Избави нас от зла

«И не только у римлян и евреев, но также и у христиан есть подобные несчастливые дни, особенно День избиения младенцев… В День избиения младенцев мы стараемся не заниматься никакими делами». Джон Обри. «Сборник по разным предметам»

Когда обнаружили мертвого старика, Роберт Фокс был с отцом. Они катались верхом по полям, простиравшимся у подножия холма. Ему не позволили подняться к Кольцу Клирбюри и увидеть труп, но он не сомневался, что на отца очень плохо подействовало то, чему тот стал свидетелем. Капитан Фокс, насколько понимал его сын, был, с одной стороны, напуган, с другой — выглядел так, будто ожидал новых подобных вестей. И вот теперь, спустя восемь дней, они, похоже, действительно пришли.

Солдат, одетый в форму милиции[1], торопливо подошел к своему капитану и стал что-то шептать ему на ухо. Капитан Фокс был явно ошеломлен, но лишь едва заметно вскинул бровь. Он почти шепотом пробормотал короткую молитву, затем сразу же взял в руки меч и накинул на себя плащ. Решительным шагом он подошел к двери, но остановился в дверном проеме и обернулся. Как и следовало ожидать, его сын спокойно сидел рядом с Эмили Воэн. Капитан Фокс улыбнулся. В который раз ему в голову пришла мысль, что они выглядят братом и сестрой. Оба розовощекие, с тонкими чертами лиц, золотистыми волосами, у Роберта коротко подстриженными, у Эмили укрощенным потоком ниспадающими кольцами кудрявых локонов. Они держались за руки, неразлучные, как всегда, едва ли не с самого дня рождения тринадцать лет назад.

— Вы подождите здесь, — строго распорядился капитан Фокс. Он достал из кошелька монетку и добавил с едва заметными нотками извинения в голосе: — Можете послать за сладостями.

Роберт нехотя взял монетку и повертел ее в пальцах, не веря собственным глазам. Для сладостей поздно, уже почти время обеда. Предполагалось, что вскоре они отправятся в Вудтон. Несмотря на подарок отца, у него не было никакого желания портить себе аппетит: как раз нынче днем они закупили в Солсбери провизию, и Ханна, их служанка, должна приготовить на обед гуся. Ничего восхитительнее этого блюда просто не может быть. В этом его уверила мать. И этот пир будет ему наградой — наградой за успехи в учебе. Ханна тоже шепнула ему на ухо о предстоящем удовольствии. А когда они уезжали в Солсбери, добавила к своему обещанию еще и поцелуй. Она очень любила Роберта, — он улыбнулся своим мыслям, — и он ее тоже.

Хотя, насколько он помнил себя в объятиях Ханны, она была слишком крупной женщиной, а ему такие не нравились. Но, вспоминая размеры Ханны, он вдруг сообразил, что почти позабыл, как она выглядела до того, как ее беременность стала заметной. Он торопливо вознес молитву о том, чтобы она не родила, пока его не будет в деревне. Перед отъездом она обещала ему, что этого не произойдет (тогда как же она сможет приготовить для него гуся?), но, когда он спросил об этом свою мать, та ответила, что рождение младенца иногда очень трудно отложить. Эта новость только подтвердила его наихудшие подозрения, и он весь день беспокоился, что время работает не на него, что младенец только и ждет момента, чтобы родиться некстати. Он не хочет рождения ребенка — ему нужен его гусь. Роберт мрачным взглядом проводил покинувшего комнату отца. Он мучился в догадках, не придется ли теперь остаться в Солсбери надолго, и вздохнул, подозревая, что именно так и случится. Потому что сразу догадался, по какому делу позвали его отца.

Роберт подождал, пока не замерли шаги капитана Фокса, затем вскочил на ноги и повернулся к Эмили.

— Мы должны идти, — сказал он.

— Но нам было велено ждать, — возразила Эмили и нахмурились.

Роберт пожал плечами, потом состроил гримасу.

Эмили еще какое-то мгновение пристально вглядывалась в его лицо, потом вскинула голову и слезла со своего высокого табурета. Роберт только теперь осознал, что продолжает держать ее за руку. Он сжал ладонь девочки. Вниз по лестнице они крались на цыпочках.

За дверями здания Совета все было покрыто снегом. Рыночная площадь была почти пустой. Только несколько темных фигур, пересекая ее, скользили, словно привидения, или маячили в глубине погружавшихся в сумерки соседних улиц. Роберт поискал глазами отца. Он успел заметить его силуэт в плаще, свернувший за угол в направлении Поултри-Кросс. Отпечатки сапог капитана Фокса отчетливо виднелись на нехоженом снегу. Роберт и Эмили пошли по ним.

