Жалкая

35. ЭВЕЛИН

Я стояла в коттедже около двух минут, глядя на то место, где был Брейден, прежде чем он выбежал. А потом я сорвалась с места и побежала за ним, готовая потребовать, чтобы он посмотрел мне в лицо и рассказал о своих чувствах. Потому что он не имеет права так поступать. Он не имеет права заставлять меня чувствовать так сильно, а потом просто уходить, как будто Зик важнее меня.

Выходя из парадной двери, я сталкиваюсь с Дороти. Она что-то говорит, но если я заговорю с ней, то убью её, и я хочу, чтобы это было больно, поэтому я отпихиваю её в сторону и пробегаю мимо, надеясь, что ещё не слишком поздно, чтобы поймать Брейдена.

Когда я возвращаюсь в поместье, я вижу его в машине, готовящегося к отъезду. У меня защемило в груди, потому что если он разговаривал с Зиком, то зачем ему уезжать? Поэтому я прыгаю в свой Range Rover и следую за ним, потому что я собираюсь заставить его встретиться со мной лицом к лицу, хочет он этого или нет.

Он едет по соседним улицам, пока мы не попадаем в центр города, затем едет дальше, и в конце концов я понимаю, что он направляется в сторону Кинлэнд Хайтс.

Неужели он живет здесь?

Когда он заезжает в мотель, я объезжаю его с другой стороны, паркуюсь достаточно далеко, чтобы он не увидел. Меня передергивает от того, что я не знаю, зачем он здесь, но я не хочу торопиться и требовать ответов. Я просто хочу посидеть и посмотреть, что, черт возьми, он сделает.

Оказывается, он ничего не делает.

Он сидит. И сидит. И сидит.

Чем дольше он сидит, тем больше беспокойства поднимается в моей груди, потому что нет никакой веской причины, почему кто-то должен находиться в самой опасной части Кинлэнда и вести себя как тень.

На улице темнеет, и мои глаза начинают опускаться, усталость пробивается сквозь мои кости. Но вот, наконец, он выходит из машины. Я вздрагиваю, мое сердце замирает, когда по венам течет кровь тревоги.

Я хватаю свой пистолет из бардачка, когда вижу, как он скрывается за углом здания, и снова следую за ним, стараясь идти медленно и легко, чтобы мои шаги не раздавались в темноте ночи.

Прокравшись вдоль дверей мотеля, я упираюсь в край стены и заглядываю за угол.

Он стоит у последней двери, стучит три раза и проводит рукой по своим вьющимся каштановым волосам.

Он с кем-то встречается? Если он встречается с проституткой, думаю, меня стошнит.

Кто-то отвечает, и я чувствую легкий вздох облегчения, когда слышу мужской голос. Брейден обнимает его одной рукой, а затем они оба исчезают в комнате. Я бегу за угол, пытаясь поймать дверь, прежде чем она закроется, но в этом нет необходимости, потому что табличка Не беспокоить, висящая на ручке, застряла между щелями, и мне легко удается немного приоткрыть её. Достаточно, чтобы заглянуть внутрь.

Мои глаза сканируют то, что я могу увидеть со своей ограниченной точки обзора, и я вижу Брейдена и другого мужчину, который стоит за импровизированным столом, перед ним чашки с кофе и компьютеры с двойным наблюдением. На столе лежит пистолет, и оба они ведут себя непринужденно, разговаривают, как старые друзья.

Они определенно знают друг друга.

Я прищуриваю глаза, глядя на незнакомца, пытаясь определить его местонахождение. Он выглядит таким знакомым, и от этого у меня по позвоночнику пробегает дрожь, что-то толкает мой мозг, побуждая меня просто подумать. И тут меня осеняет.

Та ночь в баре, все эти месяцы назад.

«Сегодня я получил новую работу, из-за которой мне придётся уехать из города. Мы празднуем в последний раз.»

Работа. Ладно… может быть, они просто друзья, которые встретились пообщаться.

— Гален хочет поговорить с Зиком, — говорит незнакомец.

Брейден смеется.

— Удачи. С Зиком всё кончено. Это чудо, что этот ублюдок ещё не сдал меня.

Мой лоб морщится, что-то тяжелое протаскивает свой заостренный кончик через мою грудь.

— Я больше не могу, блять, делать это, — продолжает Брейден, его голос низкий и измученный.

Его друг смотрит на Брейдена темными глазами, положив руки на бедра. Он надувает щеки и качает головой.

— Ник…

Это имя — удар в грудь, дыхание с силой вырывается из легких. Ник.

Моя голова вращается вокруг своей оси, когда я воспроизвожу каждый момент, который мы провели вместе, разрывая воспоминания на части и рассматривая их под разными углами.

Мои глаза возвращаются к Брейдену-Нику, и я смотрю, как он расхаживает взад-вперед перед столом.

То, как он ведет себя сейчас, отличается от того, как он говорит, его имя отличается, всё в нем отличается, и мне приходится поднести тыльную сторону ладони ко рту, чтобы меня не стошнило.

Правда бьется о мою кожу, распарывая меня и погружаясь в мои кости. Это знакомое чувство, но я никогда не ощущала его так глубоко.

Мне так надоело, что люди используют меня. Лгут мне. И с меня хватит, потому что мне больше нечего дать. Моё зрение затуманивается.

