Дневник Сони Колесниковой

Я вернулась в кровать, но заснуть больше не получилось. Так и проворочалась с боку на бок до звонка будильника.

Не удивительно, что на уроке химии, который оказался шестым и, к счастью для меня, последним на сегодня, я, уставшая и проголодавшаяся, сидела, отсчитывая секунды до звонка. Поскрипывая мелом, Анастасия Сергеевна расписывала на доске очередную реакцию замещения, когда двери кабинета широко распахнулись, и в зияющем проёме показалось круглое лицо Скворцовой. Цокая каблуками, она прошла к доске, а мы, словно по команде, подскочили со своих мест, приветствуя её.

— Садитесь! – распорядилась Зинаида Александровна. – Анастасия Сергеевна, восьмого октября к нам в школу пожалует Кривонос из райкома комсомола. Ребята из других отрядов уже готовятся, — она пробежалась красноречивым взглядом по рядам. — Было бы не плохо, если бы ваш пионерский отряд тоже поучаствовал. Можно даже октябрят привлечь.

По классу пронёсся недовольный ропот. Всех уже до такой степени задолбали этими нескончаемыми мероприятиями, что никто из ребят не испытывал особого желания идти и кривляться перед каким-то хмырём из райкома.

— Та-а-ак, — пронзительно голубые и без того большущие глаза Зинаиды Александровны выпучились, словно собрались вывалиться из глазниц. – Это ещё что за новости? Почему такое отношение к нуждам коллектива? Вы же будущие комсомольцы!

— Ребята, не посрамим наш пионерский отряд! — воодушевлённо заголосила Анастасия Сергеевна, и мне даже показалось, что она сейчас вскинет руку в салюте, но, к счастью, обошлось без этого. — Кто пойдёт от нашего класса? – спросила она, окидывая притихших за партами ребят пристальным взглядом.

— Я, — донеслось сзади, и я едва узнала голос Лены Евстафьевой, таким воодушевлённым он казался. Не успело моё лицо вытянуться от удивления, как тишину класса снова нарушили чьи-то слова:

— Я тоже. Октябрят мы на себя возьмём.

Это произнёс уже Колька, и, не сдержавшись, я обернулась. Лица ребят были обращены на стоявшую перед классом Зинаиду Александровну, и какой-то жадный блеск мерещился мне в их глазах, а в следующий момент Лена перевела взгляд на меня, и я вздрогнула.

— Идём с нами, Соня. Мы же твои друзья, — вкрадчиво так сказала она, и я уже чувствовала, как мои губы приоткрываются, собираясь ответить согласием. Лишь почувствовав на своём запястье тёплые Юркины пальцы, я тряхнула головой, словно сбрасывая с себя невидимую пелену. Я же никуда не собиралась, так что это на меня вдруг нашло? Прямо мистика какая-то!

— Ты лишь оттягиваешь неизбежное, Квартин, — произнёс Колька. — Всё равно по-нашему будет.

— Хорошо, — Анастасия Сергеевна напомнила о том, что мы не одни в классе. — Таня Глебова, может ты? В прошлый раз ты неплохо справилась. Вика Бойкова, а ты ведь в городском хоре поёшь. Вот и давай вместе с Глебовой.

Отличница Бойкова послушно кивнула, ну не отказывать же, а Лёшка Дудкин, что сидел рядом с Викой, вжал голову в плечи. Авось и не заметят.

— Только учтите, песни должны быть патриотическими, — уточнила Скворцова, бросив на девчонок красноречивый взгляд. — И внешний вид соответствующий.

— Само собой, Зинаида Александровна! — пообещала химичка.

— Ещё отрядная газета обязательно должна быть. Как сделаете, повесите в пионерской комнате, — распоряжалась Скворцова.

— Газету я возьму на себя! — вызвалась бойкая Наташка Пронина, которая уже несколько лет посещала кружок изобразительного искусства.

— Так, хорошо, — кажется, Анастасии Сергеевне было мало, и она вскинула брови вверх. – Кто ещё?

