Кровь моего монстра

— Имя, Саша. Я не буду повторяться в другой раз.

Я поджимаю губы.

Напряжение волнами исходит от Кирилла, усиливаемое его крепкой хваткой на моих запястьях. На мгновение мне кажется, что он сломает их или что-то в этом роде, но потом он поднимает меня за них. Я ошеломленно замолкаю, когда он отпускает мои руки, снимает куртку и расстегивает рубашку. Пуговицы рассыпаются по кровати и скатываются на пол.

Мои груди покалывает под бинтами, а соски твердеют, превращаясь в болезненные бутоны.

Должно быть, со мной что-то не так, потому что, хотя я знаю, что он сумасшедший, мне все равно нравится его грубая сторона. Часть меня жаждет этого, в то время как другая часть боится этого. Факт остается фактом: если это отвлечет его мысли от текущей темы, то все, что я могу сделать, это позволить этому случиться. Вскоре после этого мои бинты исчезают от быстрого движения его сильных жилистых рук. Мои груди свободно подпрыгивают, а соски пульсируют от желания.

Затем он расстегивает мой ремень и стягивает с меня брюки и трусы, так что я сижу на кровати совершенно голая.

Это не первый раз, когда я обнажаюсь перед ним, но я все еще испытываю укол сомнения рядом с ним. Я всегда хотела, чтобы кто-нибудь, кто угодно, увидел во мне женщину. Конечно, я не подписывалась на то, чтобы быть этим бесчувственным монстром, но так случилось, что он единственный, кто раскрыл мою личность.

И по какой-то причине я хочу быть красивой для него. Я хочу, чтобы он целовал меня так, словно не может насытиться мной, как он это сделал на днях в своем офисе. Мне нравится, когда Кирилл целует меня. Это единственный раз, когда он чувствует себя больше человеком, чем чудовищем.

Мои мысли разбегаются, когда он хватает меня за запястье и стаскивает с кровати. Я спотыкаюсь и чуть не падаю, но его хватка удерживает меня на ногах. Мне приходится бежать трусцой, чтобы поспевать за его широкими шагами, когда он ведет меня в ванную комнату.

Яркий белый свет ослепляет меня, когда в поле зрения появляется сверкающая мраморная стойка и гигантское зеркало. Он толкает меня к раковине и встает позади меня с жутким видом Мрачного Жнеца.

Его глаза вспыхивают пугающим темно-синим цветом, напоминающим разъяренный океан. Я даже не сосредотачиваюсь на том факте, что я совершенно голая, в то время как он полностью одет. Все, что я вижу в зеркале, это воплощение насилия.

Он отпускает мое запястье только для того, чтобы обхватить мое горло сзади. Хватка настолько крепкая, что я встаю на цыпочки, но она не предназначена для того, чтобы украсть мое дыхание.

Это захват контроля. Так я точно знаю, что именно он главный в этой ситуации. Его вторая рука скользит по моему бедру, оставляя мурашки по коже, затем исчезает между моих дрожащих бедер. Два его пальца проникают в мое ядро, и я замираю. Моя кожа краснеет, и я вынуждена видеть каждую деталь своего смущения в зеркале перед нами. Я вынуждена видеть два белеющих шрама на моем боку от расправы и уродливую дыру в плече от выстрела. Когда я пытаюсь переключить свое внимание на пол, Кирилл хватает меня за шею и поднимает ее вверх.

— Ты будешь наблюдать, как я владею каждой частичкой тебя, чтобы ты поняла, что ты полностью моя.

Он вводит третий палец, растягивая меня так сильно, что я не могу сосредоточиться ни на чем, кроме его прикосновений. Он просовывает свои пальцы внутрь меня, и взрыв удовольствия захлестывает меня. У меня подгибаются пальцы на ногах, а сердце бьется так быстро, что становится страшно.

Темп Кирилла граничит с безумием, когда он вонзает в меня свои пальцы с повышенной интенсивностью. Мои глаза наполовину закрываются, и я хочу отвести взгляд от шторма, который вот-вот поглотит меня, но я не могу.

