Молот Златы

- Ты что на меня орешь? А ну-ка заткни-и-ись! – внезапно выдирается из моего воспаленного горла крик. – Я люблю его и всегда буду любить, понял? Ты знаешь, что это такое любить? Знаешь? Против воли пойдешь на такое, что и не снилось. И я ему тоже нужна, ясно тебе? – пока ору, понимаю, что упустила в словах брата еще момент и когда осознаю, то этот факт уничтожает меня. – Подожди… как отмудохал. Зачем, Рэм?

- Затем, - огрызается брат и зажимает голову руками. – Я не смирюсь, знай это.

- Рома, Ромочка, родной. Я люблю его, понимаешь. Я не могу без него, слышишь ты меня? Ро-о-ом, я счастлива с ним. Рома-а-а!

Брат никогда не выносил моих жалостных причитаний и слез. Вот и сейчас он, забыв гнев и наплевав на обиду, срывается с места и крепко обняв, прижимает, гладит по голове и баюкает. Хватает на руки и тащит на небольшой диван. Качает меня, словно я маленький и непослушный нашкодивший ребенок. А я все еще подвываю и скулю, как жалкий щенок, но вдыхая родной запах, постепенно успокаиваюсь и в конце концов замолкаю.

- Поговорим позже, ок? – глухо говорит и тяжело вздыхает. -Успокаивайся. И прости меня, ладно. Перегнул.

- Хорошо, - отстраняюсь и нашарив рукой бумажное полотенце, вытираю лицо.

Наше откровение прерывает шумный топот. В дом врываются бледные и растрепанные родители. Увидев Рэма, набрасываются на него и затискивают. Мама, обхватив ладонями лицо Рэмчика, целует без остановки. Папка крепко обнимает, а брат, дурачась, приподнимает его от пола на добрых полметра. И вроде бы все радуются, но это перемежается с жутким беспокойством, которое висит в воздухе. Уловив паузу, папа произносит следующее.

- Ребят, нам надо ехать, позже поговорим. Иван в больнице, что с ним не знаю, но говорят ЧМТ. Едем. Надо все выяснить. Ром, помоги сестре.

Только руки брата удерживают меня от того, чтобы не грохнуться на пол.

29

- Ну, Вань у тебя и башка! – восхищается тренер, сидя на табуретке у моей больничной койки. – Хоть чем лупезди, никогда не развалится.

Какого я здесь делаю мне непонятно, чувствую-то себя относительно нормально. Так побаливает немного, но в принципе неплохо все.

- Да нормально все. Че, пересрал? – подкалываю его, чтобы сгладить весь этот больничный фон. – Думал конец? На лапшу ехать? – Федя странно косится, но игнорирует мое дебильное высказывание. М-да, с лапшой загнул, хотя что такого-то. – Федь, а как ты около моего дома оказался?

- Через дворы пробку объезжал. Давно у матери не был, решил навестить. Смотрю, тачка твоя стоит, а ты рядом валяешься. Ну, я думаю, че там… помер-нет, подошел, попинал, вроде дышишь. Я тебя за ноги взял, протащил немного по земле, кое-как в свою машину запхнул. Дверь хлопаю, не закрывается. Я раза три еще как дал, а там голова твоя висит. Вот думаю, блядь-то. Все поправил и повез. Ну, хуле ты вылупился? Обосрался, конечно!

- Я понял. Спасибо. Узнал, что со Златой? Я просил. Блядь, когда мне телефон вернут? Почему вещей нет в тумбочке?

Едва придя в разум, начал беспокоиться о малышке. Федя узнал, конечно, но это случилось только утром. А до этого времени потрясывало не по-детски.

- Лежи, никаких телефонов. Жди, когда разрешат.

Яровицын злится и я затыкаюсь. Откидываюсь на подушку и туплю в потолок. Все-таки голова болит, приложили будь здоров. Смешного мало, конечно. В себя пришел только в больнице, благо живу недалеко. Мать с отцом дом купили там же, где и Шаховы, а я в городе тусуюсь. Тренироваться ближе, да и вообще. Отдельно есть отдельно, все не на глазах же родителей вытворять. Ну и приобрел сам, батю не просил помогать. Подкопил бабок за выигрыши и вложился. Нормально, меня устраивает. Не огромная хата, но места хватает.

