Девушка в зеркале

Глава II. Родни проигрывает битву

Родни Бэнгс, автор пьесы «Черная жемчужина» и соавтор «Человека наверху», был раздражен. А когда мистер Бэнгс был раздражен, обычно он не скрывал этого.

И сейчас он не сдерживался. Его ясные, карие с красноватым оттенком глаза словно заволокло пеленою. Обычно розовые щеки покрылись некрасивым румянцем. Широкая улыбка, напоминавшая ухмылку дружелюбного бульдога, исчезла, а губы сжались в нитку. Даже блестящая рыжая шевелюра, уложенная в стиле «помпадур», выглядела воинственно. Волосы на его голове вздымались под странным углом и, казалось, бросали вызов всему миру.

Родни сидел в кресле туалетной комнаты в той холостяцкой квартире, которую они снимали вместе с Лоренсом Девоном. Родни, натягивая ботинок, топнул ногой так, что пол сотрясся. Девон завязывал галстук перед большим зеркалом, которое висело на двери, ведущей в их общую ванную комнату. Лори вздрогнул от топанья Бэнгса, как нервная примадонна. В последние дни бурных эмоций ему и так хватало.

– Да что с тобой, Бэнгс? – спросил он без всякого сарказма. – Не можешь надеть ботинок без этого пушечного грохота?

Бэнгс зарычал, натянул второй ботинок и топнул по полу еще сильнее. Лори посмотрел на него, и на этот раз в его черных глазах промелькнула искра. Он быстро повернулся, пересек маленькую комнату и, встав перед своим другом, с сожалением посмотрел вниз на этого нарушителя спокойствия.

– В чем дело? – спросил он. – Ты хочешь разозлить меня?

Родни сидел, не поднимая голову. Его пальцы распутывали сложный узел на шнурках.

– Ой, заткнись! – пробормотал он.

Лори сунул руки в карманы и остался стоять там, где стоял. Под его пристальным взглядом пальцы и вовсе перестали слушаться Бэнгса. Узел ему удалось распутать, но завязывал ботинки он еще очень долго. Он знал, что сейчас произойдет, – взаимоотношения между приятелями накалялись уже в течение нескольких дней. Бэнгсу предстояло пережить несколько неприятных минут. Сейчас он шумел намеренно, чтобы привлечь внимание Лори, – это была чуть ли не единственная возможность завести с ним серьезный разговор.

Наконец шнурки были завязаны, план действий окончательно созрел в голове Бэнгса. Он выпрямился и встретился взглядом с Лори. Их противостояние, пускай и временное, было очень неприятным для него. Девон был очень мягким человеком, хотя обычно вел себя как ему заблагорассудится. Никогда раньше за целый год их дружбы и сотрудничества Лори не смотрел на Родни таким взглядом. Родни знал, что этот взгляд он заслужил. Несколько дней он намеренно испытывал терпение своего компаньона.

– Ну? – спросил Лори. – Что скажешь?

– Что я скажу? – Родни чувствовал себя мальчиком, которого вызвали на поединок. Чтобы начать ссору, ему нужно было как следует рассердиться, и следующие слова Лори помогли ему.

– Ты всю неделю чем-то недоволен, – выдвинул обвинение Лори. – Я хочу знать, чем именно.

Родни распрямил свои широкие плечи и поднялся на ноги. Он был ниже ростом, чем Лори, но их взгляды пересеклись, и между ними словно сверкнула молния. Родни больше не мог себя сдерживать, голос его дрожал.

– Причина моего недовольства – это ты, – резко сказал он, – потому что ведешь себя как полный идиот, и я устал от этого.

Лори сжал губы, но Родни набросился на него, не дав даже шанса ответить. Такой момент он не мог упустить. В своей речи он собрал все, о чем боялся сказать раньше и о чем, возможно, у него не будет шанса поговорить в будущем.

– О! Я знаю, что ты скажешь! – закричал он. – Что это не мое дело, и что ты сам себе хозяин, и прочую чушь. Я знаю, что ты не пьешь. Но, видит Господь, я не настолько глуп, чтобы читать тебе мораль или пытаться что-то тебе проповедовать. Но меня совсем достало то, что ты впустую тратишь мое время, да и свое тоже, – вот чем я недоволен, Девон.

