Мотив омелы

Джонатан бросает на своего друга убийственный взгляд, в то время как мы с Элаем здороваемся, обнимаясь. Прежде чем я успеваю разобраться, что именно происходит, Джун тоже обнимает меня.

— Магазин выглядит великолепно, — говорит она.

— Спасибо, — шепчу я, обнимая её в ответ. — Эм. Итак, — я прочищаю горло, когда мы отстраняемся, и показываю большим пальцем через плечо. — Не расчленяй его, но это Джонатан Фрост. Джонатан, это моя дорогая подруга Джун Ли.

Джун медленно поднимает на него взгляд, и это настоящее путешествие, учитывая, что в хороший день Джун ростом где-то 157 см, а Джонатан выше её на тридцать с лишним сантиметров. Она бросает на него бесстрастный взгляд, поджав губы.

— Хм, — говорит она.

— У нас перемирие, — говорю я ей уголком рта. — Помнишь?

Элай вздыхает.

— Джун. Будь паинькой. Праздники же.

— Какой вздор, — бормочет она.

Джонатан выгибает бровь.

— Это моя реплика.

Губы Джун подёргиваются. Она сдерживает улыбку.

— Лишь бы ты обращался с ней как с королевой, — бормочет она, протягивая руку.

Джонатан берёт её и крепко пожимает.

— Стараюсь изо всех сил.

— Он был настоящим сокровищем, — говорю я ей. — Он принёс мне печенье и водичку.

Джун кивает.

— Я одобряю. Она забывает заботиться о себе.

— Видишь? — говорит мне Джонатан раздражающе торжествующим тоном.

— Эй, — я перевожу взгляд между ними. — Иногда я увлекаюсь. Я не забываю заботиться о себе.

— А как тогда назвать то, что ты не ешь шесть часов подряд, Габриэлла? — Джонатан складывает руки на груди. — Мм?

— Поверь мне, — говорит Элай. — Мы знаем об этом всё.

— Так, всё, — я спрыгиваю с табурета и запихиваю в рот остатки печенья. — Хватит этого вашего флэшмоба «Сговоримся против Габби». Я забираю Джун на экскурсию по магазину.

Элай надувает губы.

— А как же я?

Я игриво пихаю его плечо.

— Ты уже видел всё на автограф-сессии. Иди поброди со своим милым. О, и Фрост.

Джонатан пристально наблюдает за мной.

— Ди Натале.

— Даже не пытайся украсть мои продажи. Пробей их по-честному, обещаешь?

Его губы приподнимаются в легчайшем подобии улыбки.

— Слово скаута, Габриэлла.

— Вот и хорошо, — таща Джун за собой по коридору, я выволакиваю её наружу, в переулок, и захлопываю за нами дверь.

Джун хмурится.

— Я думала, у меня экскурсия.

— Я паникую.

Её глаза распахиваются шире.

— Хорошо, — медленно произносит она. — Из-за чего?

— Из-за Джонатана. И Мистера Реддита. Это как… мой мозг — гигантский узел перепутанных рождественских гирлянд, и я не могу сказать, что для кого зажигается, и я чувствую себя виноватой, потому что как будто предаю Мистера Реддита, и я боюсь насчёт Джонатана, потому что всё это так ново — дружить с ним, но почему-то это совсем не кажется новым, и я странно счастлива рядом с ним и…

— Ого, — Джун кладёт руки мне на плечи и сжимает. — Глубокий вдох, Габби.

Я втягиваю воздух.

— И выдох, — спокойно говорит она.

Я выдыхаю.

— Хорошо. А теперь, — она рывком открывает дверь и втаскивает меня обратно внутрь. — Там холодно, как в яйцах у Сатаны. Пойдем поищем кладовку, чтобы поговорить.

— Но в аду жарко.

— Согласно Данте, нет, — бормочет Джун, ведя меня впереди себя. — Найди кладовку, ладно? В ад по Данте Сатана замёрз по пояс, его крылья яростно бьются, но, по иронии судьбы, это только удерживает озеро замёрзшим. Самый внутренний круг ада — это самосаботаж… и яйца, которые представляют собой глыбы льда.

