Ветер нашей свободы

— Не думаю, что он нам врет. Ты посмотри на него, зачем ему это? Его же должны были предупредить, что мы привезем ему долг. Так зачем же он ерепенится тогда, в непонимашку играет?

— Не знаю, — пожимает плечами рыжий и, прищурившись, смотрит в сторону что-то говорящего своему приятелю толстяка.

Странная ситуация: хозяин клуба явно не в курсе того, кто мы такие. А это настораживает.

— Несколько дней назад, — начинает, потерявший терпение, Арчи, — товарищ, известный в народе под романтическим прозвищем Боров и его приятель Чахлый ворвались в дом к моему другу, — жест в мою сторону, — с тем, чтобы выбить из его матери долг в размере двадцати тысяч. Она эти деньги, якобы, пропила в вашем славном, очень уютном, бесспорно прекрасном, заведении, а возвращать не хотела. Им бы дан якобы карт-бланш от вашего имени.

— Так-так-так. Впервые слышу. Совсем обалдели? Ваня! Ты понял хоть что-то?

— Ровным счетом ничего, — пожимает плечами Ваня.

— Как это? — вообще перестаю понимать, что здесь происходит. У меня такое чувство, что я схожу с ума.

— Боров и Чахлый же, всего-навсего разгружают пиво в "Стопке", — смеется Ваня, а у меня мороз по коже от этого смеха. — Они просто грузчики, понимаете?

От этих слов у меня ощущение, что меня окунули в ванну со льдом.

— Думаете, я, уважаемый в городе человек, послал бы таких уродов требовать деньги с женщины? — криво улыбается плешивый. — Тем более, вы говорите, что они ее избили, покалечили. Это не мой метод. Мои люди, если что, сразу убивают, без долгих церемоний.

— Неплохо уважаемого в городе человека подставили два грузчика, — хохочет Арчи. — Мой вам совет: хорошенько намыльте им шеи дустом.

— Не смешно, — ледяным голосом говорит хозяин клуба. — Нашелся тут советчик.

Вдруг дверь в кабинет распахивается, и вваливаются два бугая, как под копирку списанные с секьюрити на входе. Охрана.

— Шеф, что случилось? — рычит один и достает из-за пояса пистолет.

— Убери пушку, парень, — шипит Арчи. — Не изнасилуем мы твоего дражайшего начальника, нечего пулями разбрасываться.

— Чё?! — пучит водянистые глаза мужик. — Альберт, убить его здесь или в карьер выбросить?

— Павлик, не кипятись, — устало машет толстой рукой Альберт. — Ребята пали жертвой обмана. Пойдите и найдите мне лучше Борова и Чахлого.

И почему мне вдруг стало жалко этих двух идиотов?

Павлик кивает, и парни скрываются за дверью.

— Иван Павлович, — снова подает голос Ваня и протягивает для рукопожатия бледную ладонь. Он довольно приличный на вид, в сером костюме и очках, — Совладелец «Стопки». Понимаете, молодые люди, у нас действует правило: никому в долг не наливать. Поэтому такие суммы, как двадцать тысяч, просто не могут фигурировать. Да, есть у нас группа постоянных гостей, очень надежных людей, платежеспособных, которым мы можем позволить взять выпивку и закуски, не заплатив. Вся информациях об этих людях и их кредитная история хранятся в этом компьютере, — указывает тонким пальцем на ноутбук, стоящий на столе. — Поэтому, только, чтобы доказать, что мы никакого отношения к этому не имеем, сейчас поищем имя вашей матери в списке наших должников. И, даже если она представлялась каким-то другим именем, мы поищем сумму. Но только в порядке исключения, просто потому, что странная выходка наших грузчиков больно бьет по нашей с Альбертом репутации.

Ваня щелкает клавишами, сосредоточенно глядя в экран, ищет нужный файл, а я отчетливо понимаю, что имени Изольды Домбровской в нем не будет.

32. Огненная вода

— Да, дела-а, — задумчиво изрекает Арчи, когда мы, наконец, выходим из "Стопки". — Неожиданный поворот событий. Вот же суки!

