Иди ко мне…

— Папа! — Голос дочери вернул меня в реальность.

На пороге стоял Чингиз собственной персоной. Он приезжал на Новый год, подарил дочери гаджет последней модели, чтобы иметь доступ к общению с ней везде и всегда. И ждал. Ждал, когда же ему позволят забирать девочку к себе. Не раньше школы, я была неумолима. На каникулы. Уезжая, Чингиз предпринял попытку вернуть меня. Это было смешно, моё тело даже не трепыхнулось в его сторону. Кстати, и Гулино тоже. Она перегорела им настолько, что в её душе пошло отторжение, обратная реакция. Так что, уважаемый хан, есть ещё в русских селениях бабоньки, посмевшие отказать тебе. Мы с Гульнарой виделись редко, но метко. Она училась на каких-то курсах в Москве, но, приезжая, привозила Мишку к младшей сестре. Мальчик жил у родителей Исаевых. Сонька иногда забирала его и подкидывала нам и помимо Гули. Девчонки, по-прежнему, не общались, но сосуществовали как-то в пространстве и во времени. Вот и сейчас им придётся потерпеть друг друга.

Вечер прошёл в «конструктивной и дружественной обстановке». Мне надарили кучу цветов и подарков, поздравляли и стар, и млад, веселились, танцевали, устали. К концу вечера народ расселся по местам, ожидая сюрприз. Пришла моя очередь развлекать гостей, Лизоньку заставили переодеться и устроить показ мод. Я догадалась, что платье, понравившееся мне во время новогоднего вояжа по магазинам, подарено неслучайно. К нему подходили золотые украшения от Чингиза, сумочка от Сони и обалденная косметика от Кольки с Катериной, переданная через Николаевых-старших. Народ застыл, когда я выползла, не жива, не мертва.

— Елизавета Великая! — Выдохнул Николай Николаевич. — Чем старше, тем прекраснее становится эта девочка. Недаром её любят и помнят на всех просторах Вселенной, где ступала нога нашей именинницы.

На мне, почему-то повисли все дети, подпрыгивая, чтобы поцеловать. Гости заволновались, объявили белый танец, и я, так и не оторвав от себя Мишку-младшего, пошла танцевать с ним. Меня поймали за талию, подхватив мальчика на руку, другой продолжая вести в танце.

— Я не мог не поздравить тебя, Лиза. Говорят, на день рождения не приглашают, на него приходят те, кто хочет пожелать хозяйке торжества добра и мира, здоровья и настоящего женского счастья. — Исаев, сильно прижал меня, ему было не очень удобно держать двух сразу.

— Спасибо, конечно, если это от души. Тебе Гуля сказала?

— Ты думаешь, я забыл такую знаменательную дату?

— Всё лишнее нужно выбрасывать из памяти, не засорять мозги ненужной информацией.

— Как-нибудь без тебя решу, что для меня лишнее. Мой подарок лежит в твоей машине. Очень надеюсь, что не выбросишь. Всего доброго, девочка-припевочка.

Сильно кольнуло под сердцем. Как-то нехорошо, человек пришёл поздравить, а я? Но он уже шёл на выход, а навстречу ему — Чингиз. Они встали, как вкопанные, как два барана на одной тонкой досточке. Первым не выдержал монгол, стал что-то говорить, а у боксёра сжались кулаки. Мишка никогда не ударит первым, но желание нарисовалось на его лице очень чётко. Раздражённый хан продолжал, не давая ему пройти. Подлетела Гуля, потащила брата за локоть, тот отмахнулся. И мужики вышли вместе.

— Лиза, — она забрала сына. — Только ты сможешь остановить то, что они там задумали.

Я выскочила на улицу. Никого, они бы не смогли так быстро далеко уйти. Прислушалась, за углом кто-то разговаривал.

— Женщина сама выбирает, с кем ей быть. В данном конкретном случае нам с тобой ничего не светит. — Это Чингиз проповедует свои истины. — Чего припёрся? Ты ей никто!

— Я и не претендую. Скажи спасибо, что она до сих пор не знает, какой ты подлец и мерзавец.

— Да я…, тебя… Да я! — Монгол подошёл вплотную к чемпиону, сверкая узкими зенками и выпуская пар из ноздрей, как бык на корриде.

— Не советую. — Исаев стоял, как скала, ни один мускулик не дрогнул на его лице.

