Испытательный срок

С этой железной решимостью, со сжатыми челюстями и судорогой улыбки я продержалась почти весь вечер. Не все гости были так снисходительны, как Мюриэл, а некоторые, надравшись, стали чертовски назойливыми. Баба, которая довела меня, была еще не самой худшей. Просто она была уже пятой, спрашивающей о клинике.

— Да, — созналась я в том, что и так было всем известно.

Она вскинула брови, округлив и без того широкие блестящие глаза заядлой сплетницы. Во мне неуклонно подымалась злоба. Пол, разговаривавший неподалеку, взглянул на меня, понял, и, раздвигая плечами людей, заторопился на выручку.

Он не успел.

Женщина повысила и без того визгливый голос — наверное, чтобы содержание нашего разговора стало известно всем окружающим:

— Скажите, а очень трудно отвыкать от ЭТОГО? Все говорят про "ломку". На что это похоже?

И тут я сказала:

— Это как в самый разгар траханья с тебя возьмут и снимут мужика! Поняла, паскуда лупоглазая?

Как на грех, в этот момент смолкла музыка, и мои слова разнеслись по всему балагану. Я круто развернулась и большими шагами устремилась вон. Странный звук, раздавшийся в наступившей тишине, заставил меня на ходу оглянуться. Клейтон-младший, опустившись на корточки посреди расступившихся гостей, молотил рукой о пол и рыдал от смеха.

У него тоже случилась истерика.

Я вылетела в украшенный фонарями парк. В данный момент мне было плевать на всех Клейтонов, на деньги, да и на саму себя тоже. Я рявкнула на каких-то невинных припозднившихся гостей:

— К чертям собачьим все ваши поздравления! Лучше бы соболезновали!

Муж нашел меня в баре, где я металась вокруг бутылок, не в силах из-за расстройства сосредоточиться на какой-нибудь наклейке.

— Джессика! Вы чудо! Дед просто в восторге!

Он увидел в моих руках бутылку, и улыбка его увяла:

— Джессика, но вам же нельзя…

Я не стала убийцей только потому что стиснула бутылку зубами — правда, при этом чуть не откусила горлышко. Сделав добрый глоток, обжегший пищевод и желудок, но не притушивший пожар в голове, я ткнула бутылкой в сторону моего молодого мужа. Сказала сиплым от ярости и спиртного голосом:

— Заботитесь? Вспомнили о моем прошлом, да? Слушай, парень, мы договорились, что я выйду за тебя замуж и буду вести себя прилично. Но ты не предупреждал, что я теперь должна отвечать на идиотские вопросы всех этих твоих идиотских знакомых!

— Джессика…

Я сделала еще глоток и, переведя дух, продолжила:

— Скажешь, я должна терпеть, улыбаться и отвечать, потому что этого требуют правила приличия, да? Что я должна была рассказать этой лощеной паскуде? Как двенадцатилетние девчонки ложатся под "пушеров", чтобы получить очередную дозу? Как я ходила под себя, когда меня привезли в клинику? Или как мои родители отказались от меня, потому что я уже не могла, не могла, не могла жить без дозы — и этим их позорила? В этом я тоже должна перед ней отчитываться? Да мне просто необходимо надраться, чтобы не блевануть на твоих гостей и от тебя, понял?

— Джесс…

— Вот вы где, голубки!

Реакция Клейтона-младшего оказалась великолепной — он качнулся, прикрывая меня и мою бутылку.

— Иди, дед, мы сейчас при…

Я со всей силы саданула ему кулаком в живот, помотала перед лицом старика бутылкой и, торжествующе пропев:

— В задницу всех Клейтоно-ов! — умчалась в ночь.

*****

Голову я подняла с осторожностью. Нет. Обойдемся без похмелья. С удивлением оглядела надетую на меня ночную рубашку — что-то не припомню у себя такой — сползла с кровати и побрела в ванную. И обнаружила умывающегося там мистера Клейтона в одних пижамных штанах. Он увидел меня в зеркале и поспешно обернулся, вытирая полотенцем лицо.