— Даже слабо сказано. — Роджер последним выходит из бара, и за ним с грохотом, будто издеваясь, захлопывается дверь.

— Надо было их грохнуть тогда трубой, а не просто ею перед их носом размахивать. Или одного грохнуть, а второму яйца открутить и на волю отпустить.

— Знаешь, Арчи, моя труба слишком прекрасна для таких подонков. Потом возись с этим дерьмом — закапывай ночью под луной, чтоб не нашел никто. Нет уж, пусть вон Альберт с ними разбирается.

— Твоя правда, Роджер.

Мы пробыли в баре не больше получаса, а такое чувство, что прошло несколько дней, если не лет. С наслаждением вдыхаю свежий воздух, за которым успел соскучиться — до того тяжелая атмосфера и смрадный запах внутри заведения. Стою на тротуаре, закрыв глаза, и молчу. Это у моих друзей всегда остаются силы на долгие разговоры, а у меня, лично, их вообще не осталось. Мысли хаотично носятся в голове, сшибая друг друга, но одна главенствует над всеми остальными. Она успокаивает и, даже умиротворяет. "Моя мать в этом не виновата и никому ничего не должна", — стучат слова в голове. Но если так, то кто послал к ней этих подонков? Зачем она им была нужна? И еще… Что бы стало со мной, приедь я тогда один?

— Значит, первой жертвой был не Брэйн, а Иза, — тихо говорит Роджер и трет кожу под повязкой. — Именно с нее этот фестиваль народного творчества и начался.

— Знаете, я раньше молчал, не высказывал свое предположение, но…

— Что "но"? Арчи, меньше текста, — чешет рыжую бровь Роджер.

— Это похоже на маньяка. — От этих слов мы с рыжим смеемся, а Арчи мечет в нас обиженные взгляды, как острые ножи.

— Сексуального? — спрашиваю, задыхаясь от смеха.

— Уже и сказать ничего нельзя, — бурчит себе под нос.

— Это нервный смех, — мрачнеет Роджер. — Не принимай на свой счет. Я тоже об этом думал и согласен с тобой. Потому что все остальные варианты как-то сами собой в моей голове засохли, остался только этот.

Мы молчим, думая каждый о своем. Поездка в "Стопку" вымотала до последнего предела, и сейчас все, о чем могу мечтать лично я — крепкий сон. Обо всей этой ерунде буду думать утром — на свежую голову.

Но тут взгляд цепляется за что-то, чего, как мне кажется, здесь быть не должно. Площадка возле бара плохо освещена, но чуть вдалеке замечаю знакомые фигуры. Они стоят, сокрытые полумраком, что позволяет им оставаться практически незаметными и чувствовать себя в относительной безопасности, но я слишком хорошо вижу во тьме — особенность у меня такая. Не зря же я Филин.

— Ястреб, что ли вернулся? — спрашиваю, изо всех сил вглядываясь в темноту, где виднеются знакомые силуэты, на которые почти не падает свет.

— С чего ты взял? — удивляется Арчи и переводит взгляд туда, куда я показываю.

— С того, что вон он стоит, собственной персоной, а с ним Олег.

— О, Ястреб, дружище, ты вернулся? — орет Арчи и быстрыми шагами направляется к сладкой парочке.

— Странно, — задумчиво говорит Роджер и прищуривает здоровый глаз, пытаясь сам что-то рассмотреть, но сейчас там уже никого нет, кроме озирающегося по сторонам лысого. — Ушли, что ли? А что они здесь делают? И почему вместе?

— Знать бы еще ответ.

— Филин, может, показалось? — спрашивает Арчи, возвращаясь к нам. — Нет там никого, и мотоциклов их нет.

— Может и показалось, — пожимаю плечами, хотя на сто процентов уверен, что ничерта мне не показалось. — Ладно, по коням, а то на ходу засыпаю.

Мы разъезжаемся в разные стороны, сохраняя молчание. Сейчас нам есть о чем подумать.

Еду домой, где не был с того самого дня, как Изу увезли в больницу. Просто не мог переступить порог — я ненавижу этот дом, запах, царящий в нем, запустение и разруху кругом. И еще, как не противно признаваться в этом самому себе, здесь слишком пусто без матери. Как бы не боролся с самим собой, но я люблю ее, что бы она ни вытворяла. Жаль, моя любовь без надежды на взаимность.

