Ицамна

Окончание

Альфонсо.

Он слышал и ликующие возгласы, и громоподобный Глас, и разговор профессора с дурачком. Заслышав голос дурачка, он с новой надеждой вынырнул из пучины отчаянной истерии и попытался воззвать... Но дурачок не внял его мольбе. Ноги и руки полностью одеревенели. Единственное, что еще что-то чувствовало – это его грудь, которую то и дело пронзали судороги. Отчаянно хотелось выпрямиться, сменить положение, но все его движения ограничивались лишь краткими и все более мучительно-болезненными подъемами головы.

В один из таких подъемов, он разглядел, как гигантская старуха, вмурованная в ствол дерева, согнулась пополам и передала своего чудовищного отпрыска паре дюжин протянутых к ней черных, маслянисто блестящих рук. Это было что-то за пределами понимания. Ребенок был размером с многоквартирный дом, но при передаче он скукожился до обычных человеческих размеров. Единственное, с чем он мог сравнить такую метаморфозу – это построенные с нарушением перспективы комнаты в парке аттракционов. Подходишь к одной стене и сгибаешься пополам, чтобы не задеть потолок, отходишь к другой и оказываешься размером с годовалого ребенка, гуляющего под столом.

Отчаянно затекшая и хрустящая от напряжения шея не выдержала, и он снова откинул голову, больно ударившись затылком о камень.

Он осознал – надежды нет! Сейчас демонический спиногрыз сожрет его, и никто не крикнет в последний момент: «Полиция! Всем руки за голову!», не снимет его с холодного камня, не укутает в плед и не посадит в чистенькую, сверкающую машину медицинской службы. Жизнь его, какая бы она ни была, оборвется через мгновение здесь – на неведомой поляне вне времени, под бесконечным сморщенным покрывалом суматошно подмигивающих звезд.

- Неми-ра Итсам-ни амаро-ки шу…, - послышался хрипловатый голос, в котором он без труда признал голос Марты. Так вот кто лишит его жизни! Игнорируя адскую боль, он приподнял голову и посмотрел на своего палача, старательно декламирующего древние ритуальные слова, - Шустра-ли амаро-ки Итсам-ни!!!

С последним словом она переложила ребенка на сгиб локтя одной руки, а в другой сверкнул кинжал, выполненный из какого-то остро заточенного черного камня. Брызнула кровь, Альфонсо зажмурился, забился из последних сил, уверенный, что кинжал вонзился в его плоть, и он просто не чувствует это из-за онемения. А мгновение спустя, его голову зафиксировали и подняли. Он закричал, но тут же закашлялся, когда в рот полилась какая-то жидкость. Он распахнул глаза и увидел перед лицом младенческую ладошку, из которой лениво текла… кровь? Это было больше похоже не на кровь, а на густую древесную смолу.

«И вся любовь?», - промелькнула у него полная облегчения мысль, - «Если бы сразу все объяснили, я бы…»

Язык обволокло сладкой, маслянистой субстанцией, и он с благодарной готовностью к сотрудничеству сглотнул.

Фернандес.

Кабрера начал жадно глотать, и профессор расслабился. Он даже почувствовал легкий стыд, что усомнился. Кабрера, несмотря на то, что его высушили жрицы Ишь-Чель, мало внушал доверие. Внутренне он подготовился к протесту, к насильственному вливанию, к лишним страданиям Дитя, но Альфонсо, действительно, стал настоящим Майя и храбро, и самоотверженно принес жертву.

Когда кровь перестала течь, Марта бережно вернула Дитя Матери, а жрецы, поддерживающие голову Кабреры, расступились. Но голова его не откинулась безвольно назад, а осталась в том же положении на враз окаменевшей шее.

Профессор приблизился и с любопытством вгляделся в лицо Жертвы. Глаза того словно взорвались изнутри, превратившись в кровавые сгустки, на губах выступила розоватая пена, посиневшие кисти рук судорожно сжимались и разжимались.