— Доброе утро, Джессика.

Я тупо моргала, не в силах сообразить, с чего это полуголый Клейтон находится в моей ванной. Пришлось несколько раз оглядеться, чтобы до меня дошло, что ванная все-таки не моя — слишком уж она была просторной и шикарной.

Я кашлянула:

— Я сама…

Голос сел. Я опять откашлялась. Пол терпеливо ждал, вытирая полотенцем уже сухую шею.

— Я сама… пришла сюда?

— Ну… не совсем. Вас приволок на себе Пат. Не волнуйтесь, у вас было слишком мало сил, чтобы лишить меня невинности. Давайте оденемся и поговорим как следует.

Тут до меня дошло, что, наверное, неприлично пялиться на одетого в одни тонкие пижамные штаны молодого мужчину. Как, впрочем, и стоять перед ним в прозрачном коротком одеянии, именуемом почему-то ночной рубашкой. Клейтон уступил мне ванную, и десять минут под бодрящим душем довели меня если не до угрызений совести, то до чего-то очень на них похожего. В конце концов, мы заключили сделку и он вправе ожидать ее выполнения. А не тех сцен, что я устроила в первый день моего замужества…

Я вышла из ванной и мрачно сказала:

— Я виновата.

Клейтон быстро обернулся. Засунув руки в карманы халата, смотрел на меня с задумчивостью.

— Нет, Джессика. Виноват я. Я бросил вас на растерзание этим шакалам, хотя знал, как вы неопытны и вспыльчивы.

Я открыла рот. В первый раз на моей памяти Клейтон признал себя виновным.

— А ваш дед… что?

Муж коротко усмехнулся:

— Он от вас, как вы любите говорить, в диком восторге! Больше всего ему, по-моему, понравилось, как вы саданули меня в солнечное сплетение. Очень больно, между прочим.

Засунув руку в вырез халата, он потер загорелый мускулистый живот. На мой взгляд, не так уж он и пострадал — скорее, это я отбила себе руку.

— Не добивайте меня, — пробормотала я. — Там ведь было полно репортеров?

— …сделавших массу интересных снимков, — подхватил Клейтон и бросил на кровать пачку утренних газет. Везде я видела новобрачную чету: он, со склоненной ко мне головой, на лице любовь и нежность, да и я не хуже… Артисты. Потом — вытянутое лицо той паскуды, с дословно приведенными крупным шрифтом моими словами; молодой муж, помирающий от смеха у ног своих гостей; он же — судорожно хватающий воздух после моего тычка; я с триумфально вскинутой бутылкой…

Я отшвырнула газеты в ужасе. Больше всего мне хотелось забраться под кровать и остаться там навсегда.

— О, боже, простите, Пол, я не хотела!

Прилегший на кровать рядом Клейтон неожиданно рассмеялся:

— Да за что же? У меня звонки с самого утра, очередь расписана на полгода вперед. Нас просто завалили приглашениями. И это все — ваша заслуга! Вы живая реклама моему бизнесу!

Клейтон поднес мою руку к губам. Я должна была радоваться, что все обошлось. Но вместо этого испытывала только раздражение. Оглядела его — блестят свежевымытые волосы, искрятся серые глаза, сверкают зубы, в вырезе халата лоснится загорелое сильное тело сексуального самца…

— Скажите, мистер Клейтон, а если бы я кого-нибудь убила на глазах у сотни свидетелей, вы и из этого бы сумели извлечь выгоду?

Клейтон отпустил мою руку и поднялся с кровати. Сказал сухо:

— Пока дед здесь, нам придется спать в смежных спальнях. Будьте любезны называть меня по имени. И постарайтесь хотя б иногда придерживать свой язык.

— Ну что, голубки? — дед смотрел на нас из-под нависших бровей. — Я так и думал, постель вас примирит. А окончательно примирит ребенок. Пол, ты слышал? Я еще хочу увидеть внука. Ты уж постарайся, слышишь?

