Кровь моего монстра

— Ты, блядь..

— Давайте вызовем ему врача — вмешиваюсь я, чтобы избежать любой войны, которая вот-вот начнется.

Кирилл поворачивается, чтобы уйти, не потрудившись обдумать мое предложение.

— Босс! — Я звоню.

— Виктор, отведи его в другое место, чтобы он перестал истекать кровью на моем полу — объявляет он и уходит.

— Этот сын... — хрипит Константин, бредя от лихорадки.

— Давай отведем его к врачу — умоляю я Виктора.

— Босс этого не говорил.

— Он также не сказал, чтобы я оставил его умирать. Ну же, помоги мне.

Он хмыкает, смотрит на дверь, как будто хочет быть рядом со своим боссом-тираном, но затем берет трубку.

— Доставьте доктора в дом. Мы прибываем через двадцать минут с мистером Константином. Он ранен и нуждается в медицинской помощи.

Затем Виктор помогает мне донести полуобморочного Константина до машины. Виктор удерживает большую часть веса.

Когда мы выходим, Кирилла, Юрия или Максима нет ни в коридорах, ни в VIP-кабинке клуба.

Мы подъезжаем к дому на пять минут позже назначенного времени, и нас встречает вышагивающая Юля. Она в своем изысканном атласном халате. Впервые ее светлые волосы собраны в пучок, а на лице нет макияжа, что позволяет проглядеть некоторые возрастные морщины. Увидев нас, она бледнеет, но выражение ее лица не меняется, когда она ускоряет шаг в нашу сторону.

— Что…что случилось? Ох, Костенька! Кто сделал это с тобой?

Она отталкивает меня, и я чуть не роняю ее сына.

— Ты... и ты! — она бьет Виктора кулаком в грудь. — Это Кирилл сказал тебе сделать это? Этот ... этот дьявол недоволен всем, что он сделал, и теперь он забирает у меня моего сына?

— Это не так — говорю я мягким тоном. — Мистера Константина пытали и бросили перед клубом, поэтому мы…

— Мама... — хрипит он, его голос срывается.

— Да, дорогой? Мама сейчас здесь. Все будет хорошо — ее тон меняется на материнский нежный. Таким тоном я никогда не слышала, чтобы она обращалась ни к Кириллу, ни к Карине.

Она перестает толкать и бить нас, просто чтобы мы могли отвезти его в клинику. Как только приходит доктор, она выгоняет нас вон.

И все же я остаюсь снаружи.

— Какого хрена ты творишь, Липовский? —спрашивает Виктор, когда я не следую за ним.

— Я останусь здесь на случай, если доктору что-нибудь понадобится.

— Кто ты, черт возьми, такой? Мать Тереза? — он подходит ближе. — Мы оказали ему помощь. С ним все будет в порядке. Кроме этого, мы не общаемся ни с ним, ни с его матерью.

— Она тоже мать Кирилла.

— Она похожа на его мать, как ты думаешь?

— Ну что ж…

— Убирайся отсюда на хрен.

— Но…

— Я сказал, вон. Иди и жди босса перед его комнатой для ночного дежурства.

Я хочу врезать Виктору прямо в его стоическое лицо, но что-то подсказывает мне, что это не пройдет так хорошо.

Неохотно я велю одной из служанок сообщить мне о состоянии Константина, затем поднимаюсь по лестнице, чтобы дождаться его величества тирана Кирилла. Может быть, мне стоит притвориться больной, чтобы не оказаться запертой с ним в одной комнате. Я подумываю о том, чтобы попросить Максима о помощи, но не хочу, чтобы он что-то заподозрил.

— Саша! — зовет меня знакомый голос, как только я поднимаюсь по лестнице.

Карина хватает меня за запястье, тащит в свою комнату и закрывает дверь. Как обычно, она наполнена свечами, но она, по крайней мере, отдернула шторы.

