Рассказы о необычайном

Лиса острит

Вань Фу, по прозванию Цзы-сян, житель Босина, в молодости занимался конфуцианской наукой. В доме были кое-какие достатки, но судьба его сильно захромала, и, прожив уже двадцать с лишком лет, он все еще, как говорится, не сумел «подобрать сельдерея»[23] – траву цинь.

В этой местности был скверный обычай часто объявлять повинности за богатыми домами[24]. Люди солидные и честные доходили чуть не до полного разрушения своих хозяйств. Как раз Вань был объявлен подлежащим повинности. Он испугался и бежал в Цзинань[25], где снял помещение в гостинице.

Ночью прибежала какая-то девица, чрезвычайно с лица красивая. Вань пришел от нее в восторг и, так сказать, усвоил ее. Попросил ее назваться. Дева сказала сама же, что она, прямо говоря, лиса.

– Только, – добавила она, – я не буду для вас, сударь, злым наваждением!

Вань был очень доволен и не стал относиться к ней с недоверием.

Дева не велела Ваню делиться помещением. А сама с этих пор стала появляться ежедневно, жила у него, лежала с ним. Вань же во всех ежедневных тратах жил всецело на ее счет.

Так они прожили некоторое время. У Ваня завелось двое-трое знакомых, заходивших к нему и постоянно остававшихся ночевать, не уходя к ночи. Вань тяготился этим, но не решался отказать. Делать нечего, пришлось сказать гостям, чтó тут по-настоящему происходит. Гости выразили желание взглянуть хоть раз на святое лицо. Вань сообщил об этом лисе. Она тут же обратилась к гостям:

– Смотреть на меня? Зачем это? Я ведь как люди!

Гости слышали ее голос, мило-мило звучавший, слово за словом, перед самими, казалось, глазами, а куда ни обернись, хоть на все четыре стороны, – никого не видно.

Среди гостей Ваня был некто Сунь Дэ-янь, паяц и записной остряк. Он усердно просил Ваня дать ему свидеться с лисой.

– Вот удалось мне, – добавил он при этом, – слышать нежный ее (ваш) голос. Вся, знаете ли, душа моя, все мое существо так и полетело куда-то за все пределы. Зачем ей (вам) так скупиться на свою красоту? Зачем заставлять человека, услышавшего голос ее (ваш), только и делать, что думать о ней (вас)?

– Послушай, добродетельный внучок[26], уж не хочешь ли ты своей прапрапрабабушке писать, как говорится, «портрет грядущей в радости»?[27]

Все гости захохотали.

– Я лисица, – продолжала невидимка. – Да разрешат мне гости рассказать кое-что из истории лисиц. Очень желаете послушать или не очень?

– Мм… да, мм… да, – отозвались гости.

– В одной деревне, – начала лиса, – была гостиница, в которой давно уже водились лисицы. Они выходили и нападали на проезжих. Узнавая об этом, посетители предупреждали друг друга и не ночевали в ней. Через полгода в помещениях повеяло нежилым и страшным. Хозяин сильно затужил и более всего избегал говорить о лисе. Вдруг как-то появился проезжий издалека, говоривший о себе, что он иностранец. Увидел ворота гостиницы и решил заночевать. Хозяин очень обрадовался и пригласил его войти. Только что он хотел это сделать, как прохожие шепнули ему тихонько: «В этом доме водится лиса!» Проезжий испугался и сказал хозяину, что он хочет переехать в другое место. Хозяин принялся уверять его, что это сущий вздор, и тот остался.

Только что он вошел к себе и прилег, как увидел массу мышей, выползших из-под кровати. Проезжий сильно перепугался, бросился бежать, крича, что было сил, что тут лисица. Хозяин стал расспрашивать.

«Лисица здесь устроила себе целое гнездо! – кричал гость сердито. – Зачем было обманывать меня, говоря, что лисы нет?»