«Что с ним?» – услышал он голос над плечом и, не оборачиваясь, коротко ответил:

- Он познал.

Профессор в расслабленном бессилии поглядел на Ицамну. Тот улыбался, а в старческих пятнистых глазах стояли слезы… Сострадания? Облегчения? Благодарности? Надежды? Понять это было трудно, ведь он так походил на своего преемника…

Шум Вселенной прекратился. Небеса застыли, как и травы под ногами. Время ненадолго остановилось для перезагрузки. Если Александр примет ношу, колесо сделает новый оборот и мир закрутится с новыми силами. Он не знал, сколько продлится эта пауза, но был уверен, что успеет все объяснить своему воспитаннику и дать ему право выбора – уйти или остаться и дать миру новый шанс.

Ицамна, наконец, опустил натруженные руки и принял из рук жены сына, рождения которого он ждал почти четыре тысячи лет. Ишь-Чель прижалась морщинистой щекой к его плечу и в глубоком покое прикрыла глаза.

- Пойдем, сынок, немного пройдемся, - мягко произнес профессор, тронув Александра за локоть.

- А как же… тут?

- Все хорошо. Пока. У нас есть немного времени на разговор и принятие решения. Время на это всегда есть. А когда будет поджимать, Ицамна позовет.

- Марта… пойдет с нами?

Девушка покачала головой. Александр окинул ее долгим взглядом, кивнул и двинулся рядом с Фернандесом прочь от Древа.

…

- Мой род испокон веков служил Ицамне, - неторопливо начал профессор, - Даже когда я был еще несмышлёнышем, то уже знал, в чем смысл моей жизни. Первое воспоминание – это я сижу на коленях прадеда и листаю книжку с картинками, где рассказана история Майя. Книжку эту написал и лично переплел мой далекий пращур в четырнадцатом веке, и с тех пор она, как священная реликвия, бережно кочевала от отца к сыну, и от деда к внуку. И я знал, что я особенный, ведь согласно календарю Майя, именно на мой век приходится его окончание и смена Солнц. Именно мне, и моим соратникам, предстояло найти Ицамне преемника. И, поверь, это было архисложно. Кроме того, что преемник в Великую Пересменку должен быть не младше тридцати и не старше тридцати пяти лет, он еще должен обладать особенными, редкими качествами. Ума не приложу, как находили таких людей древнейшие Майя, но три раза из четырех им это удалось.

- Это называется – найти дурачка. Поэтому вы так опекали наш интернат? Искали подходящего дурачка, разве нет?

- Ты считаешь себя дурачком? – удивился профессор.

- Все так считают…, - Александр горько скривился, - Даже мои родители.

- Мальчик мой… ты очень ошибаешься. Ты не дурачок, ты – гений. Один на миллиард.

- Почему? – Александр остановился и пытливо вгляделся в лицо профессора.

- Помимо фантастических умственных возможностей, ты, благодаря своим… кхм… особенностям еще и невероятно морально устойчив.

- Это то, что я ничего не чувствую? Что не умею…

- Да, - ответил профессор и продолжил свой путь, - Древнейшие летописи гласят, что только спящий душой способен принять груз Ицамны и не сломаться. Чувствующие – просто не выдержат. Именно поэтому из тысяч с виду подходящих кандидатур, по всем характеристикам подходишь лишь ты один. Невероятно умен, фантастически устойчив и при этом обладающий большим, чистым сердцем. Это характер настоящего Бога.

Профессор заметил, что Александр, едва ли сознавая это, вдруг расправил до того всегда сведенные вместе плечи.

- Твои родители… они оставили тебя лишь потому, что ты не вписывался в их узкий мещанский мирок. Подумай, что бы они сказали сейчас?

- А Марта? – Александр снова сгорбился, завернул грудь в плечи, - Она служила приманкой?..

- Ты сомневаешься в ее чувствах?

