По зову рода

— Маушав за нами, — хрипло громыхнул он, хлопнув Казимира по плечу. — Ты хорошо поработал. Ступай к кнесу, уж скоро пир. Я пока занят… а ты развлечёшь его разговором.

— Воевода, дозволь, сперва я к раненым, — возразил ведун, осматриваясь. — Я гляжу очень много людей посекли… Видать, и мне ещё порядком работы.

— Все, кто получил раны, уже преданы огню, — бесстрастно ответил Ратибор. — Вогуличи отравили каждый клинок и каждую стрелу. За это мы с них отдельно спросим… после.

Казимир так и не понял после чего и как с вогуличей будут спрашивать за то, что те сражались отравленным оружием, но решил не уточнять. Ещё не отошедший от горячки недавнего боя Ратибор глазами метал молнии. Рядом с ним было попросту страшно находиться.

«Неужто, он собирается казнить кого-то из пленников, в назидание остальным?».

Несмотря на то, что Маушав было крупным и без сомнения богатым поселением, большинство его жителей обитали в чумах, обтянутых кожей и мехами. Имелись и землянки, и даже деревянные срубы, но всё-таки местные предпочитали традиционный для них уклад жизни и собственного обиталища. Одни тянулись вдоль каменного выступа прямо в скале, другие уровнем ниже располагались на широкой площадке, некоторые чумы буквально свисали на таких крошечных горных уступах, что неясно было, может ли там разместиться даже один человек. Пройдясь по каньону, ведун вышел к тому месту, где ручей протекал мимо поселения. Неизвестные строители прорубили проход в скале, за которым весело журчала вода. Он был совсем неглубоким, так что по ту сторону виднелись зелёные лапы ельника, подступавшего вплотную к Маушав, с другой стороны. Ко входу в пролом вел узкий мостик, переброшенный через пропасть.

«Да уж, пытаться пролезть по эту сторону лучше и не пытаться…», — подумал Казимир.

Его взгляд остановился на капище. Здесь жило семь идолов, чем-то похожих на их божества, но в то же время сильно отличавшихся. У одного идола было смеющееся лицо и озорной взгляд, лицо другого, напротив, выглядело печальным, у третьего вместо одного лика их было шесть, друг над другом и все разные, хоть и похожие, ещё два идола не имели лица вообще, их остроконечные головы оказались лишены и глаз, и ртов, и носов. Казимир с интересом разглядывал резные изваяния, дивясь тому, как тонко резчик чувствовал дерево, из которого творил.

В центре поселения возвышался чум колоссальных размеров, больше прочих настолько, что его было видно со всех сторон. Стены покрывали дорогие лоснящиеся меха, которые наверняка стоили целое состояние. У входа в этот чум замерли пять собственных идолов, не похожих на те, что жили на капище и судя по размерам и внешности, они представляли собой семью, что обитала здесь — семью вождя. Постояв у полога, Казимир немного помялся, обдумывая, что хочет сказать. Его очень беспокоило пророчество, услышанное уже дважды, да к тому же начало исполнения этого мрачного предвестия… Но как это сказать кнесу, который празднует победу взятую большой кровью? Прежде, чем ведун решился зайти внутрь, полог откинулся в сторону и наружу вышел Мечислав. У воина был землистый цвет лица, глаза глубоко запали, а линия рта искривилась, словно тот испытывал сильную боль. Заметив ведуна, он коротко ему кивнул, спросив:

— К кнесу? Он искал тебя, правда уже давненько.

— Да, вот иду… — протянул Казимир, продолжая стоять на месте. — Тяжёлая битва? Рад, что ты цел.

Мечислав ответил довольно странным выражением лица, в котором явственно читалось, в каких далях он видал сочувствие ведуна.

— А где Юрас? — спросил Казимир и тотчас прикусил язык, потому, что щека Мечислава дёрнулось, едва он услышал имя друга.

