Любимая невеста

— Все могло бы быть по-другому, — шепчет она, и дрожь снова проходит по ней, ее лицо все еще находится в моей ладони. — Виктор, если бы только…

Если бы только я не был тем мужчиной, которым я есть. Я слышу невысказанные слова, витающие между нами.

— Я пытался быть хорошим человеком по отношению к тебе, — бормочу я. — К тебе, моим дочерям, я заботился о тебе, когда ты была больна, делал все, что мог, чтобы вернуть тебе здоровье, пытался показать тебе, что я чувствую к тебе…

— Я знаю, — шепчет Катерина. — Я знаю, Виктор. Но…

— Но этого недостаточно. — Я убираю руку с ее щеки, чувствуя жгучее негодование в груди. — Я никогда не просил тебя быть кем — то другим, кроме того, кто ты есть, упрямая, трудная женщина…

Катерина вздергивает подбородок.

— Я пыталась быть кем-то иным, Виктор. Но сначала меня уговорили на брак с тобой, и кровь всех, кто пострадал бы в войне между твоей фракцией и фракцией Луки, была предложена в качестве бремени, которое легло бы на мои плечи. А потом ты затащил меня обратно сюда, когда я попыталась убежать. Я не могу быть никем иным, кроме того, во что меня превратили. Если я упрямая и трудная, Виктор, то это потому, что я пытаюсь сохранить какую-то часть себя, в то время как каждый мужчина, которого я когда-либо знала, откалывал от меня кусочки, так что я не знаю, что осталось!

Она говорит приглушенным, сердитым тоном, ее грудь вздымается, и я все еще хочу поцеловать ее так сильно, как никогда. Ее бледное лицо раскраснелось на скулах, как это всегда бывает, когда она злится. За долю секунды я понимаю, что мне нравится, что я знаю это о ней, точно так же, как я знаю, как она уступит, когда я ее поцелую, и как напрягается ее тело перед тем, как она кончает, я хочу знать о ней и все остальное: как она выглядит, когда по-настоящему счастлива, звук ее смеха, звук, который издал бы ее голос, если бы прошептал слова "Я люблю тебя". Я хочу от нее всего, больше, чем хотел даже от первой жены, потому что, когда я любил Катю, я был молод и глуп, а теперь я старше и мудрее. Я знаю, чего я хочу, в чем нуждаюсь, и Катерина, это все то, что мне нужно.

Она мое все.

И все же она думает, что я недостоин ее любви.

— Я пытался дать тебе все, что мог…

— Ты знаешь, что мне нужно. — Она качает головой, делая шаг назад. — Мне нужно, чтобы ты был тем мужчиной, которым, я знаю, ты можешь быть, Виктор. Для меня, для твоих дочерей, для каждой женщины, которую ты еще не подобрал и не вырвал из ее жизни в ту, которую она не выбирала. И если ты не можешь этого сделать… — Катерина поджимает губы. — Я не уйду, Виктор, из-за детей. Потому что Елена и Аника нуждаются во мне. Но что касается остального… — она разворачивается и уходит от меня к двери.

У меня вертится на кончике языка окликнуть ее, и я почти физически тянусь к ней, желая остановить ее, удержать ее здесь. Но она уже у двери, и когда она открывает ее, я вижу Левина, стоящего там, его кулак занесен, как будто для того, чтобы постучать.

— Миссис Андреева. — Он наклоняет голову, отступая назад, когда Катерина проносится мимо него.

Я тоже выхожу, закрывая за собой дверь.

— В чем дело, Левин?

— У меня новости. — Он недовольно поджимает губы. — Мы не можем найти никаких намеков на Алексея. Его не было среди мужчин, напавших на дом, и никто из них не был нашим, что означает, что он нанял их по контракту.

— И? Что? — Спрашиваю я, чувствуя, как напрягаются мои плечи.