Чем дольше я поглощена его ледяным взглядом, тем больше у меня кружится голова. Он дразнит мой клитор двумя умелыми движениями, и мне конец. Я кончаю с глубоким стоном и упала бы вперед, если бы не хватка Кирилла.

— Вот именно, Солнышко. Покажи мне, как сильно ты меня хочешь. — его голос с хрипом обрушивается мне на ухо, прежде чем он прикусывает плоть.

Мои бедра дрожат, и оргазм, кажется, усиливается и растягивается как по продолжительности, так и по интенсивности. Как будто его слова - это афродизиак.

И может быть, я слишком привыкла к тому, что он называет меня своим солнцем.

Зачем монстру солнце?

Его рука исчезает у меня между ног, и прежде чем я успеваю оплакать потерю, он расстегивает ремень, и я чувствую, как его эрекция касается моего зада.

Дрожь проходит сквозь меня, когда его член прижимается к моей ягодице. Один раз, второй.

Удовольствие, которое, как я думал, наконец-то померкнет, поднимается и растет.

Я ахаю.

— Кирилл...

— Меня так и подмывает засунуть свой член в эту дырочку. — он снова упирается своим огромным членом в мою задницу. — Я бы трахал тебя, пока ты не поймешь, что каждая частичка тебя принадлежит мне. Не кто-то другой. Я. Это моя задница, моя собственность. Блядь, моя.

Моя рука находит его бедро, и я пытаюсь оттолкнуть его, но он заламывает мои запястья за спину и обеими руками обматывает их своим толстым кожаным ремнем. Я совершенно неподвижна и не смогла бы пошевелиться, даже если бы захотела. Затем его пальцы возвращаются к моему горлу.

— Но сегодня вечером... — он просовывает свой член мне между ног. — Я начну с твоей киски.

Он толкается внутрь, и я задыхаюсь, когда боль взрывается во всем моем естестве. Кирилл просто слишком огромен, и, несмотря на оргазм, который я только что испытала, мне больно ощущать его всего в себе.

— Ты такая тугая. Ммм. Так чертовски правильно. — его ворчание наполняет мои уши, и, хотя это причиняет боль, я пытаюсь попасть в ритм.

Мне не нужно долго стараться.

После нескольких толчков удовольствие начинает воевать с болью, и мои стоны эхом разносятся в воздухе. Кирилл обнимает меня за шею, чтобы заставить посмотреть в зеркало.

Я поражена открывшимся передо мной зрелищем. Он выглядит больше, чем жизнь позади меня, и ничем не отличается от зверя, который пожирает меня живьем. Моя кожа потная, раскрасневшаяся и подстроенная под его ритм.

С его рукой на моем горле и связанными запястьями я полностью в его власти.

— Посмотри, кому ты принадлежишь, Солнышко. Посмотри, как твое тело подчиняется мне, как будто оно создано для меня. Ты моя, и ты всегда будешь моей, черт возьми. Ты никогда не будешь принадлежать никому другому, кроме меня.

Темное чувство собственничества в его словах должно напугать меня, и в какой-то степени, это так и есть, но я не могу мыслить здраво, когда он избивает меня до полусмерти.

Его ритм такой же интенсивный, как и он сам. Он трахает со своим обычным контролем, но иногда он идет так быстро и так сильно, что даже он не может это контролировать. Его очки запотевают от пота и напряжения, и он отбрасывает их в сторону, а затем увеличивает интенсивность.

Мои груди подпрыгивают и болят от возбуждения, а бедра несколько раз ударяются о мраморную стойку. Укол боли усиливает дикое удовольствие, нарастающее в моей сердцевине.

Внезапно он крепче сжимает мое горло и перекрывает мне доступ кислорода.

Я не могу дышать.

Я не могу...

Как раз тогда, когда я думаю, что вот-вот умру, я кончаю.