Я крепко сжимаю свой Eagle, встаю, колени хрустят, и я пинком открываю дверь так, что она ударяется о стену, а потом возвращается назад. Я ловлю её плечом, когда вхожу в комнату.

Оба они достают своё оружие и поворачиваются ко мне.

Я хихикаю, глядя на них, понимая, что, кроме того случая, когда он мучил меня моим собственным пистолетом, я впервые вижу Брейдена с оружием в руках. Его форма безупречна. Как будто его тренировали до совершенства.

Его глаза расширяются, руки тут же опускаются по бокам, а оружие падает на пол.

— Эвелин.

Мой взгляд переходит на пистолет и обратно на него, и я дергаю подбородком.

— Тебе, наверное, стоит поднять его обратно. Стреляй в меня сейчас, так у тебя будет больше шансов.

Его рот раскрывается, и он делает шаг вперед.

Мои пальцы крепко сжимают мой Eagle, мой взгляд переходит на мужчину позади него.

— Кажется, нас не представили, — говорю я, мой голос напряжен.

Он щурит свои глаза.

— О, я знаю о тебе всё, Эвелин Уэстерли.

Мои ноздри раздуваются, острые зубцы предательства сжимаются вокруг моей середины.

Брейден оборачивается и видит его.

— Мужик, опусти пистолет, Господи.

— Ник, я…

Брейден замирает, и все во мне становится ледяным от этого имени, хотя я уже слышала, как оно было произнесено.

Я качаю головой, а Ник выставляет руки перед собой, как будто приближается к хищнику.

— Эвелин, я могу объяснить.

— Я не хочу слушать твои объяснения, — шиплю я.

Мое зрение затуманивается от слёз, и я стискиваю зубы, качая головой, так чертовски злясь, что показываю всё, что он заставляет меня чувствовать.

— Эвелин, — спокойно говорит его друг. — Брось оружие.

— Сет, — огрызается Ник. — Заткнись, блять. Я сам разберусь с этим.

Я выдыхаю смех. Он сам разберется с этим. Моя грудь горит, и тут меня осеняет что-то ещё, формулировка слов бьет меня как кинжал прямо в сердце.

У меня перехватывает дыхание, и я зажмуриваю глаза, пытаясь сохранить концентрацию, чтобы не потерять её полностью. Я делаю паузу и глубоко дышу, чтобы заземлить себя. Когда я снова открываю веки, мой взгляд встречается с его обеспокоенными зелеными глазами.

Но они не оказывают на меня такого же эффекта, как раньше.

Мои руки дрожат так сильно, что пистолет трясется в моей руке.

— Ты коп?

Его лицо дергается, рот открывается, но затем он снова закрывает его, его голова качается, когда он делает шаг ко мне.

Я отступаю назад, поднимая ствол выше.

— Сделай ещё шаг, и, клянусь Богом, Брейден, я опустошу всю обойму в твой лживый рот.

Он сглатывает, его глаза становятся стеклянными. Но он больше не двигается.

— Эвелин.

— Не надо, — мои зубы болят от того, как крепко я их сжимаю. — Просто… скажи мне гребаную правду хоть раз в жизни.

Мой тон повышается с каждым словом.

Он поджимает губы, его ноздри раздуваются, а подбородок поднимается, когда он смотрит на меня блестящими глазами.

— Я федеральный агент.

Было бы не так больно, если бы он выстрелил в меня.

Мои глаза закрываются, лицо поворачивается в сторону, горячие отвратительные слезы текут по моим щекам, как осязаемая боль в сердце.

— Пожалуйста, — его голос надрывается. — Пожалуйста, красавица… позволь мне всё объяснить.

Я дышу через нос, пытаясь сосчитать от десяти, но цифры не приходят. Всё, что приходит — это гнев.

Медленно, я открываю глаза и выпрямляю позвоночник, позволяя соленой влаге стекать с моего подбородка на землю.

Я перевожу взгляд с него на его партнера.

После этого всё происходит как в замедленной съемке. Брейден-Ник опускается и поднимает своё оружие, его руки так же тверды, как и его пустая грудь.

— Не делай этого, Эвелин, — говорит он, поднимая пистолет.

— Ты выстрелишь в меня? — ещё одна предательская слеза падает на пол.

Его челюсть сжимается, но он не двигается с места.

— Я не позволю тебе убить его.

— Значит, всё так теперь? — уголок моего рта приподнимается.

Он делает шаг в сторону, загораживая Сета.

— Да, красавица. Всё так.

Мой палец ложится на спусковой крючок, и я делаю шаг к нему, пока конец ствола не упирается прямо ему в грудь. Он опускает руки, словно принимая смерть, если я решу её дать.

— Брось оружие! — кричит его друг. — Я не собираюсь повторять дважды.

Но я игнорирую его, поворачиваю шею и смотрю в глаза, которых никогда не знала.

— Ты позволишь ему убить меня? — шепчу я.

Он смотрит на меня сверху вниз, его адамово яблоко покачивается при глотании.

Его молчание — это весь ответ, который мне нужен.

— Тогда сделай это.

Я разворачиваюсь и ухожу, мое сердце в горле, половина меня желает, чтобы он закончил работу сейчас и выстрелил мне в спину. Но ничего не происходит. И я ухожу, тяжелое оцепенение опускается на место, как занавес, ограждая меня от всего, кроме темноты.