— Он ушел в тень. — Левин выглядит расстроенным. — Нигде нет абсолютно никакого намека на него. Он исчез, как призрак, и я подозреваю, что мы не увидим его приближения, пока не произойдет нападение. Что означает…

— Нам нужно усилить охрану. — Я потираю рот рукой, размышляя. — Найми еще людей. И продолжай копать. Он не мог исчезнуть полностью.

— Это еще не все. — Левин выдыхает. — Я не могу связаться с Михаилом. Насколько я знаю, никто другой тоже не может.

— Ты думаешь, он перешел на сторону Алексея?

— Я думаю, что он мертв, — прямо говорит Левин. — Или захвачен в плен, что еще хуже. Это выглядит не очень хорошо, Виктор. У Алексея большая часть наших людей. Он строит дело, чтобы стать твоим соперником, и это будет кроваво. Он не остановится перед тем, чтобы причинить вред твоей семье, ты знаешь это…

— Я знаю, — коротко говорю я. — Но в конце концов пострадает именно он. Я позабочусь об этом. Я могу защитить свою семью, особенно когда ты рядом. Но мне нужно знать, где Алексей.

— Я сделаю все, что смогу, — обещает Левин. — Ты знаешь, что я так и сделаю, Пахан.

— Я знаю. Ты всегда был верен мне, Левин. Я доверяю тебе больше, чем кому-либо другому.

— Я благодарен. — Он наклоняет голову. — Я дам тебе знать, как только появятся какие-либо другие новости.

Я сжимаю переносицу, когда он уходит, чувствуя, как возвращается тяжесть, которую на мгновение снял приход Катерины. Бремя ответственности кажется тяжелее, чем когда-либо, и я больше всего на свете желаю, чтобы она это понимала. Чтобы она могла видеть, как я чувствую, что для меня нет хорошего выбора, только тот путь, на который я был поставлен. Что бы я ни сделал, это будет неправильно из-за выбора, сделанного за меня с самого начала.

Это жизнь, которую я получил, наследие, которое я получил. Мне кажется невозможным, что я мог бы уйти от этого.

И все же, это именно то, чего она хочет от меня.

6

КАТЕРИНА

Глубоко в моем сердце, когда я ухожу от Виктора, я знаю, что ничего не изменится. Я знаю, что он слишком далеко зашел в этой жизни, чтобы уйти, слишком глубоко погружен, чтобы когда-либо увидеть другой путь вперед. Я знаю, что часть его хочет быть другим, но этого недостаточно.

Я знаю, что любое будущее, которое у нас с ним будет, будет ограничено тем, с чем я смогу жить что, если он продолжит быть тем мужчиной, которым он является, означает дистанцию. Означает любить только его детей, и любого ребенка, которого я могла бы ему подарить, но никогда его. Это означает вернуться к той жизни, которую я когда-то ожидала вести с мужем, что не должно навредить. Это происходит только потому, что на краткий миг я почувствовала вкус чего-то другого.

Какими бы темными и развратными ни были некоторые вещи, которые Виктор делал со мной, это пробудило во мне что-то, желания, о которых я и не подозревала, что у меня были. И теперь я должна отпустить это, уйти от этого. Это причиняет боль больше, чем я думала, потому что я не знала, что могу испытывать желание так глубоко, так сильно хотеть, испытывать столько удовольствия. Я хочу большего. Я начала жаждать этого, почти как зависимость.

Эта мысль преследует меня весь день, засев в моем мозгу, заставляя меня чувствовать себя беспокойной и выбитой из колеи. Мысль о том, что я никогда не прикоснусь к Виктору или к тому, что меня коснутся с такой отчаянной потребностью, не почувствую ту грань между болью и удовольствием, которую он мне показал, не отпущу и не отдамся всему, чего он научил меня жаждать, заставляет меня чувствовать желание разрыдаться, как будто я теряю что-то, в чем я не знала, что мне нужно. И все же… Я не могу любить такого мужчину, как он. Я не могу отдавать ему себя добровольно, ночь за ночью, и при этом чувствовать себя хорошо, вообще чувствовать себя собой. Это невозможно. Если он не изменится, то не сможет измениться и брак, о котором мы мечтаем. Но когда я поднимаюсь наверх, чтобы приготовиться ко сну, я не могу перестать думать об этом. Я чувствую, как желание дрожит во мне, как наркоман, нуждающийся в еще одной дозе. Все, что я могу представить, это его жестоко красивое лицо, когда он наказывает меня, когда он делает со мной вещи, которые, я и представить не могла, могли меня возбудить или доставить удовольствие.