Толкнув ведуна плечом, воин молча удалился. Казимир провожал его не оглядываясь, кляня себя за нерешительность, из-за которой он начал задавать глупые и ненужные вопросы. Раздалось суматошное кряканье, похоже, Мечислав по пути задал хорошего пинка подвернувшейся под ногу утке, коих в достатке разводили вогуличи. Рассудив, что лучше не дожидаться, мало ли тот передумает, чтобы всё же ответить, Казимир нырнул в глубь чума. Изнутри строение казалось ещё больше, чем снаружи. Здесь запросто могли разместиться десять, а то и пятнадцать человек, совершенно не мешая друг другу. Под ногами скрипел деревянный настил, устланный пушистыми медвежьими шкурами, по краям в крошечных клетях горели огоньки лучинок, от которых тянулись тоненькие струйки дыма. В его запахе ведуну почудились ароматы трав, и он было напрягся, но вдохнув несколько раз понял, что ничего опасного нет.

Посреди чума на набитом ни то сеном, ни то пухом цветастом мешке восседал Велерад. Его полулежащая поза говорила о расслабленности хозяина, но едва ведун всмотрелся в глаза кнеса, то почувствовал, как тот напряжён. Подле него на коленях сидела женщина. Её лицо было спрятано за разметавшимися волосами, и даже когда в чум вошёл ещё кто-то она не пошевелилась. За её спиной переминался с ноги на ногу маленький мальчик лет четырех или пяти. Его крошечные испуганные глазки недоверчиво зыркнули на нового человека в их доме. Казимир видел, как надежда, вспыхнувшая в них, когда он только отодвинул полог, мгновенно угасла.

«Жена вождя и его сын… — сообразил ведун. — Не хватает самого вождя и ещё одного человека… Уж не дочери ли?».

— Ну, наконец-то… явился, — хмуро заметил Велерад, оглядывая Казимира так, словно он чем-то его расстроил.

Ведун с изумлением отметил, что кнес изменился не только внешне. Да, усталость после долгого похода и недавнего боя могли сильно повлиять на внешность, но его голос… и манера держаться… Велерад преобразился. Глаза стали строже и злее.

— Вот, полюбуйся, — продолжил кнес, указывая на стоящую на коленях женщину. — Эта баба могла стать для меня роднёй. Её дочери надлежало выйти за моего названного брата, но его кто-то убил… — при этих словах, Велерад смерил её пристальным взглядом, полным гнева.

Кажется, женщина тоже ощутила ярость кнеса, и мелко задрожала, прижав ладони ко рту.

— Талмат мёртв, но есть Карама… — продолжил Велерад. — К тому же есть я… — он усмехнулся, подмигнув ведуну. — Какая семья отринет такой выбор женихов?

Казимир понял, что кнес ждет одобрения его слов и поспешно кивнул.

— Но вогуличи решили, что теперь сами по себе, что русы и печенеги им не ровня. Вместо хорошей свадьбы, они предпочли пышные похороны для своих мужчин. Разве так поступает тот, кто в ответе за своих людей? — его вопросы повисали в воздухе, заставляя стоящих в чуме леденеть от напряжения. — Как ты считаешь, ведун, покойный Азыркай был мудрым вождём?

— Не мне судить о мудрости вождей, кнес. Но отвергать руку друга… — Казимир мельком глянул на женщину. — Да ещё и когда о том заранее сговорились… неразумно и грубо.

Велерад повернулся к жене вождя и поцокал языком, разводя руками.

— Как видишь, Уенг, не один я так думаю… А ты всё молчишь… Дерзишь, упрямишься… когда всё уже кончено! Где твоя дочь, Уенг? Неужели ты и правда считаешь, что я не знаю, будто она шаманка? Коли потребуется, я прикажу изловить всех рысей в тайге, но найду её, Уенг! А пока твою дочь будут искать, мы будем обезглавливать по десять твоих мужчин в день… Ты этого хочешь, Уенг? Такие, вы, стал быть, вожди для своего племени?

— Не надо никого обезглавливать, Велерад, — сказал Казимир, решившись. — Я видел в лесу молодую девушку шаманку, которая пришла в теле рыси, она напала на нас, когда мы травили реку.