— Что случилось? — спрашивает она встревоженным голосом. — я слышала, как горничные говорили о докторе и медицинском обслуживании. Кирилл в порядке? Это его кровь на твоей одежде?

— Он в порядке, как дьявол — я сжимаю губы, забывая, что на самом деле разговариваю с его сестрой.

— О, слава Богу — она делает вдох.

— Это Константин. Это он пострадал.

Ее плечи опускаются, но она ничего не говорит.

— Разве ты не хочешь посмотреть, как у него дела? — спрашиваю я.

Она пожимает плечами.

— Юлия, вероятно, на его стороне, верно?

— Да.

— Тогда все в порядке. Я просто узнаю об этом от горничных.

— Он твой брат, Карина. Ты не должна слышать об этом от горничных.

— Я бы предпочла сделать это, чем видеть, как Юлия заискивает перед ним. — она поджимает губы. — Он единственный ребенок, о котором она когда-либо заботилась, ты же знаешь. Единственный, к кому она относилась как к своему собственному. Покупала ему вещи, брала его с собой в поездки и давала ему слова поддержки. Она смотрела на него с любовью, беспокоилась о нем и предложила ему весь родительский комплекс. На нас с Кириллом она всегда смотрела только с отвращением. Даже презрение. Когда у меня начались приступы паники и беспокойства, я с плачем пошла к ней и попросила о помощи, как любая напуганная дочь попросила бы свою мать. Но когда я обняла ее, она оттолкнула меня, как будто я был отвратительна, и сказала, что я получила именно то, что заслужила. Она как наша мачеха.

— Мне так жаль, Карина.

Она вытирает слезы, прилипшие к глазам.

— Дурацкая вода вытекает, когда в ней нет необходимости. Не волнуйся. Я полностью покончила с этим.

— Хорошо.

— Я не боюсь или что-то в этом роде, но на всякий случай, ты можешь остаться здесь, пока я не усну?

— Конечно.

Я остаюсь у ее постели, пока она рассказывает мне истории и интересные истории, которые она узнала в Интернете. Она автор серийных комиксов и сказала, что, может быть, когда-нибудь скажет мне свой псевдоним. В то время как она борется с окружающим миром, ей удалось создать свой собственный миниатюрный мир, в котором она чувствует себя более непринужденно. После того, как она засыпает, я укрываю ее одеялом и тихо выхожу из комнаты.

Я получаю сообщение от горничной, сообщающей мне, что Константин вне опасности и спит. Сегодня вечером Юлия останется рядом с ним.

Облегченно вздохнув, я иду в комнату Кирилла. Я вся в крови Константина, когда несла его раньше, и мне нужно переодеться, прежде чем я отправлюсь на ночное дежурство.

В тот момент, когда я открываю дверь, черная энергия захватывает меня, прежде чем рука зажимает мне рот. Приглушенный визг покидает меня, когда меня затаскивают внутрь.

Темный, зловещий голос шепчет мне на ухо:

— Тсс. Мне нужно, чтобы ты заткнулась, Саша.

29

САША

Мой разум пустеет.

Самое страшное — это не отсутствие у меня реакции или мыслей. Это то, как внезапно мое тело берет на себя ответственность за ситуацию. В тот момент, когда меня затягивают внутрь, я не перехожу в режим повышенной готовности и не напрягаюсь для драки. Это далеко не так. Я узнаю это прикосновение и тону в знакомом мужском аромате, к которому не смогла бы привыкнуть, даже если бы попыталась.

Дверь закрывается с тихим щелчком, а затем меня вталкивают внутрь. От дикой мощи его силы у меня перехватывает дыхание, и у меня нет другого выбора, кроме как идти в ногу с ним.

Или попытаться это сделать.

Он слишком быстр, слишком непредсказуем, и это пробуждает во мне дремлющего зверя.

Моя икра ударяется о твердый край, и я ахаю, когда падаю прямо на мягкую поверхность матраса.

А потом он набрасывается на меня.