— Еще лишь раз, — думаю я про себя, отчаянно пытаясь найти этому объяснение. Еще раз, говорю я себе. Еще один раз, и ты сможешь наслаждаться каждой секундой этого без чувства вины. И больше никогда.

Мой выбор. Мое решение. В глубине души я не знаю, становится от этого лучше или хуже, что это значит для меня и кто я как личность. Все, что я знаю, это то, что мне нужно испытать, что мой муж может сделать со мной, полностью, по моей собственной воле. Только один раз. А потом я воздвигну свои стены и никогда не оглянусь назад. Я никогда больше не позволю ему так ко мне прикасаться.

Поэтому вместо того, что я обычно надеваю в постель, я переодеваюсь в короткую клюквенно-красную комбинацию из шелка с тонкими бретельками на плечах и кружевными накладками, покрывающими грудь и верхнюю часть бедер. Я оставляю свои волосы длинными и распущенными, и когда я слышу шаги Виктора на лестнице, я опускаюсь на колени перед камином, чувствуя, как колотится мое сердце, когда я опускаю глаза, сцепив руки на коленях. Насколько я знаю, он хотел бы меня такой, если бы я планировала подчиниться ему.

Это именно то, что я намереваюсь сделать… только на сегодняшний вечер.

Дверь открывается, и я слышу его шаги, когда он входит в комнату. Я слышу его прерывистое дыхание, то, как он замирает, когда останавливается передо мной, и я знаю, что он смотрит на меня сверху вниз. Я почти слышу, как колотится мое собственное сердце, мой пульс в горле, пока я жду, когда он что-нибудь скажет. До этого момента мне не приходило в голову, что он может быть настолько недоволен мной после нашего сегодняшнего разговора, чтобы отказать мне и сказать мне, что я никому не нужна. Я не знаю, что я буду делать, если это случится. Это только сегодня вечером. После сегодняшней ночи…

После сегодняшней ночи я никогда не смогу позволить себе сделать это снова. Я знаю это без тени сомнения. Что означает, что это тот самый единственный момент истины. В последний раз я позволю себе открыться своему мужу, позволю себе желать его, прежде чем я полностью закрою эту часть себя. Прежде чем я позволю той части меня, которая хочет, вожделеет, умереть навсегда.

У меня не может всего. Это совершенно ясно. И я не могу вечно жить в этом промежутке.

— Означает ли это то, что я думаю, Катерина? — Голос Виктора раздается надо мной, глубокий и грубый, и я слышу в нем жар. Необходимость. Он хочет меня, хочет того, что я ему предлагаю, и скачок моего сердца в груди говорит мне, что на сегодняшний вечер это было правильное решение. Когда грядущими ночами в моей постели будет холодно и одиноко, я смогу сохранить это воспоминание, по крайней мере, когда я захочу чего-то, чего у меня больше никогда не будет, ночи, когда мы оба дали друг у другу именно то, что хотели, и я полностью подчинилась ему по собственной воле.

— Да, — шепчу я, мой голос звучит тише, чем я хотела. — Да, это так.

— Я сделаю с тобой сегодня все, что захочу, если это так, — грубо говорит он, его акцент усиливается, и у меня по спине пробегают мурашки. — Все, что угодно, пожалуйста, Катерина. Ты понимаешь?

Я киваю.

— Скажи это вслух, принцесса.

— Да, Виктор.

— Да, сэр.

— Сэр — я шепчу это слово вслух, и оно витает между нами, заставляя меня дрожать от желания.

— Хочешь стоп слово, чтобы остановить все, если это станет слишком?