— Ух ты. Я забыла об этом, — я открываю дверцу кладовки, где мы храним принадлежности для уборки, и плюхаюсь на коробку с промышленным чистящим средством. Джун следует за мной и закрывает дверь.

— Кстати, о самосаботаже, — говорит она, поворачиваясь ко мне. — Сядь.

Я сажусь.

— Я окружена властными командирами.

— Кто-то же должен уравновешивать Элая, — говорит она, убирая вещи с коробки с туалетной бумагой, чтобы ей было, на что сесть. — Он слишком сюсюкается. Послушай, — Джун наклоняется, упираясь локтями в колени. — Тебе нужно сделать перерыв. Ты надрываешься на работе, пытаясь спасти это место. Это твой последний день перед праздниками, ты подавлена и проводишь день, коря себя за парня, которого никогда не встречала в реальной жизни, и за парня, которого ненавидела почти год и с которым только-только начала вести себя вежливо. Ты им ничего не должна, Габби.

— Если этот мистер Фрост, который на самом деле присматривает за тобой и делает тебя счастливой, в конечном итоге станет твоим мужчиной, значит, так и должно было быть, а Мистер Реддит был тем, кто подходил тебе в прошлом, но теперь уже не подходит, и это нормально. Если, встретившись с Мистером Реддитом лично, ты поймёшь, что, несмотря на тесную связь с твоим коллегой за последние двенадцать месяцев, связь, которую вы с мистером Реддитом установили во время ночных чатов, стала чем-то гораздо более глубоким, значит, тебе суждено было это понять, и это нормально. Или же они оба окажутся засранцами, которых мне придётся побить, и я это сделаю, и это тоже будет нормально.

— Джун. Никакого рукоприкладства.

— Ладно, — ворчит она. — Но только потому, что сейчас праздники, — её глаза всматриваются в мои. — Я хочу сказать, что ты чертовски строга к себе.

— Но в этом нет никакого смысла! — я стону и тру лицо. — Всё так запутано, и я эмоциональна, и…

— Эй, — Джун обнимает меня, и первые слёзы текут по моим щекам. — Давай просто не будем забегать вперёд, хорошо? Ты со всем отлично справляешься.

Я отстраняюсь и вытираю глаза.

— Ты думаешь?

— Я знаю. Ты должна по-настоящему гордиться тем, что ты там сделала. Это великолепно. Здесь много народу. Ты вложила в это место всю душу, Габби, и это заметно. Так что давай отпразднуем это. Сегодня сосредоточься на своих невероятных профессиональных достижениях здесь. Через три дня мы разберёмся с Мистером Реддитом. После этого мы будем иметь дело с высоким, темноволосым и угрюмым. А теперь… — встав, она поправляет надетую на ней чёрную шапочку, которая почти сливается с её соболиными локонами. — Пришло время устроить мне настоящую экскурсию.

Мы с Джун выскальзываем из кладовки в книжный магазин, и моё сердце подпрыгивает от радости. После нескольких часов погружения в рутинную работу я смотрю на это место свежим взглядом — мерцающие огни и яркие елочные игрушки, сверкающие украшения, полированная древесина и ряды разноцветных гирлянд. Посетители потягивают горячие напитки из чашек, дети и взрослые мастерят поделки, джазовое трио с небольшой группой посетителей танцует у дверей. Всё, как я надеялась.

Затем я бросаю взгляд на Элая и Люка, которые стоят рядом с Джонатаном у кассы и разговаривают с четой Бейли. Это за гранью того, что я могла себе представить, но это так правильно — всё это, все мы вместе.

Миссис Бейли ловит мой взгляд и подмигивает. Я улыбаюсь ей, прежде чем отправиться с Джун в большую экскурсию.