— Прекратите сейчас же! — Мой голос потонул в боевом кличе хана.

Он воспользовался тем, что Мишка стоял спиной ко мне. Обернувшись на женский крик, боксёр получил удар по боковой части лица от неплохо умеющего драться Чингиза. Тем более, когда внимание противника рассеялось. Зачем? Но я тут же представила, что сделает с монголом Мишка, и рванулась, встав между ними. Тёмные глаза Исаева упёрлись в мои, растерянные и просящие.

— Не трогать его? — Прохрипел он. — Как скажешь…

И ушёл. А я смотрела ему вслед, закрывая собой здорового мужика, отца моего ребёнка, а сердце летело за ним, за Исаевым. Ну, что опять?

Совсем недавно, вернувшись с горки, накатавшись до одури и промёрзнув до костей, Мишка-маленький, гостивший у нас, напился чаю и расставил все точки над «и». Он объяснил, наконец, взрослым, ничего не понимающим в жизни, что такое бокс.

— Научиться драться можно и во дворе. И мышцы накачать в тренажёрке. Побеждать нужно не только силой, но и умом, уметь не дать в себя попасть, но и не покалечить противника. Вот я совсем не болею, стал сильным и выносливым, на шпагат сажусь, внимательность развиваю, читать уже научился. Боксом может заниматься любой. Даже тёти. Вот вам, дядя Серёжа (мой папа) просто очень нужно, у вас плохая реакция, вы пропустили все снежки.

Мы чуть не подавились от умиления. Но серьёзная физиономия мальчугана, и правда, крепкого и умненького, не позволила проявиться нашим чувствам во всей красе. Сказано же, партнёра по рингу надо уважать!

Жизнь — ринг, а ты боксёр, кто тренируется, тот и призёр.

— Тебя послушать, так получается, что бокс — это такой уклад жизни, а не узаконенная драка. А как же разбитые носы и отбитые головы? — Папа обиделся, смех и грех.

— А у вас всегда получается, как вы хочите? Ой, хотите. Вот и на ринге так же. Приходите к нам, дядя Миша лучше меня объяснит. Он знаете у нас какой? Лучше всех. Он называет нас семьёй, и всем помогает. У меня теперь много друзей, и я, Миша Исаев, тоже буду боксёром. И военным. В армию пойду. Правда, мама против, но я её уговорю.

И разговор вошёл в другое русло. А я никак не могла избавиться от дум, одолевших меня со страшной силой. Я чего-то не знаю! Это точно! Или не понимаю. «В боксе учат решать проблемы не посредством кулаков, а при помощи анализа ситуаций и чётко продуманной стратегии действий. Тут не культивируют агрессию, а обучают победе, в первую очередь, над своими недостатками, и борьбе с негативными эмоциями. И только холодный расчёт делает бойца победителем, так как слепая ярость ослабляет и лишает возможности рассуждать». Сколько раз я слышала это от Мишки, когда поносила этот чёртов бокс направо и налево. Видимо, со мной и случилась эта ярость, лишившая меня возможности трезво рассуждать там, в Дагестане…

Домой мы уже, буквально, приползли.

— Лиза, в машине остался какой-то пакет, довольно тяжёлый, но мы уже не пойдём. — Папа, как настоящий мужчина, обвешанный коробочками, пакетиками и свёртками, и мама, заваленная цветами, как и полагается женщине, стояли в проходе двери и посмеивались.

Я щёлкнула камерой, чудная получилась фотография.

На следующий день, продрав глаза часам к десяти, пулей полетела на водопой. На столе стоял объёмный пакет с логотипом клуба Исаевых. Перехватило дыхание, а сердце, наоборот, бешено забилось… Почему-то я трусила, что-то останавливало, даже не советовало узнать, что там. Но не бомба же?

— Лиза, ты чего? — Спросила мама с тревогой. — Что там? Чего ты испугалась?