Пол кивнул. Я мило улыбнулась:

— Если не постарается он, расстарается кто-нибудь другой!

Дед захихикал, хлопнул ладонью по пачке газет.

— Еще ни одна женщина не входила в нашу семью так громко! Но знаешь, Пол? Мне это нравится. Нам давно не хватало такой свежей, бунтарской крови.

"Свежая кровь" открыла, было, рот, но железная рука мужа увлекла ее прочь.

Я едва не вросла в пол перед дверью столовой — мои родственники! Я совсем про них забыла: но вот они сидят за столом в полном составе и в самом похоронном настроении. Они, казалось, были ошеломлены тем, что мы вошли под ручку, улыбаясь и воркуя. У моей любимой сестрички под маской печали, скрывавшей злорадство, начало проступать беспокойство — а вдруг все не так уж плохо?

Клейтоны включили свое семейное обаяние на полную катушку. Через несколько минут они расшевелили, обнадежили и развеселили моих перепуганных родственников. Мать сияла, сестра и сноха раскраснелись, брат что-то увлеченно рассказывал, и даже отец начал неуверенно улыбаться…

Выходя из столовой под аккомпанемент смеха и восхищения свадьбой, домом, парком и всем этим светом, я дернула мужа за рукав:

— Пол?

Он взглянул на меня с настороженной улыбкой.

— Да?

— Сделайте, чтобы они все время были заняты. Всегда. Я не в состоянии сейчас общаться еще и с ними. Вы понимаете? Сделайте так, чтобы они уехали спокойными и довольными — и я сделаю то же самое с вашим дедом. Даю вам слово. Пожалуйста.

Клейтон некоторое время серьезно смотрел на меня. Кивнул.

— Договорились.

В общем-то, жизнь моя особо не изменилась. Лишь обращение ко мне "миссис Клейтон", обручальное кольцо с бриллиантами, да смежные спальни напоминали, что я теперь замужняя дама. Мой молодой муж был в основном занят развлечением своих новых родственников, а при встречах обращался со мной с великой осторожностью — как с заведенным взрывным устройством. С такой же осторожностью я обращалась с его дедом. Не то, чтобы я сдружилась с ним — не представляю, как можно быть другом этих властных бесцеремонных Клейтонов (деньги их делали такими или это у них наследственное?) — но мое общество его, похоже, развлекало.

Так я продержалась всю неделю (стало легче, когда я проводила своих любимых родственников) — вплоть до трапа дедовского самолета. Тут дед отослал Пола, заявив, что ему необходимо переговорить с внучатой снохой с глазу на глаз. Клейтон-младший кинул на меня отчаянный взгляд (я ободряюще кивнула, хотя у самой сердце подпрыгнуло); пошел неохотно, часто оборачиваясь, словно ожидая, что вот-вот рванет…

— Послушай-ка, девочка, — заявил дед, — я понял, в чем дело!

— Да?! — перепугалась я.

— Все его бывшие девицы залезали ему в штаны прежде, чем успевали влезть в душу. Ты поспела и тут и там.

Я нервно хихикнула. Мне не грозило ни то, ни другое.

— Знаю, тебе трудно будет удержать его, чтобы он не бегал за другими бабами, но прошу — лупи его, бей бутылкой, привязывай за член — но только не подавай на развод. В нашей семье разводов не было и не будет!

— А вам не приходило в голову, что это я могу ему изменить? — с раздражением спросила я. Все упорно развивали во мне комплекс неполноценности: ах, Пол то, ах, Пол се…

— Тогда он тебя просто прикончит!

— Что-то верится с трудом!

Некоторое время дед смотрел на меня голубыми, как небо, глазами. Потом внезапно спросил:

— Ты любишь его?

— Нет, — не задумываясь, ответила я и охнула про себя — неделя такого напряга — и все насмарку! Проклятый старик неожиданно расхохотался, потирая жесткие ладони:

— Хо! Хо! Хо! Чертова девка! Молодец, люблю!