Лори ухмыльнулся, и эта ухмылка взбесила Бэнгса. Он отвернулся. Родни обо что-то запнулся и отбросил это ногой в сторону. Бэнгс, когда был сердит, обычно метался по комнате. Пока он бегал вокруг, Лори закурил и наблюдал за ним – сначала сердито, а потом подобрев, вспоминая все те сцены, которые придумал Бэнгс для пьес, расхаживая примерно таким же образом. Мир не мог быть скучным, пока по нему галопировал Родни, размахивая руками.

– Вот я, – Родни будто прорвало, – у меня есть идея! Лучший сюжет, что у меня был! Но ты даже не хочешь об этом слушать! Скоро новый сезон. Эпштейн уже сидит на коврике перед нашей дверью, в каждой руке у него по чековой книжке, и он горит желанием поставить любую нашу пьесу, какую мы ему дадим! Если помнишь, прошлой осенью он потерял небольшое состояние. И он ждет, что мы дадим ему пьесу, которая вытащит его из той дыры, в которой он оказался. Хэксон, лучший режиссер в городе, тоже ждет нас и водит за нос других продюсеров в надежде, что мы с тобой займемся делом. И есть ты – парень, на которого мы все рассчитываем…

Он остановился, чтобы перевести дыхание и подобрать для Лори подходящие эпитеты.

– Да, – вежливо сказал ему Лори. – Вот я. И что не так? Что я делаю?

– Ты прекрасно знаешь, что ты делаешь. Ты отлыниваешь! – Бэнгс выстрелил этим словом так, словно это был снаряд из «Большой Берты»[2]. – Ты отлыниваешь, и нам уже противно смотреть на тебя. Мы думали, что пары недель тебе будет достаточно, но уже прошел месяц! И, похоже, тебе понравилось лениться, иначе бы ты устал ничего не делать! Ты убиваешь время впустую!

– Хорошая речь. – Лори сделал вид, что аплодирует. – Но не трать слова на меня. Прибереги их для пьесы.

Было похоже, что Бэнгс его не услышал. Он стоял у окна, невидящим взглядом смотрел сквозь стекло. Он засунул руки глубоко в карманы, понимая, что его план воззвать к совести Лори снова провалился. Но все же он предпринял еще одну попытку достучаться до друга.

– Я могу простить, если человек совершает большие ошибки, – пробормотал он, – но боже правый, у меня не хватает терпения смотреть на человека, который не хочет и пальцем пошевелить!

Лори вынул наполовину докуренную сигарету изо рта и, не найдя под рукой пепельницы, аккуратно затушил ее о полированную крышку несессера. Он побледнел.

– И на этом мы закончим разговор, Бэнгс, – тихо сказал он. – Вы с Эпштейном и Хэксоном, кажется, не понимаете всего одну вещь. Если вам не нравится, как обстоят дела, очень просто все изменить. И минуты не уйдет на то, чтобы завершить наше сотрудничество.

– Я знаю. – Бэнгс вернулся в свое кресло и без сил упал в него, по-прежнему не вынимая руки из карманов. Он с отчаянием разглядывал собственные вытянутые ноги.

– Теперь понятно, что оно значит для тебя, – мрачно продолжил он. – Наше соавторство – одно такое на тысячу. Оно основано на дружбе, так же как и на финансовом интересе. Если уж говорить начисто, оно представляет комбинацию ума, способностей, взаимной поддержки и общих взглядов, которая встречается лишь раз в жизни, если встречается вообще. И все-таки за год тебе это надоело, ты устал работать. Ты готов бросить этим заниматься и заодно бросить людей, чьи интересы перестали тебя волновать. Ты пропадаешь по кабаре, гостиницам и ресторанам, а мог бы писать в это время. Мог бы делать настоящую работу, – Бэнгс выделил это слово, – работу, за которую многие бы душу продали.

Он закончил свою речь на высокой ноте и уселся с таким видом, словно все уже сказал.