Тогда хозяин спросил, как выглядит то, что он видел.

«То, что я сейчас видел, – ответил гость, – тоненькое-тонюсенькое, маленькое, хорошенькое… Если это и не лисьи дети, то, конечно, лисьи внуки»[28].

На этом и кончила рассказывать. Гости на креслах так и осклабились.

– Раз вы не удостаиваете нас свиданья, – сказал тут Сунь, – то мы останемся ночевать и ни за что не сочтем нужным уйти. Мы помешаем вашему, так сказать, Янтаю[29].

– Ну что ж, – смеялась лиса, – оставайтесь ночевать, ничего! Только если против вас будет что-либо предпринято, то уж, пожалуйста, не давайте этому застрять в душе!

Гости испугались, как бы она из злобы не выкинула с ними штуки, и все тут же разошлись. Однако каждые несколько дней обязательно приходили разок и требовали, чтобы лиса посмеялась и поругалась[30].

Лиса была остроумна до чрезвычайности. Что ни скажет, при каждом слове сейчас же укладывает гостей вверх ногами. Записные остряки не могли скрутить ее. И вот публика в шутку стала называть ее «Барынька-Лиса».

Однажды она поставила вина и устроила, так сказать, высокое собрание[31]. Вань занимал место хозяина пира. Сунь и еще два гостя уселись налево и направо от него. На последнее место, вниз[32], поставили диванчик и просили пожаловать лису. Лиса отнекивалась, сказав, что не умеет пить вина. Тогда все стали просить ее сесть и беседовать. Она согласилась.

Вино обошло уже по нескольку раз. Публика решила бросать кости, играя под ви́на в так называемые «усы тыквы[33]». Один из гостей попал на тыкву и должен был, значит, пить. И вот он взял свою чарку, перенес на хозяйское место и сказал:

– Барынька-Лиса, вы такая чистая и трезвая… Возьмите-ка вместо меня пока эту чару и пейте!

Лиса засмеялась.

– Я ж не пью, – сказала она. – Но хотела бы изложить одну историю, чтобы помочь вам, моим почтенным гостям, пить!

Сунь заткнул уши: ему неприятно было слушать. Гости же предложили хором:

– Кто будет ругать человека, того штрафовать!

Лиса захохотала:

– Ну а если, положим, я буду ругать лису – то это как?

– Можно, – сказала публика.

И стали слушать, склонив уши, а лиса рассказывала следующее:

– В былые дни некий сановник выехал послом в государство красноволосых[34] и надел на себя шапку из лисьих грудок[35]. Приехал и представился тамошнему царю.

Царь увидел эту шапку и удивился.

«Что это за шкура, – спросил он, – у нее такой нежный и густой волос?»

Сановник ответил, что это лиса.

«Об этой твари, – сказал царь, – мне во всю жизнь не приходилось ничего слышать! Этот знак ху – в каком роде будет его начертание?»

Посланник стал писать в воздухе[36] и докладывать царю:

«Справа – большая тыква, слева – маленький пес»[37].

Гости и хозяин опять захохотали на весь дом.

Двое из гостей были братья Чэни. Одного звали Чэнь Со-цзянь[38], а другого – Чэнь Со-вэнь[39]. Видя, что Сунь сидит сильно сконфуженный, один из них сказал:

– Куда, скажите, девался самец-лис, что он позволяет своей самке-лисе источать подобный яд?

Лиса продолжала:

– Только что рассказанная история еще ведь не окончена, а меня уже сбил с толку этот ваш собачий лай… Позвольте ж кончить! Далее, значит, царь этой страны, видя, что посланник приехал на муле, тоже чрезвычайно изумился… Тогда посланник стал докладывать ему:

«Он рожден от лошади!»

Царь удивился еще больше.

«В Срединном царстве, – продолжал посланник, – лошадь рождает мула, а мул рождает жеребенка».

Царь стал внимательно расспрашивать, как это бывает.