Тонкий скрип деревянной двери прерывает наше двухминутное молчание. В проеме показывается Любовь Ивановна. Это чудо-женщина работает в самой простой горбольнице, где я сейчас нахожусь. Богиня, а не тетка. Всю нашу спортивку лечит. Пацаны идут к ней с любой беспокоящей херней. Даже если не по ее профилю, всегда отведет куда надо, и все сделают. Властная, жесткая и нетерпящая возражений, ей наплевать, что нам давно не пятнадцать. Короче, я иной раз, ее больше разъяренного зверя ссу. Ну вот так, что теперь. От нее сейчас моя судьба зависит.

Федя вскакивает и выдергивая из-под себя стул, отдает его доктору.

- Ох, Федь, спасибо, - тяжело опускаясь, кряхтит моя судьба в белом халате. – Фу-х, умаялась я с вами. Болит? Знаю, болит. Лежать! – прикрикивает, я тут же оседаю. – Куда собрался? Подушку ему подоткни, Федь. Вот так, угу, хорошо.

Дожидаюсь, пока Любовь Ивановна разложит свою медицинскую лабуду и начнет говорить. Да хоть бы пронесло! Волнение одолевает сильнее, начинает подкатывать тошнота. Слишком грозная моя докторша. Она хмурится и еще немного повозившись, складывает руки на своем животе. Сглатываю горькую слюну, когда вижу, как распинает меня жестким взглядом, Горгоной из-под очков сверкает.

- Это… Че там? – сипло спрашиваю.

Я волнуюсь, признаю это и не в силах никак повлиять на этот процесс. Зассал, как пиздюльва на первой разборке. Не дай Бог что, и каюк делу всей моей жизни. Я не могу пропустить Билатор. Не могу! Шел туда все это время: когда подыхал в секции на тренях, когда бои выигрывал, когда занимался на грани отключки. Я даже сейчас не пытаюсь думать, кто огрел меня по голове, только один вердикт с замиранием жду – можно или нет продолжать готовиться, остальное потом.

- Там, Иван, ушиб. Ясно? – чеканит она. – Выйдешь отсюда, пойди и свечку в церковь поставь, что тот мудак криворуким оказался. Ну и здоровью своему поклонись, кости у тебя как цемент. Лечение я расписала, нагрузки тоже. Все от тебя зависеть будет. Сегодня остаешься здесь, я тебя еще понаблюдаю. Слушать будешь, через неделю можно приступать, но по нарастающей. Федя, - оборачивается на него – через неделю, а сейчас мальчика в покое оставь. Ему надо лежать, спать и правильно питаться. Я понятно объясняю? В глаза смотри, - дергает тренера – в глаза! Понял?

Хотя побаливает голова и ощущения не айс, не могу отказать себе в удовольствии конем ржануть над Яровициным. Взъерошенный медведь в период незапланированного пробуждения, вот кто он сейчас, а если сверху смятения сыпануть, то получится намученный коктейль, который сейчас наблюдаю. Не зря Любовь Ивановна распинается, знает, что нарушить ее рекомендации нам, как два пальца об асфальт.

- Я понял, теть Люб, в смысле Любовь Ивановна. Понял.

- Да ладно уж, - машет она рукой. – К матери, когда поедешь, я ей там приготовила кое-что. Лекарства те, помнишь? Зайди тогда. Так… Величанский, тебе делать то, что сказала. Вань, отнесись серьезно. Тебе мордобой твой нужен? – утвердительно киваю. – Выполняй тогда. Приду со снимком вечером, объясню кое-что. Федя, - вновь обращается в сторону тренера – с полицией что решили?

- Если осмотр закончен, может в ординаторской побеседуем, не против?

- Да? Ну хорошо. Вань, ты лежи. Вечером приду. Сейчас скажу, тебе капельницу поставят. Идем, Феденька, поговорим, - кивает она тренеру.

Яровицын подхватывает ее за локоть, и они скрываются за дверью. Надеюсь, что у Феди все получится. Полисменов замешивать никак нельзя, иначе такое начнется, врагу не пожелаешь. Принимала меня доктор сама, поэтому надеюсь, что в доках будет все как надо. Как только они скрываются из вида, приподнимаюсь на кровати. Браваде стопе! Хорош уже. Больно, сука. Хотя кому как ни мне привыкать к этому ощущению, но сегодня и правда швах. Не тотально жжет, но конкретно по спине осколками обсыпает.

