Близнецы-тираны

Затем мой взгляд блуждает по Кензи, моей маленькой девочке, зенице ока ее папочки. Кейд питает слабость к нашей дочери, всегда питал. Он несет ее на плечах и позволяет ей теребить его за волосы. Он прощает ей всё. Но я никогда не была близка с Кензи. Она отстраняется, когда я обнимаю ее, и не хочет проводить со мной время, пока Кейд практически не попросит ее об этом. Это могла быть и Кензи.

Я трясу головой, чтобы избавиться от мрачных мыслей. После всего, что случилось с Паркером, меня преследуют мысли об этом плохом яблоке, и как только одно может испортить всю эту кучу, если мои страхи сбудутся, все мои дети могут оказаться такими же чудовищами, каким был Паркер.

— Дорогая? — Я подпрыгиваю, когда Кейд обнимает меня, посылая ему извиняющуюся улыбку. — Ты в порядке?

— Я в порядке. — Я пренебрежительно качаю головой. — Извини… Просто снова погрузилась в свои мысли.

Кейд отводит меня в сторону, оставляя детей играть с Налой, нашим щенком.

— Ты уверена, что с тобой все в порядке? Ты сегодня кажешься такой отстраненной, Бабочка.

— Я в порядке, — настаиваю я, немного раздражаясь, что он не отпускает это.

Но когда я поднимаю глаза на своего мужа, я ищу его взгляд, пытаясь найти ответы, которые мне так отчаянно нужно услышать. Я хочу попросить его успокоить меня. Умолять его сказать мне, что все будет хорошо, и все последние следы тьмы были стерты из нашей жизни, когда Паркер исчез в той гавайской бездне.

Но я боюсь, что если я спрошу, Кейд признает, что у него те же страхи, что и у меня.

В эту ночь, когда я готовлюсь ко сну, я замечаю, что мои пальцы все еще дрожат. Я держу пальцем подвеску в виде бабочки, висящую у меня между грудей. Я ношу его каждый день, никогда не снимая. Это напоминание обо всем, через что прошли мы с моей семьей, и я никогда не хочу быть без неё.

Кейд входит в нашу спальню, улыбаясь мне.

— У меня для тебя сюрприз. — Он закрывает дверь и встает позади меня, его сильные руки лежат на моих плечах. — Я думаю, тебе это может понравиться.

— В чем дело? — Спрашиваю я.

Мне нравится, что он продолжает удивлять меня. Он помнит, как сильно я люблю это предвкушение, чувство, накапливающееся прямо перед тем, как он откроет, что это такое. Он не отвечает. В ответ на мои слова он просто ухмыляется нашему отражению в зеркале на моем туалетном столике, играя с прядями моих волос, выбившимися из неаккуратного темного пучка на макушке. Я опираюсь на его ладонь, наслаждаясь ощущением близости с ним. Он мой навсегда. Я тоже смотрю на наше отражение, ахаю и хватаю его за руку, когда вижу это.

— Кейд, ты этого не сделал! — Я поворачиваюсь на стуле, хмурю брови, изучая его указательный палец левой руки. — Татуировка?

Прямо там, на его пальце, моим собственным почерком написано слово Июньская бабочка. Я не могу удержаться от глупой улыбки, какой бы глупой она ни была.

— Знаешь, говорят, что глупо делать татуировку с именем другого человека.

— Кто сказал? — Кейд ухмыляется. — Они просто тупые Бабочка.

Я смеюсь, качая головой, изучая черную надпись. Это прекрасно. Это идеально. Это навсегда отметит его как моего.

— Мне это нравится, Кейд. Большое тебе спасибо.

Он садится на кровать и притягивает меня ближе. Я встаю, руки моего мужа блуждают по моему телу, когда он наклоняется ко мне, вдыхая мой запах бормоча:

— Есть еще одна причина, по которой я это сделал. Обещаешь, что не будешь злиться?

— Конечно, я не буду, — говорю я, сдерживая стон, когда зарываюсь пальцами в его волосы. — А какова другая причина?

— Я… Я хотел, чтобы ты всегда могла определить, кто я, — наконец бормочет он. — Теперь ты никогда больше не сможете ошибиться.

Мои щеки краснеют от силы моего смущения. В минуту слабости я доверилась Кейду, сказав ему, что принимаю его за Паркера. Я живу с этим страхом уже много лет. Что, благодаря какому-то безумному повороту событий, Паркер на самом деле не ушел, и он вернется, чтобы преследовать меня. И я никогда даже не узнаю, что это не Кейд. Я больше не доверяю своим суждениям. Я больше не доверяю себе, чтобы отличить их друг от друга.

— Ты сделал это для меня? — Тихо спрашиваю я, и Кейд раздвигает складки моего шелкового халата и целует мою обнаженную кожу.

— Конечно, Бабочка. Я бы сделал для тебя все, что угодно. Разве ты до сих пор этого не знаешь? — Он вдыхает мой запах. — Боже, женщина. Ты пахнешь чертовски потрясающе. Ложись со мной в постель. Я хочу поглотить тебя, черт возьми.

Я хихикаю, когда он тянет меня на себя, и мы падаем обратно на кровать.

Внезапно становится неважно, что случилось с Паркером на Гавайях. Ничто не имеет значения, кроме теплых объятий моего мужа и троих детей, спящих в своих спальнях дальше по коридору. Тьма исчезла. Она испарилась, оставляя мое тело легким, счастливым и… свободным.

Наконец-то я свободна.

Я целую Кейда в ответ, бормоча его имя, пока он стонет от моего, зная, что он снова добьется своего со мной, и я буду молить о большем в мгновение ока. Я люблю этого человека. Мне нравится наша совместная жизнь. Я люблю детей, которых он мне подарил. Я люблю каждый дюйм его тела, которое навсегда запечатлено в моей памяти. Я позволяю ему делать со мной все, что он пожелает, мое тело сгорает от желания. И именно тогда я вспоминаю девиз его отца.

Familia ante omnia.

Я позволяю этим словам преследовать меня в течение многих лет. Раньше они наполняли меня чувством вины и сожаления, но не больше. Кейд всегда был моей семьей. Когда я все это потеряла, он был рядом, чтобы собрать осколки. И теперь он построил мою жизнь с нуля. Он сделал меня счастливой. Сначала он был моим сводным братом, но теперь он мой муж, отец моих детей и любовь всей моей жизни. И теперь я понимаю, почему отец Кейда так страстно верил в эти слова, потому что я тоже верю.

Семья превыше всего.

Будь прокляты плохие яблоки.

КОНЕЦ