— Мамочка, неужели я люблю Исаева? Я знаю, что так не должно быть. Но…

— Девочка моя, никто не знает, как должно или не должно. Сердцу невозможно приказать. Можно уговорить подождать немножко, но повелевать — не получится. И здесь, главное, не выигрыш или проигрыш, нет! Жизнь в ладу с самой собой, вот что тебе сейчас надо. Ты запуталась, в этом нет ничего предосудительного, с каждым может случиться. Но ты из тех, кто не сможет жить спокойно до тех пор, пока самый-самый малюсенький червь сомнения не покинет твою душу. Мы с отцом очень виноваты перед тобой. Ты рано повзрослела, а нам и на руку. Наша дочь — самостоятельный человек, целеустремлённый, самодостаточный, никаких проблем. Но когда мы по-настоящему прониклись ролями бабки и дедки, когда за Диану денно и нощно волнуются наши сердца, стало понятно, какие же мы эгоисты. Лизанька, девочка любимая, прощения просить уже поздно, да и не обвиняешь ты нас, что ещё больше обостряет чувство вины. Чем тебе помочь? Мы так и не поняли, почему вы разошлись? Ты же ничего не рассказываешь.

— Да нечего рассказывать. Он выбрал другую женщину, у него дочь, они даже работают вместе. Всё у него хорошо, мама. — Не надо моим замечательным родителям знать подробности похождений их дочери, пусть спят спокойно.

— Ну да, ты нам не доверяешь. Ну что ж, что заслужили, то и получили. — И ушла.

А я всё стояла перед подарком, мне казалось, что даже от самой упаковки пахнет Мишкой… Чужим мужем!

Кардиган! Связанный по образцу моего, того, разодранного и окровавленного, только основным цветом был синий. Конечно, синий, любимый цвет Михаила Исаева. Он, что, всё это время хранил моё изуродованное вязаное изделие? И кто-то же связал новый? Я быстро натянула эту красоту, ощущая всей кожей его теплоту, как будто боксёр обнимает меня своими ручищами. «Как скажешь…» — гудело в голове. А что тут молвишь, Елизавета, совсем не Великая.

На дне пакета я обнаружила женские боксёрские перчаточки, очень симпатичные, красные, даже пронзительно алые. На одной из них был прицеплен бессрочный абонемент на посещение клуба, а на второй — симпатичная открыточка.

«Одной очень сложно в нашем мире. И если ты не принимаешь ничьей помощи, научись помогать себе сама».

Коротко и сердито.

А ещё через день Соня известила меня об отъезде Исаевых. Мишке предложили место судьи международных матчей, но для этого нужно было подучиться. Что он и сделал, умотав восвояси. В клубе остались Цветковы, вот тогда мы с папой и отправились укреплять здоровье и развивать реакцию под руководством Мишеньки Исаева.

И опять Новый год. Алевтина Сергеевна, мама Сони, уговорила приехать к ним, мы очень редко виделись. Женщина совсем плохо ходила, но очень радовалась, что может жить в таком прекрасном месте, на свежем воздухе и при семье. Мои родители приняли приглашение, и отправились раньше меня. А я, как всегда, закрывала офисы, причём 31 декабря часов до восьми-девяти. По любому, к бою курантов успевала. Я ехала по совершенно пустой дороге, включив дорожное радио. Все нормальные люди уже сидели за столом, и слушали новогодние поздравления. А вдруг мне удастся повысить настроение, радуясь вместе с веселящимися ди-джеями? Они, наверное, тоже были очень довольны жизнью, встречая Новый год в студии… Бумммм! Что-то бросилось ко мне под колёса. Скорость была приличная, тормозной путь тоже, а ужас — запредельный. Я застыла за рулём, скованная страхом увидеть то, что осталось лежать за машиной. Ночь, только свет от фар, никого в обозримом пространстве, с двух сторон от дороги лес, никакого жилья. Кошмар! Надо выходить! Прошла метров десять, ничего и никого. Ещё дальше, тот же результат. Вернулась к машине, осмотрела колёса, бампер, стёкла. Ни-че-го! Но я же не полная дура, удар был, точно помню. Фара! Разбитая фара со следами крови. Господи! Надо поискать за обочиной, причём в сапогах на шпильке и меховой безрукавочке при минус двадцать. Сколько раз мама говорила: «Вози с собой удобную обувь про запас. И не оставляй шубу в офисе или дома, положи на заднее сидение». И т. д. и т. п. Воткнув в рот фонарь, вооружившись монтировкой и перцовым баллончиком, я сошла с дороги в лес. Странно, но ни капель крови, ни каких-либо следов мне так и не удалось найти. Неужели придётся тревожить отца? Я позвонила Соньке, обрисовала ситуацию.