Александр долго думал. Профессор видел, что тот кропотливо перебирает и взвешивает всю их недолгую историю. А потом улыбнулся, когда Александр отрицательно помотал головой.

- Марта – это другое. Ее не нужно было искать. Она родилась в определенном месте, в определённое время, у определенных родителей. Точные координаты ее рождения были известны за тысячу лет. Рожденная в большой любви ради вечной любви. Она была предана тебе задолго до вашего рождения.

- А если бы… если бы вместо меня оказался кто-то другой, кто подходил под ваши… требования. Она бы любила его так же?

- Ты так и не понял? Другого не было и нет. Вы оба единственные в своем роде. Ицамна и Ишь-Чель.

Александр умолк, явно успокоенный, но потом задался новым вопросом:

- Я видел, как она умерла. Когда я уходил, она была мертва… Поэтому я и ударил вас, решив, что вы бросили ее умирать ради ваших идиотских…

- Ишь-Чель не только Богиня плодородия. Она еще и Верховная Жрица. Издревле ей может стать лишь женщина, погибшая в родовых муках. Потом уже насочиняли легенд про злых, пьющих кровь вампиров – так называемых сивататео, обитающих в заброшенных храмах и на перекрестках, с болтающимися меж окровавленных бедер наполовину рожденными младенцами.

Но это всего лишь байки, рожденные дремучими фантазиями и страхами. На самом деле, только Верховная Жрица может принять ношу Ишь-Чель и сопровождать возлюбленного Ицамну сквозь тысячелетия. Марта сознательно шла на эту жертву. Ради тебя. Когда после взрыва мы перенесли вас к Пьющему Камню, стало ясно, что травмы у Марты незначительны, а роды уже начались. Она вполне могла благополучно разрешиться от бремени и… так сказать, остаться за бортом…

- И поэтому вы разбили ей голову? Чтобы она точно умерла в родах?! – Александр с горечью и недоверием поглядел на профессора.

- Да, дорогой, - устало ответил тот, - Если бы Кабрера не оттолкнул ее в момент открытия двери, все произошло бы более… естественно.

- А если бы ее убило взрывом?

- Не убило бы.

- Почему вы так уверены?

- Никого не убило. Ты, думаю, уже понял, что здесь задействованы очень могущественные силы. Они не позволили бы никому погибнуть. Просто так.

- Но все же… как она оказалась внизу? Ведь я шел единственным путем… и если бы она…

- Марта по-прежнему наверху. На Пьющем Камне. То, что ты видел здесь – лишь результат жертвы, принесенной Альфонсо. Она выросла из небольшой глиняной фигурки, густо смазанной семенем «чистого» мужчины. И только тебе решать, остаться ей с тобой или быть погребенной наверху.

Александр обхватил голову руками.

- Вы все говорите про выбор, но из вашего рассказа следует, что нет и не было никакого выбора для нас обоих! Ведь если я уйду, то…

- Да, Ицамна падет. Может, будет новый потоп, или огненный апокалипсис, или еще что-то… А может, и не будет ничего. Просто мир быстро захиреет и умрет. От естественных причин.

- А потом?...

- А потом, - профессор пожал плечами, - Хунаб-Ку снова поднимется из Моря Безмятежности и создаст новых богов. Не сразу конечно. В Макромире – макровремя. Это только Христианский Бог умудрился создать мир за семь дней. Поэтому я в него никогда и не верил.

Они помолчали. Каждый о своем.

- А что будет с нами? – он оглянулся назад, на застывшее среди лугов Древо, - Они оба не показались мне слишком счастливыми. Немедленно умереть или жить несчастливо тысячи лет… Я бы, пожалуй, подумал…

- Ты застал лишь последние часы их царствования. Да, эта ноша тяжела. Но и почетна. Тот мир, в котором мы живем почти четыре тысячи лет, не так уж был и плох. Лишь последнее столетие свидетельствовало, что боги состарились и устали.