В классе снова воцарилась тишина, напряжённая и выжидательная. Зинаида Александровна недовольно цокнула, и с откровенным упрёком посмотрела на Анастасию Сергеевну, словно это она была виновата в том, что ребята не хотели участвовать.

— Анастасия Сергеевна, вы уж разберитесь у себя в классе, — недовольно бормоча себе под нос, она пошла к выходу. – Не класс, а чёрт знает что! Никакой дисциплины! Никакой ответственности! Пионер должен быть всегда готов! А у вас что? Да кто вас в комсомол после этого примет? Эх! — она махнула рукой. — Стыдно за вас, товарищи!

— Вот же Сковрчиха расчирикалась, блин! – пробубнил Лешка Дудкин, как только Зинаида Александровна скрылась за дверью.

— Дудкин, угомонись уже! – рявкнула на него Анастасия Сергеевна. – А то пойдёшь петь вместе с Бойковой и Глебовой! Или рисовать с Прониной!

— Не-е-е! Какой из меня певец, Анастасия Сергеевна? А художник? – Дудкин почесал кудрявую голову. – Я ж не умею!

— Что значит — не умею? Надо и всё! – строго сказала химичка.

Пронзительная трель звонка заставила всех облегчённо выдохнуть. Записав домашку, и побросав принадлежности в дипломат, я поплелась на выход.

Улица встретила меня осенней слякотью и мелким, срывающимся с хмурого неба дождём, вынуждая накинуть на голову капюшон куртки. Возле калитки, спрятав одну руку в карман и успев слегка промокнуть, стоял Юрка, и я точно знала, что ждал он меня.

— Мог бы и в школе подождать, а теперь заболеешь, — упрекнула я, на что Юрка лишь пожал плечами.

Обогнув здание школы, мы побрели по длинной заасфальтированной аллее в сторону дома. Школьный двор остался далеко позади, впереди тянулась длинная улица, с одной стороны которой выстроились однотипные дома, а с другой простирался пустырь, густо поросший высоким бурьяном, который ещё не успели убрать, а может и не станут убирать вовсе. Здесь, на месте пустыря раньше определённо стояло какое-то здание, и мелкий щебень и куски красного кирпича, что валялись вокруг, услужливо напомнили о том.

Над головой всё стягивались тучи, окрашивая небо тёмно-серыми красками, ветер усилился, пытаясь сорвать капюшон с головы.

— Юр, а что Колька имел в виду? – я первая нарушила обоюдное молчание, когда мы миновали пустырь.

— Откуда я знаю, — буркнул Юрка, ускоряя шаг. — Не отставай!

— Знаешь, — упрямо заявила я, и остановилась. Юрка тоже остановился и смотрел на меня. Ветер всё же сделал своё дело, откинув капюшон назад, и мелкая морось теперь оседала на моих светлых волосах и вздёрнутом кверху лице. — Знаешь, только почему-то не хочешь мне говорить.

Юра молчал, и меня пробрало.

— Ну и не рассказывай! — от злости мой голос дрожал. — Сама разберусь!

— Да? А что делать будешь, когда узнаешь? — Я видела, что Юрка разозлился не меньше моего. — Не лезла бы ты во всё это, Соня! А была бы поумнее, вообще перевелась бы в другую школу!

— А что же ты, раз такой умный, продолжаешь здесь учиться?

— Надо, значит так! — огрызнулся Юрка.

— Ну и дурак! — запальчиво произнесла я. Тоже мне, самый умный нашёлся!

— Лучше быть дураком, чем...

Юрка не договорил, и, насупившись, уставился прямо перед собой.

— Чем что?

— Ничто, — сказал он, всё также не смотря на меня. — Пошли быстрее, а то сейчас ливанёт.

И впрямь, почерневшее небо в скором времени обещало обрушиться на землю самым настоящим ливнем, но я понимала, что вовсе не дождь гнал Юрку дальше от школы, а нечто другое.

Нехотя я поплелась за ним следом, абсолютно убеждённая в двух вещах. Во-первых, в школе определённо творилось какая-то чертовщина, а во-вторых, не знаю, как много, но Юрке об этом что-то известно, и если он думает, что я отступлюсь, то напрасно. Я всё выясню, непременно выясню, даже без его помощи!