Я лечу!

Нина Смолянская
Я лечу!

Почему люди не летают как птицы? Когда я была маленькой, почти каждую ночь летала во сне. А потом просыпалась и вспоминала, как это было здорово. Я могла несколько раз взмахнуть руками, поймать порыв ветра и парить над крышами домов, наблюдая за людьми, а потом сесть на ветку высокого дерева и наслаждаться невероятным чувством лёгкости и свободы.

Ощущение полёта — это что-то волшебное, нереальное. Причём, летала я не только на Земле. Я тогда не понимала, где именно, да и не пыталась. Но была уверена, что те места — это не наша планета. Да и зачем мне было что-то понимать, ведь это просто сон, сказка, которую сочинил мой мозг, пока спал.

Сами же сны были очень реальными, яркими и необыкновенно интересными, как кино, а самое главное, я почти все их помнила после пробуждения и рассказывала в школе подругам. Мне тогда казалось, что я веду двойную жизнь и постоянно сомневалась, какая из них настоящая. Но поскольку синяки на коленках у меня случались всё же днём, поэтому склонялась к мысли, что по ночам мои приключения были плодом воображения.

Это продолжалось и в институте, правда с каждым годом мне все труднее было взлетать и парить под облаками. Подругам я перестала рассказывать сны, потому что они всё чаще с недоверием смотрели на меня и спрашивали, а не придумываю ли я всё. Они почему-то не могли вспомнить в таких подробностях свои сновидения и вообще, как оказалось, половина моих подруг сны видела только чёрно-белые. Как такое возможно, я не могла понять и объяснить, но была очень удивлена этому факту.

Это теперь, в эпоху интернета, можно запросто найти и почитать любую информацию. Тогда же, в восьмидесятые, я сходила в городскую библиотеку, порылась в книгах и нашла только то, что действительно сны все люди видят по-разному, цветные чаще видят эмоциональные и чувствительные люди. А про причины полётов во сне, я тогда прочитала много противоречивой информации: от стрессов и влюблённости, до особенностей души сновидца.

В общем, я в молодости так и не определилась, нормально это было или нет, а годам к тридцати мои волшебные сны стали совсем редкими, полёты же прекратились вообще. Некоторое время я ещё пробовала во сне взлететь — разбегалась, прыгала с высоты, махала быстро-быстро руками, но это очень тяжело давалось, а потом прекратились и эти сны.

Очень хотелось снова испытать это чувство лёгкости и парения, но, увы, те времена прошли безвозвратно. Да и груз забот серьёзной дамы, с детьми, мужем и ответственной работой, как-то уже не способствовали переживаниям по таким пустякам, как детские сны. Тут уже появились другие проблемы — как бы вообще заснуть и выспаться.

***

— Мам, я в универ, — крикнула дочь.

— Угу, — отозвалась я, не отрывая глаз от экрана ноутбука.

Мне сегодня надо доделать презентацию, а уже вечер, и я не успеваю.

— Эээй, какой универ в восемь вечера? — очнулась я, но входная дверь уже хлопнула, и я осталась одна. — Вот, коза! Спать не лягу, дождусь её. Какой может быть универ в такое время?

Я потянулась, и решила, что раз уж отвлеклась, то надо немного размяться. Включила негромкую музыку и подошла к окну, разминая шею. Люблю, знаете ли, наблюдать за улицей и делать зарядку. Только в этот раз что-то пошло не так.

Не прошло и пяти минут, как мимо окна скользнула большая тёмная тень.

— Это ещё что за дела? — пробормотала я и выглянула в окно, пытаясь разглядеть на улице, что это было и куда полетело.

Слава Богу, под окном было пусто, и я вздохнула с облегчением, а то не хватало ещё самоубийц в нашем доме. Уже наступили сумерки, и я решила, что мне показалось. Но только собралась отойти от окна, как опять увидела чью-то тень, только немного левее моего окна.

— Да что же это такое!