Осторожно верчу головой, слушаю свое тело. Подкруживает, но все же терпимо. Трогаю руками пластыри на затылке, налепили хренову гору. Пару секунд сижу, а потом пробую круговые плечами. Тут же пронзает какая-то острая стрела, которая заставляет замереть. Надо и правда тройку дней подождать, чтобы не усугубить, а тут доктор на ноги поставит в довесок, поэтому пока торможусь.

Сука, найду зашибу. Тварь конченая. Вот и попросили закурить. Покурили, твою мать. И ведь ни сном, ни духом стоял. Чуйка отказала на хрен в конец, даже не напрягся. Ну собственно за этот и поплатился. Ладно, разрулим.

Надо встать, дойти до туалета, а потом выдрать у Церберов телефон. Я подыхаю без малышки. Мне просто голос услышать и все. Просто послушать, как она, все ли в порядке. Федя пробил, но это не то, я сам хочу. Маленькая моя, девочка нежная. Богиня поцелуйная, эротичная дива. Главное, чтобы беситься не начала и развивать бурную деятельность. Не сомневаюсь, что всех тут на уши поставит, хотя с доктором тягаться трудно будет, Любовь Ивановна наша - скала недвижимая, но и Злата моя ураган.

Даже мысли о ней теплом окатывают, греют, как яркий огонь. Не знал, что любить так смогу, не подозревал даже. Думал, что сердце мхом поросло, а оказывается нет, содрала его, развеяла по ветру. И только благодаря Злате бьется оно как подорванное, замирает и вновь запускается.

Телефон! Мне надо срочно.

Осторожно поднимаюсь с кровати и несколько секунд стою, вроде не вьюжит. Потихоньку иду в туалет сам, даже за стены не держусь, а значит нормально все. А голова болит, ну понятно же, наверное, еще и рассечение сильное. Делаю свои дела и возвращаюсь. И как только собираюсь покинуть палату, чтобы отправиться на поиски трубы, слышу скрипучий звук дверей. Батя, наверное, больше некому. Хотя они должны позже приехать, оговаривали же через Любовь Ивановну. Мать, конечно, летела раненой птицей, но доктор запретила. Если честно, то я сам попросил, потому что хотел знать полную картину в отношении себя, да и в принципе, выглядеть надо посвежее. Зачем мам Лялю расстраивать, она и так батю до сих пор грызет, что мой спортивный выбор поддержал.

Но.

В распахнутом проеме - Злата. Невольно отмечаю ее сильную бледность и черные круги под глазами. Она стоит в дверях, упираясь по обе стороны в притолоки. Смотрит неотрывно, словно я умер и воскрес тут же. Такое шпарит взглядом, что не передать вербально, только сердцем принять возможно посыл и простучать его. Она отрывисто вдыхает и кусает распухшие губы. Жгучее чувство льется мне прямо за ребра и охватывает все тело. Этого я и боялся больше всего, то есть того, что из-за меня именно так убиваться станет. До момента не воспринимал, потому что не подпускал близко, а теперь мы неразделимы. И вся ее боль моя теперь.

- Ваня, - хрипит она. – Что с тобой? Тебя убить хотели?

- Нет, - ей-богу, все что могу сказать.

Я смотрю на нее. Не могу оторваться. Трещит тело, поры, наполненные голыми эмоциями, пробулькивают и взрываются. Она такая красивая, даже растрепанная и встревоженная, нет лучше ее на свете никого и не будет.

- Нет? А заклеили что на голове? Вряд ли неудачную стрижку, да?

- Так и будешь стоять? – перевожу разговор. – Может обнимешь? Я тебя почти сутки не видел.

Злата отрывается от двери и идет ко мне. Я считаю каждый шаг, ведущий к сближению. Время словно растягивается и замедляет свой бег. Как такое может быть, но я как в клейком тумане существую. Она нетвердо ступает, но раскидывает руки и добравшись, обнимает и осторожно прижимается. Переживает, глупышка. Сграбастываю, притягиваю к себе ближе, очумело вдыхаю ее божественный запах. Дрожит в моих руках, теряется немного. А я не ощущаю ничего, кроме нашего мира. Да мне и мира с ней мало, всей Галактики не хватит на мое желание обладать ей.