На каждом шагу я чувствую на себе взгляд Джонатана. Когда я приветствую новых клиентов или отвечаю на вопросы других. Когда я отрываюсь от Джун достаточно надолго, чтобы приподняться на цыпочки и потянуться к своему любимому праздничному роману, потому что это как раз то, что нужно данному клиенту. К тому времени, как мы возвращаемся к кассе, когда Джун, наконец, видит всё это, моё сердце летит, сворачивая за поворот к неизвестности, после чего взмывает в воздух и кружится, кружится…

Я поднимаю взгляд, зная, что встречусь с ним взглядом, и я смотрю ему в глаза, когда моё сердце замирает в безопасности. Вот что это такое — быть пойманной во взгляде Джонатана, чувствовать, как он удерживает визуальный контакт, тепло и уверенно: это подарок.

Подарок, который, боюсь, мне не удастся сохранить.

Глава 12

Плейлист: Birdy — Have Yourself a Merry Little Christmas

— Мисс Ди Натале, — Джонатан закрывает за собой заднюю дверь после своего последнего похода к мусорному контейнеру и запирает её на ночь.

Я плюхаюсь в одно из кресел перед камином и, кряхтя, снимаю ботинки.

— Мистер Фрост.

Направляясь ко мне, Джонатан отдирает бейдж-наклейку с именем, который я несколько часов назад прилепила ему между лопаток, и держит его большим и указательным пальцами.

— Как долго я ходил с бейджем на груди, гласящим «Мистер Фрост», и со вторым бейджем на спине, гласящим… — он выдерживает драматичную паузу. — «на самом деле, меня зовут Мистер Гринч»?

Я прикусываю губу.

— Это случилось… после того, как ты переманил у меня ту пару, когда я собиралась продать им серию романов в одном издании…

— Я не переманивал, — он комкает бейдж-наклейку, бросает её в корзину для мусора, даже не посмотрев, как она приземлится, как будто он так уверен, что она попадёт— что, к сожалению, так и происходит — затем со стоном опускается на стул напротив меня. — Я перенаправил. Ты совершила свою продажу, затем я совершил свою. Они купили серию любовных романов…

— И половину всей библиографии Стивена Кинга.

Джонатан вздыхает, вытягивает свои длинные ноги и скрещивает их в лодыжках. Его голова откидывается на спинку стула, обнажая длинную линию шеи и выступающий кадык. Он выглядит великолепно. А ещё так, будто он надрывался, чтобы воплотить в реальность мою идею о большой субботней распродаже.

Это заставляет меня чувствовать себя немного виноватой за свой инфантильный поступок.

— Извини за шутку с бейджиком.

Его глаза остаются закрытыми.

— Всё в порядке. Несколько часов назад я тоже пришлёпнул тебе бейджик на спину.

Я ахаю.

— Что? — нащупывая бейджик, я сначала тянусь через плечо сверху, затем снизу. Он в том самом месте, до которого я не могу дотянуться. — Я не могу достать.

Его губы изгибаются в очередной вымученной улыбке. Он открывает один глаз и смотрит в мою сторону.

— В этом и прикол, Ди Натале.

— Сними его, вредина, — я пересекаю небольшое пространство между нашими креслами и поворачиваюсь спиной.

Тишина затягивается так надолго, что я оглядываюсь через плечо. Джонатан смотрит на меня снизу вверх, свет пламени озаряет его лицо, делая глаза тёмными.

Он медленно выпрямляется на кресле, раздвигая ноги, и обхватывает меня ими. Затем кладёт руки мне на бёдра и притягивает меня к себе. Одна рука остается на моей талии, в то время как другая медленно снимает бейджик со спины. А потом он откидывается на спинку кресла и сминает бейджик в комочек.

— Нечестно! — кричу я, дёргая его за руку. Джонатан дёргает в ответ.

От этого я падаю к нему на колени. Он резко выдыхает, приняв на себя удар.

— Боже, женщина, — стонет он. — Ты только что раздавила мою печень.

— Извини, — без энтузиазма бормочу я, высвобождая из его руки скомканную наклейку-бейджик и осторожно разворачивая её. Задний слой уже не очень липкий после долгого дня, проведённого на моём пушистом платье-свитере, так что после нескольких осторожных манипуляций бейджик помятый, но расправленный, и на нём написано: «Недоступна Под Омелой».