Я выбежала на балкон и замерла. В заходящих лучах солнца сотни людей, расправив эфемерные прозрачные крылья, выпрыгивали с балконов и окон, и кружили в небе стаями и поодиночке.

Я смотрела на это в полном шоке и не понимала, что происходит. Вернее, понимала, что сегодня переработала, и завтра придётся идти в поликлинику, а сейчас надо выпить таблетку снотворного и срочно ложиться спать, пока сама никуда не полетела. Мимо меня пролетела соседская семья, и их дочка Анюта помахала мне рукой.

— Теть Вер, полетели вместе с нами, погода сегодня такая хорошая.

Я сглотнула вязкую слюну и попыталась успокоиться. Моргнула несколько раз, но видение никуда не делось.

— Всё нормально, Вера… Это всё не то, чем кажется… — прошептала я сама себе.

Потом закрыла балкон, пошла на кухню, выпила таблетку, разделась и легла в кровать.

— Вот и хорошо… — шептала я себе. — Сейчас посплю и всё будет как прежде. А потом придёт муж со второй смены, обнимет меня и чмокнет, как обычно, в щёку… Это ведь ничего, что я разговариваю сама с собой? Я просто хочу успокоится…

А потом мне приснился сон.

«Я утром проводила дочь в универ, собралась сама и побежала на автобус. Очень торопилась, потому что опаздывала. Я выворачиваю со двора, как в замедленной съёмке вижу свой автобус, подъезжающий к остановке, прибавляю шаг, стараюсь бежать, но всё тщетно. Ноги вязнут в воздухе, каждый шаг даётся с огромным трудом, я кричу водителю, умоляю его подождать и почти дохожу до задней двери автобуса, но как только пытаюсь схватиться за поручень, он трогается. Я падаю и понимаю, что одета в одну ночную сорочку. Вокруг меня люди. Они торопятся на работу. Мало кто обращает на меня внимание, но мне всё равно очень неловко. Некоторые качают головой, глядя на меня, осуждая за непотребный вид, остальным всё равно. Я встаю, отряхиваюсь и стараюсь побыстрее вернуться домой, чтобы надеть платье и всё же поехать на работу, потому что у меня сегодня важный день, презентация нового проекта, мне нельзя опаздывать.

Воздух больше меня не держит, и я несусь к своему подъезду. Забегаю и слёту поднимаюсь на второй этаж. Ещё немного и вот он мой, четвёртый. Остался всего один лестничный пролёт, и опять пространство меня не пускает. Гнев, упрямство, нежелание сдаваться и накатившее отчаяние — все эти чувства я переживала один за другим, и ползла вперёд, сдирая руки в кровь о бетонную лестницу, которая вдруг стала колючей, шершавой и очень крутой. Моя кружевная сорочка превратилась в грязные лохмотья, а за спиной я вдруг почувствовала порыв леденящего холода.

Я боялась обернуться и посмотреть, что там происходит, потому что это были бы потерянные секунды, которых у меня не осталось. Вот она, последняя ступень, и я тороплюсь её преодолеть, но ноги соскальзывают, и я вдруг оказываюсь повисшей на тонкой перекладине. И нет больше никакой лестницы, нет подъезда, нет дома, нет мира. Только тьма вокруг, и я вишу, боясь отпустить жердь и пошевелиться. А потом раздался треск, и перекладина сломалась ровно посередине. Я лечу и с ужасом смотрю вниз, сжимая обломки, а там кишат чёрные твари и открывают омерзительные пасти, из которых идёт страшная вонь. От этого смрада меня начинает мутить и страх быть съеденной уступает место омерзению и брезгливости…»

— А-а-а-а-а!!! — я просыпаюсь в своей кровати в холодном поту и лихорадочно верчу головой, пытаясь понять кто я и где нахожусь.

В комнате ещё темно, свозь легкий тюль просвечивают фонари улицы и слышится шум проезжающих одиночных автомобилей. Увидев рядом с собой мирно посапывающего мужа, я успокаиваюсь. «Боже, как давно мне не снились кошмары, — думаю я. — На самом деле мне пора отдохнуть, пока вообще «крышу» не снесло».

