализировать или хотя бы дождаться решения Александра, от страха срывает предохранители. Я больше не думаю ни о чем, инстинкт — выжить любой ценой — берет под контроль тело. Поэтому срываюсь с места с намерением прорваться сквозь толпу и где-нибудь спрятаться, но тут же руку сводит от сильной хватки.

— Куда побежала? — едко шепчет страшный голос. А когда доносится ответ-разрешение Александра, то меня начинает и вовсе колотить от чудовищности сложившейся ситуации.

Я, не помня себя, как в бреду, начинаю вырываться, что-то кричать, отбиваться-драться. Теряю сумку с вещами, роняю на асфальт сотовый телефон. Визжу так, что должны слышать за километры от университета. Надеюсь, что администрация услышит, но в глубине души понимаю, что те не придут на помощь. Побоятся перейти дорогу.

Вероятно со стороны я напоминаю дикое, глупое животное, попавшее в капкан и мечущееся.

Несколько парней-подхалимов поначалу игриво блокируют мои выпады, но постепенно становятся жестче из-за сопротивления. Хватают больнее. В результате непродолжительной борьбы заламывают мне руки, выдирают клок волос. Возможно, нечаянно, потому что я сильно вырывалась, когда была схвачена за волосы.

Хватают за одежду. Из-за небольшой драки вещи трещат по швам, пуговицы на джинсах отлетают, демонстрируя мое нижнее белье.

Тем не менее парни не избивают за непослушание, ведь мы на людях. Ключевое слово «пока». «Пока не избивают». Вот поэтому, должно быть, тащат сопротивляющуюся добычу в направлении парковки.

Прежде чем меня затолкают в машину и настанет личный армагеддон, я перехожу от яростного сопротивления к унизительным мольбам. Сквозь пелену слез обращаюсь взглядом к толпе и молю помочь. Буквально воплю об этом и словами, и глазами. Я встану на колени, только пусть спасут. Как же можно равнодушно наблюдать за болью человека?

Но студенты не торопятся помогать. Более того, поднимают телефоны, снимая на камеру интересное видео.

Перед тем, как меня заталкивают в машину, напоследок вижу равнодушные глаза Александра, снисходительно смотрящие в мою сторону. Почему-то именно его равнодушие сильнее всего ломает, и я чувствую полное эмоциональное опустошение.

Внутри салона в сравнении с улицей оказывается поразительно тихо. Отчетливо звучит щелчок, оповещающий о блокировке дверей. Он как будто подводит черту и подсказывает: ко-нец! Подобно страдающей сомнамбулизмом, совершенно отрешенно от ситуации поворачиваю голову налево. От вида радостного соседа дыхание снова застревает в легких. А в следующую секунду сердце молотом вбивается в ребра, когда парень, признанный самым неадекватным в нашем университете, выгибает уголок губ в предвкушающий улыбке и с огромным энтузиазмом объявляет:

— Поиграй со мной, детка?