Лори зажег новую сигарету, втянул дым и выдохнул несколько аккуратных колечек. За то время, что он провел в колледже (впрочем, довольно недолгое), он успел освоить это искусство. Теперь он с восторгом смотрел на то, как колечки поменьше проходят сквозь колечки побольше, и говорил нарочито беззаботно.

– Неплохая сцена, Бэнгс, – сказал он, – ты явно к ней готовился. Но она имела бы куда больший эффект, если бы ты не разорялся понапрасну. Я работал как лошадь, весь прошлый год, и тебе это известно. Теперь я отдыхаю – отлыниваю, если тебе нравится это слово.

Следующую фразу Лори будто выплюнул прямо в лицо друга:

– Вы с Эпштейном и Хэксоном сбережете нервы, если будете думать о своих делах и оставите меня в покое.

Бэнгс поднял взгляд, но тут же его опустил.

– Ты и есть наше дело, – мрачно напомнил он своему компаньону. – Вышло так, что я не могу работать без тебя, – добавил он слишком поспешно. – Ты знаешь это. И ты знаешь, что у меня есть готовый сюжет. Святые угодники, эта история кипит во мне! Я схожу с ума, так хочу перенести ее на бумагу. И вот я сижу, смотрю, как ты убиваешь время, и мы с тобой оба знаем, что всем было бы куда лучше, если бы ты писал. Боже всемогущий, Лори, работа – это самое главное в жизни. Разве это совсем ничего для тебя не значит?

– Только не сейчас, – проговорил Лори со спокойствием, которое сводило Бэнгса с ума.

– Думаю, с тобой не все в порядке.

Лори дернулся, но не ответил. Он надеялся, что Бэнгс продолжит говорить и это заглушит эхо его последних слов. Но этого не произошло. Родни теперь осознавал, что потерпел неудачу. Лори снова подошел к зеркалу, на руке у него висел галстук.

– Закончим на этом, – сказал Бэнгс. – Обдумай все и реши, что ты хочешь делать с контрактом.

– Да, хорошо.

Лори ответил тем же тоном, что и минутой раньше, и своего мнения явно не поменял. Но слова Бэнгса о контракте его озадачили. Он не верил, что Родни или Эпштейн так легко откажутся от сотрудничества с ним. Час назад он и представить себе не мог, что Родни Бэнгс может сказать ему такое.

Он начинал понимать, насколько измотал нервы своим компаньонам за тот месяц, который прошел с момента его возвращения в Нью-Йорк. Лори ощущал некий дискомфорт, который другой человек мог бы принять за уколы совести, но Лори на такое не был способен, он был просто возмущен. Кроме того, он думал о том, что найдет в Нью-Йорке приключения, а они так и не начались.

Он мрачно размышлял об этом и завязывал галстук с еще большей тщательностью. Вдруг нечто, отразившееся в зеркале, привлекло его внимание. Он начал изучать это с растущим интересом. В зеркале отражалось широкое окно небольшой квартиры в доме напротив. Несмотря на январский холод, оно было открыто, и спокойная полная женщина средних лет, явно прислуга, сидела на подоконнике и натирала окно изнутри. Сцена была довольно яркая и чем-то напоминала мираж или видение.

Лори повернулся к единственному окну их туалетной комнаты, довольно большому. Сквозь него он увидел только другое крыло своего дома. Лори позвал на помощь Бэнгса, который медленно поднялся и, подойдя к нему, посмотрел в окно без особого интереса.

– Должно быть, это отражается дом, который расположен наискосок. Наверное, то старое красное здание, в котором сдают номера, в юго-восточном углу площади. Если бы мы взяли комнату окнами на запад, то нам было бы лучше его видно.

– Как бы там ни было, – сказал Лори, – но у нас словно билеты в первый ряд, чтобы разглядывать тех, кто там живет. Интересно, кто владелец?

У Бэнгса не было никаких мыслей на этот счет. Но он был благодарен этой маленькой сцене за то, что она заставила его подняться и подойти к своему другу уже без прежнего раздражения. Он обнял Лори за плечи, заглянул ему в глаза. Выражение лица Бэнгса чем-то напомнило Девону любимого колли, который был у Лори в детстве.