Я несколько раз глубоко вздохнула, взяла в руки смартфон и посмотрела на время — 05:05.

— Опять цифры меня преследуют, — прошептала я и повернулась на другой бок, в надежде поспать ещё часик.

«Дочь!» — мысль, вернулась ли дочь вечером домой, в одно мгновение выбила у меня из головы сон. Я встала, надела тапочки и пошла в её комнату. Ленка спала в своей кровати. В комнате было прохладно. Я пошла закрыть окно, которое было раскрыто нараспашку. А потом повернулась и замерла. В предрассветных сумерках, было видно, как с кровати свисают большие призрачные крылья, которые я вначале приняла за подол сорочки дочери. Практически не дыша, я дотронулась до них. Они были упругими наощупь и невесомыми одновременно, гладкими как шёлк и прозрачными как вуаль. Я не решалась их накрыть одеялом, потому что боялась повредить. Так и стояла рядом с кроватью и гладила самый краешек крылышка, а в голове крутилась только одна мысль: «Тут поликлиникой не обойдёшься, придётся ехать в психо-неврологический диспансер».

— Мам, ты чего? — хриплым со сна голосом спросила дочь и повернулась ко мне лицом.

— Да так, дочка, спи, спи, — я положила крылышко ей на ногу и пошла на выход. — Я просто одеяло хотела поправить, мимо из туалета шла.

— А-а-а-а… — сонно протянула она, сама накинула на крылья одеяло и опять засопела.

А я пошла обратно в комнату. Глаза были на мокром месте, стало очень обидно, что это случилось именно со мной. Как я теперь буду с этим жить? Смогут ли меня вылечить? А вдруг это не лечится?

— Вера, ты чего не спишь? — задал мне муж шёпотом тот же самый вопрос.

Нет, я держалась как могла, думала, что сейчас тихонько лягу в постель, немного поплачу, потом возьму себя в руки и буду собираться к врачу, но жалеть меня в таком состоянии нельзя, да ещё таким ласковым голосом… Одно дело, когда сам себя жалеешь, и совсем другое, когда тебя жалеет родной человек.

— Ничего… — это единственное слово, которое я смогла из себя выдавить, давясь рыданиями и слезами.

Антон героически пытался сдержать этот поток, прижав меня к груди, но у него ничего не получилось. Ему пришлось встать, принести мне стакан воды и достать большой носовой платок.

— Что за беда, что за горе такое горькое, ангел мой… — шептал он, гладя меня по голове. — Что тебя так расстроило? Плохой сон? Не бери в голову, ты же знаешь, что всё это не правда, что всё это происки демонов…

Он легонько поцеловал меня в ухо, потом в щёку, в губы, а затем окутал теплом и светом своей души, расправив мерцающие крылья, и обнял ими свою безутешную жену…

— Сейчас будильник прозвенит… — шепчу я, купаясь в нежности.

— Хорошо…

— Значит у тебя тоже крылья?.. — всхлипнула я.

— Конечно…

— И у Ленки…

— Да, она уже совсем взрослая …

Я тяжело вздохнула. Слёзы были все выплаканы, на душе стало намного спокойнее. Положила голову Антону на плечо и спросила:

— Как давно вы здесь?

Антон напрягся.

— Ты про мир или работу?

— Про то и другое.

— Сюда мы прилетели почти пятьдесят лет назад, нас агентство отправило в командировку.

— А когда она закончится? — спросила я с какой-то безучастной отстранённостью.

— Как обычно, мы же каждого человека доводим до конца.

— Понятно. Не помнишь точную дату?

— Помню, — насторожился муж. — Знаешь, дорогая, мне кажется, что у тебя с сознанием что-то случилось.

— Это ты точно заметил. Оно у меня помутилось. Вчера, я видела летающих людей на улице, представляешь?