А потом воздух и экстаз пронзают меня одновременно. Я начинаю падать, но Кирилл толкает меня к стойке. Удар холода ударяет по моей разгоряченной коже, и мои твердые соски царапают мрамор.

Но эти вспышки дискомфорта забываются, когда он хватает меня сзади за шею и трахает меня до оргазма. Он проникает глубже, вытаскивает, затем снова и снова входит внутрь.

Затем он врезается в меня со смертоносностью животного. Он и есть животное.

Монстр, который не может насытиться.

Даже когда я начинаю плакать от того, насколько это становится интенсивным. Даже когда я думаю, что на самом деле упаду в обморок.

Кирилл не останавливается и не замедляет шаг, и уж точно не финиширует. Он трахает меня снова и снова, пока удовольствие не начинает смешиваться с болью. Пока я не буду уверена, хочу ли я, чтобы он когда-нибудь остановился.

То, как он берет то, что хочет, и использует меня для собственного удовольствия, делает мои бедра грязными и липкими от возбуждения. Еще один оргазм нарастает в моей сердцевине и распространяется по всему телу.

Вот тогда Кирилл рычит, входит сильнее, а затем тепло наполняет мои внутренности.

Он поднимает меня за горло так, что моя спина прижимается к его одетой груди. Его горячее дыхание наполняет мое ухо, прежде чем он рычит:

— Моя.

Пугающая дрожь пробегает по мне, когда я понимаю, что он говорит серьезно и, вероятно, не остановится ни перед чем, чтобы действительно сделать меня своей.

30

КИРИЛЛ

В тот момент, когда я открываю глаза, я осознаю две вещи.

Во-первых, я заснул.

С тех пор как мой отец начал свои сеансы пыток, мой тип сна был только отдыхом для моих глаз. Я всегда полностью осознаю свое окружение и готов к действию в любой момент. У меня не было глубокого ночного сна... может быть, лет двадцать или около того, до такой степени, что я забыл, каково это. Армия сделала мои привычки ко сну еще более неустойчивыми. Какой смысл давать отдых моим глазам, когда я мог бы использовать это время, чтобы сделать что-то конструктивное?

Следовательно, с годами мое время сна становилось все короче и короче. Единственным исключением была та ночь в деревне. Тогда меня это беспокоило, а сейчас беспокоит еще больше, учитывая, что я действительно провалился в глубокий сон ... более чем на шесть часов.

Это подводит меня к следующему, что я понял.

Саша ушла.

Кровать смята там, где она спала, и в воздухе витает ее запах, но это единственное доказательство того, что она когда-либо была здесь.

Я смотрю вниз и обнаруживаю, что на меня наброшено одеяло, которое, на удивление, прикрывает меня почти полностью.

После того, как я уложил ее спать, я сел на свое обычное место на диване, намереваясь немного поработать, но, по-видимому, я чертовски заснул. Я не только не заметил, как она проснулась, оделась и ушла, но и не почувствовал, как она прикасается ко мне.

Блядь, блядь.

Я вскакиваю и направляюсь в ванную, чтобы посмотреть, там ли она, несмотря на ощущение, что ее там нет. Я останавливаюсь на пороге, когда на меня обрушиваются воспоминания о прошлой ночи. Секс, стоны, пощечины, хрип и плач.

Было много слез, когда Саша больше не могла выносить, когда ее трахали, но иногда были и мольбы, так что я позволил ей кончить. Чем больше слез текло по ее щекам, тем тяжелее мне становилось. Чем дольше она умоляла, тем больше мне нужно было владеть ею так основательно, чтобы никто не смог отнять ее у меня.

Я хотел остановиться после того первого раза, так как она была явно истощена и, вероятно, измучена, поэтому я постарался быть джентльменом и повел ее в душ. Но в тот момент, когда ее тело прижалось к моему в полуобъятии, потому что она не могла нормально стоять, все джентльменские мысли вылетели в окно. Не то чтобы эта роль изначально пришла ко мне естественным образом.