Посланник докладывал:

«Лошадь родила мула – это слуга вашего величества видел[40]. Мул родил жеребенка – это слуга вашего величества слышал».

На всех креслах опять громко захохотали. Публика, зная теперь, что лису не переговоришь, решила после этого, что тот, кто первый начнет над кем издеваться, да будет оштрафован и станет, так сказать, «хозяином восточных путей»[41].

Вскоре от вина стали хмелеть. Сунь, шутя, обратился к Ваню:

– Возьмем какую-нибудь двойную строку[42], – пожалуйста, подберите!

– Именно? – спросил Вань.

Сунь сказал:

– Публичная дева выходит из ворот, спрашивает о возлюбленном человеке. Когда приходит: «Миллион счастья!»[43] Когда уходит: «Миллион счастья!»

На всех креслах разом погрузились в думу, но подобрать не могли. Лиса засмеялась.

– А у меня есть! – сказала она.

Публика прислушалась. Лиса читала[44]:

– Драконов князь[45] издает указ, ища прямого (честного) советчика. Черепаха-бе – тоже может сказать[46]. Черепаха-гуй – тоже может сказать!

В креслах, со всех четырех сторон, не было человека, который бы не опрокинулся в изнеможении.

– Послушайте, – сказал рассерженный Сунь, – ведь только что мы заключили с вами условие… Как это вы опять не воздержались?

– Винá действительно за мной, – рассмеялась лиса. – Однако, не будь этих слов, не удалось бы подобрать как следует. Завтра утром устрою обед, чтобы искупить свой грех!

Посмеялись – на этом и кончили.

Всех таких мастерских шуток и острот лисы никогда и никому не передать.

Через несколько месяцев она вместе с Ванем поехала к нему на родину. Добрались до границы Босина[47].

– У меня в этих местах, – сказала она Ваню, – есть кое-какая родня, с которой я давным-давно прервала отношения. Нельзя, однако, чтоб разок хоть к ним не зайти. Время сейчас, знаешь, позднее, так что мы с тобой вместе у них переночуем, а утром в путь. Так и ладно будет!

Вань спросил, где же они живут. Она показала, прибавив, что это невдалеке. Ваню это показалось странным, ибо раньше здесь никакого жилья не было, но он решил: будь что будет – и пошел за ней. Ли через два[48] действительно показалось село, в котором он отродясь никогда не бывал. Лиса подошла и постучалась в ворота. К воротам вышел какой-то сероголовый[49]. Они вошли – и увидели перед собой ряд дверей, друг за другом, и здания, громоздящиеся одно над другим. Красиво, замечательно – точь-в-точь как у именитых богачей!

Сейчас же их провели к хозяевам. Старик и старуха сделали Ваню приветственное движение и усадили его. Накрыли стол полным-полно всяческою роскошью и обращались с Ванем, как с зятем.

После обеда остались ночевать. Лиса явилась к Ваню рано и заявила:

– Если я сейчас же приду домой с тобой вместе, то, боюсь, как бы не напугать людские толки. Иди-ка ты вперед, а я приду за тобой следом.

Вань поступил так, как она ему сказала, пришел первым и предупредил домашних. Вскоре пришла и лиса. Она говорила и смеялась с Ванем, но все только слышали, человека самого было не видно.

Прошел год, у Ваня опять были дела в Цзи[50], и лиса опять пошла с ним вместе.

Вдруг появилось несколько человек, с которыми лиса вступила в беседу, с величайшим оживлением болтая с ними о холоде и тепле…[51] Затем она обратилась к Ваню:

– Я, видишь ли ты, собственно-то говоря, живу в Шане[52]. Так как у меня с тобой давнишняя связь судьбы, то я и была с тобой столько времени. А вот сегодня прибыли мои братья, и я хочу с ними поехать к себе, так что не могу уже тебе во всем угождать!

Вань удерживал ее. Не согласилась и тут же ушла.