Его рука сжимает мои запястья над моей головой, а его колени лежат по обе стороны от моего живота. Я впервые вижу его лицо с тех пор, как он напал на меня из засады, и жалею, что посмотрела. Оно напряженное, но пустое. Мрачное, но эмоциональное. Нет ничего страшнее спокойного Кирилла. Он становится силой, с которой нужно считаться, лишенной каких-либо ограничений или моральных кодексов. Не то чтобы у него когда-либо было что-то из этого, но он, по крайней мере, прилагает усилия, чтобы притвориться, что это так. Но прямо сейчас, правда? В нем нет и намека на эту часть. Он полностью настроен на разрушение, а я случайно оказалась не в том месте и не в то время.

— Что... — я замолкаю, когда он один раз качает головой.

— Ш-ш-ш, не разговаривай. Я так близок к тому, чтобы стать настоящим гребаным животным, и если ты продолжишь говорить, эта ситуация станет очень ужасной.

Я сглатываю, но комок застревает у меня в горле. Это первый раз, когда я слышу, чтобы он говорил таким низким тоном. Он тверд и собран, но под поверхностью скрывается пугающий ураган.

— Итак, Саша... — его голос становится еще более глубоким до едва уловимой угрозы. — Ты закончила быть доброжелательной и убедилась, что с Константином все в порядке?

— Да, в общем то, закончила — понятия не имею, как мой голос звучит так нейтрально в данных обстоятельствах. — Один из нас должен был это сделать, поскольку он твой брат.

— Разве я просил тебя присматривать за моим братом? — Его угрожающий тон потрясает меня до глубины души.

Наверное, мне следует промолчать, но это не гарантирует, что он прекратит это. Что бы я ни делала, если Кирилл что-то задумал, то он добьется этого. Так что я могла бы с таким же успехом избавиться от этих хаотичных эмоций в моей груди.

— Мне не нужно твое разрешение на все, что я делаю — я пытаюсь высвободить свои запястья, но невозможно ослабить его железную хватку. — Вопреки тому, во что тебе нравится верить, ты не мой сторож, Кирилл.

Жестокая ухмылка приподнимает уголки его губ.

— Если ты находишь утешение в этих иллюзиях, то продолжай верить им, но реальность такова, ты моя, и я могу делать с тобой все, что мне захочется. Ты моя гребаная собственность, Саша. Это понятно?

Горячая влага щиплет уголки моих глаз, но я отказываюсь показывать ему, какой вред наносят мне его слова. Хотя я всегда знала Кирилла как методичного, хладнокровного монстра, я впервые вижу это воочию. Все, что произошло в прошлом, и то подобие безопасности, которое я чувствовала в его объятиях, было не более чем моим принятием желаемого за действительное. Он всегда думал обо мне только как о чем-то, чем он может владеть. Дополнение к его коллекции. Я ни в коем случае не являюсь частью его амбиций. Черт возьми, с таким же успехом я могла бы быть игрушкой, с которой он тратит время, пока не займет должность, над получением которой он работает.

— Я не твое что-то — говорю я со спокойствием, которого не чувствую. — И я, конечно, не твоя.

Мускул на его челюсти напрягается, а глаза за стеклами очков темнеют.

— Это потому, что ты уже принадлежишь кому-то другому?

— Кому-то другому?

Между нами повисает долгая пауза, пока тусклый свет от прикроватной тумбочки отбрасывает тени на его резкие черты.

— Я продолжаю с того места, на котором остановился ранее. Мне нужно имя.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Ты знаешь, о чем я говорю. Мне нужно имя человека, с которым ты ранее разговаривала по телефону.

Мое сердце бешено колотится, и я думаю, что Кирилл мог бы вскрыть мою кожу, чтобы получить ответы. Я должна постоянно напоминать себе, что каким бы благочестивым он был, это не то, что он на самом деле может сделать.

— Эта часть моей жизни тебя не касается — говорю я просто, достаточно тихо, чтобы слова прозвучали как мольба.