— Вот как? — ухмыльнулся кнес, весело глянув на женщину. — И где же Альва сейчас?

— Она сбежала, когда мы перебили её людей, — соврал Казимир. — Но я знаю, как найти след шаманки и смогу привести её к тебя, кнес.

— Сколько тебе понадобится времени?

— Не долго… — пожав плечами, ответил ведун. — Думаю она где-то рядом… Я дам знать завтра утром.

— Добро, — кивнул немного подобревший Велерад. — Ступай.

Выйдя на воздух, Казимир чуть не лишился чувств. Снова нервозно застучала нога, а на лбу выступила испарина.

«Соврал кнесу! Если он узнает, мне не жить! Что же со всеми ними происходит? Не они же словно! Другие! Ярость и ненависть пропитывает всё, даже землю, воду и ветер!».

Опрометью бросившись прочь, ведун, сбивая ноги, то и дело спотыкаясь, метался по Маушав в поисках Владимира. Воина нигде не было, как и братьев. Наконец, решившись, что хуже уже не будет, Казимир начал расспрашивать всех и каждого, куда подевались боровички. Люди только руками разводили, мол, где-то были, да кто ж нынче разберёт… Погребальные костры уже вовсю пылали, заволакивая округу едким сладковатым дымом. Отчаявшись найти Волю, ведун направился туда, где держали пленников. Большинство местных попросту согнали в один край каньона, оградив наспех сбитой решёткой из брёвен.

Дозорные расставленные по стенам ущелья внимательно следили за тем, что происходило внизу, не давая пленным и малейшего шанса затеять побег. Приблизившись к загону, ведун, постарался принять грозный и нахальный вид. Подойдя к одному из витязей, что стояли на страже на земле, он небрежно бросил:

— Девку приводили недавно? Владимир-боровичок, должен был доставить.

— Приводили, — подтвердил воин. — Да вон же она, зенки-то пырит! Злобная-то, ух!

Казимир обернулся, ища глазами дочь вождя. Она стояла у самой решётки, вцепившись в неё пальцами, и сверлила взглядом ведуна. Услышав, о чем мужчины говорят, девушка развернулась и ушла прочь, скрываясь за спинами соплеменников.

— Мне нужно её допросить, — бросил ведун, не отрывая взгляда удаляющейся шаманки. — Впусти.

— Открывать не велено, — покачал головой воин.

— Мне можно, я ж ведун ваш. Приказ кнеса. Давай, поживее! — заторопил его Казимир, в душе кляня себя последними словами.

— Ну, ежели кнес… — медленно протянул витязь. — Лады… Мужики, подсобите!

К нему подошли два ратника, тотчас оголив мечи. Лучники на стенах ущелья заинтересованно поглядывали за происходящим. Воин медленно отвязал верёвку, вынул колья, крепившие засов на входе и кивнул ведуну. Едва Казимир шагнул внутрь, его окружила толпа вогуличей. Они молча буравили его полными презрения и ненависти взглядами, но не трогали. Ведун медленно шёл, мысленно попрощавшись с жизнью, но пленники расступались, пропуская всё дальше и дальше. Внезапно Казимир оказался в кругу, посреди которого стояла девушка… Та самая из его сна, та самая из повозки…

— Альва? — позвал ведун.

— Чего тебе? — ядовито отозвала девушка.

— Меня зовут Казимир. Я хочу помочь тебе не совершить ошибку.

— Правда? — она улыбнулась, сверкнув клыками из-под верхней губы, и эта улыбка была очень плотоядной. — И как ты мне собираешься помочь? Советом под кнеса твоего лечь? Может под пса его Караму?

— Кнес не знает, что ты здесь, — тихо прошептал ведун, так, чтобы слышала только она, и с удовлетворением заметил, что сумел удивить девицу. — Он думает, ты в бегах, и обещал убивать по десять мужчин в день, пока ты не отыщешься.

Альва закусила губу, сжавшись так, словно получила пощёчину.

— Зачем ты пришёл? — её глаза всё ещё полнились ненавистью и болью, но в них закралось непонимание.