Паркую Фрэнка и захожу в дом. Скрип входной двери растворяется в гулкой тишине пустого жилища. Переступаю через порог и иду по коридору, как по минному полю: кругом бутылки, грязь, мусор. Надо, что ли клининговую компанию вызвать — хоть вымоют здесь все, пока Иза в больнице. Но это все завтра.

Осматриваю холодильник в поисках хоть какой-то еды, но бесполезно — мыши и те сбежали, одни тараканы остались. Кушать хочется до одури, звоню в пиццерию и заказываю сразу три пиццы, чтобы уже наверняка заполнить сосущую пустоту в желудке. Пока едет мой заказ, привожу гостиную хоть в какое-то подобие комнаты, в которой не слишком противно ужинать.

Звонок в дверь извещает о приехавшем заказе. Шустрый парнишка опасливо осматривает меня с ног до головы, прежде чем отдать заказ. Не знаю, каким он меня видит, но явно пугаю его. Да наплевать — я сам себя пугаю, что мне до чувств какого-то там постороннего парня?

Не проронив ни единого слова, забираю коробки с едой и захлопываю дверь прямо перед носом мальчишки. Сейчас мне не до правил этикета и вежливости, просто хочу наесться до отвала и, наконец, выспаться.

Но не успеваю дойти до комнаты, как звонит телефон. Неужели хоть ненадолго меня нельзя оставить в покое? Что я им всем сделал, что жить не дают?

На дисплее высвечивается незнакомый номер. Несколько секунд размышляю, стоит ли вообще брать трубку, но любопытство, в конце концов, пересиливает.

— Филипп Сергеевич? — приятный женский голос с хрипотцой.

— Да.

Абонент на том конце невидимого провода чем-то явно встревожен, да только не могу понять, что понадобилось от меня незнакомой женщине.

— Меня зовут Анна Михайловна, — продолжает дама, — главный врач клиники, в которой проходит лечение ваша мать.

Неприятное предчувствие вонзается в сердце: что могло случиться в больничных стенах ночью, когда еще с утра все было в порядке? Да ее выписать должны уже через пару недель — травмы хоть и многочисленные, но оказались не столь опасны для жизни, как думали в самом начале.

— Очень приятно, что-то случилось? Вы же не просто так мне звоните в час ночи?

Она молчит невыносимо долго, а мне хочется наорать на нее, чтобы взяла себя в руки и все-таки рассказала о цели своего звонка.

— Да, кое-что действительно произошло, — откашлявшись, продолжает доктор, — но по телефону не стоит об этом рассказывать. Если вас не затруднит, приезжайте сейчас в клинику, там и побеседуем.

— Сейчас? — чувствую дрожь в ногах и укол паники в самое сердце. — Она умерла?

Чувствую, как страх сжимает горло, и последнее слово с усилием выталкиваю из горла.

— Нет-нет! Что вы? — слышу, как она всполошилась. — Она жива, не переживайте. Просто случился кое-какой инцидент, о котором сложно говорить по телефону. Поэтому поторопитесь, дело не терпит отлагательств! Я буду вас ждать в своем кабинете — охрана проведет.

И вешает трубку.

Это все настолько странно и нелепо, что хочется закрыть глаза и бежать далеко-далеко, чтобы никто и никогда больше не смог меня найти. Как же все осточертело — слов нет.

Надеваю куртку, сапоги, завожу Фрэнка и снова еду, на этот раз в больницу. Даже покушать не успел. Да и пока не выясню, что с Изой, кусок в горло все равно не полезет, а пиццу потом и разогреть можно.

Я так устал, что уже почти ничего не соображаю. Главное — быстрее доехать до этой чертовой клиники, все остальное уже неважно.

Темный больничный корпус будто следит за мной черными стеклами. Я уже дошел до ручки: мне везде мерещится какая-то хрень и враги. Не знаю, чего добивается тот, кто открыл на меня охоту, но если его целью было свести меня с ума, то он почти уже добился своей цели. Сейчас я близок к безумию, как никогда до этого.