Вскоре они поняли, что капитан направился к Кафедральному собору, и Роберт смог оторвать взгляд от оставленных отцом следов. Шпиль собора возвышался над заснеженным городом, словно призрак в тумане, такой же иллюзорный, как становившиеся все более темными облака над ним. Мальчик вспомнил слова отца о сражении призраков в небе, за которым он, как и множество других людей, наблюдал накануне битвы при Нейзби, когда они разгромили короля и навсегда покончили с монархией. И Роберт подумал, что Кафедральный собор и темнеющие улицы выглядят такими же призрачными, каким должно было быть то видение в облаках. Выглядят местом, где обитают привидения, местом, лишенным реальности. Мальчик вздрогнул и взглянул на следы на снегу. Теперь он едва смог различить их; улица была узкой и темной. Когда они миновали Святого Фому, он увидел сиротливо мерцающий внутри собора свет. Отойдя в сторону, мальчик оказался напротив незатворенных дверей. Горели не те свечи, которые обычно зажигают внутри собора для освещения; эти свечи были крохотными и горели слишком слабо. Возле них стояли на коленях люди, они молились.

— Избиение младенцев, — прошептала Эмили.

— Избиение младенцев?

— Когда Ирод перебил младенцев в Вифлееме. Свечи зажигают ради убиенных младенцев, чтобы помянуть их.

— Зачем?

— Просто мы так делаем, — ответила Эмили, пожав плечами.

Роберт удивленно посмотрел на девочку. Родители Эмили не такие, как у него. Ее отец сражался против Парламента, и поговаривали даже, что он чуть ли не католик.

— Мы… — медленно повторил Роберт. Он еще раз всмотрелся в глубину церкви на склонившиеся перед пламенем свечей фигуры.

— Выходит, эти люди, — продолжал мальчик, ткнув пальцем в сторону молившихся, — поклоняются Господу так же, как твои родители?

— Полагаю, что так же. Я имею в виду, если они зажгли свечи, — откликнулась Эмили, снова пожимая плечами.

— Но… в церкви… — Роберт нахмурил брови и отрицательно покачал головой. — Это запрещено, ты ведь знаешь.

На лице Эмили появилась испуганная улыбка.

— Разве ты не слыхал, Роберт? Король возвращается. Так говорит мой отец.

— Нет. — Он гневно отстранился от нее. — Время королей миновало. В Англии больше никогда не будет короля.

— Не беспокойся. — Она поспешила за ним и снова взяла мальчика за руку. — Мой отец позаботится о тебе. Точно так же, как твой заботится о нас.

Роберт ей не ответил. Он отвернулся и стал пристально вглядываться в огороженный двор собора. Проходя здесь, отец тоже должен был заметить горевшие свечи. Капитан Фокс — добрый, терпеливый и сострадательный человек. Он не стал бы задерживаться, чтобы вмешаться в происходящее. Отец участвовал в войне, это правда, но только за право поклоняться Господу так, как ему хотелось; он не раз говорил Роберту, что не его дело предписывать другим, как они должны веровать. И все же, думал Роберт, несмотря на это, он — местный комиссар милиции, а значит, столь открытое попрание закона должно было огорчить его хотя бы самую малость. Но в последние дни он и так выглядел расстроенным. Роберт полагал, что причиной было обнаруженное мертвое тело. Мальчик вспомнил слова отца, сказанные им, когда труп вынесли из леса:

— Распалась связь времен… — прошептал капитан голосом, который был едва ли громче его дыхания.

Что такого ужасного увидел он в ранах убитого старика? Или дело в дурных предчувствиях, навеваемых слухами, которые дошли даже до Эмили: о возвращении короля и конце всему, за что он боролся и во что верил? Внезапно, продолжая идти по следу отца, Роберт почувствовал страх за него — страх перед тем, что могло его ждать за дверями Кафедрального собора.

Теперь он ясно видел, что следы сапог отца, никуда не сворачивая, вели прямо во двор собора. Они с Эмили стали осторожно продвигаться вперед, но тени зданий больше не скрывали их на открытом заснеженном пространстве, облака немного рассеялись и внезапно окрасились слабым багрянцем. Снег, отразивший лучи умирающего солнца, казался почти искрящимся под этим неожиданно возникшим освещением. Однако никого вокруг не было, ни одна живая душа не появилась на дороге, и они добрались до дверей Кафедрального собора никем не замеченные. Эмили задрожала и крепко сжала руку своего спутника.

— Роберт, — прошептала она, — мне это не нравится. Пожалуйста, не станем заходить внутрь.

Роберту был понятен ее страх. Мальчик и сам ощущал его: он осязаемо подступал к нему из полумрака нефа. Но потом откуда-то, будто с хоров, до его слуха донеслись звуки голосов, и ему захотелось узнать, что здесь обнаружил отец. Пока они крались по проходу, мальчик заставлял себя бороться с рвавшимся из церкви ужасом, словно шел против встречного ветра. И этот ветер становился тем сильнее, чем более они продвигались внутрь церкви. Дети не видели капитана Фокса, пока не миновали весь длинный проход, потому что он находился в Часовне Богоматери, самой старинной и самой восточной части Кафедрального собора. Возле капитана виднелись сгорбленные фигуры двух священнослужителей.

Роберт попытался что-нибудь разглядеть в темноте часовни, но чем напряженнее он вглядывался, тем сильнее его охватывал ужас; он почувствовал, что вот-вот задохнется, и судорожно сглотнул, затем поперхнулся. Капитан Фокс оглянулся. Роберт замер; он крепко обхватил руками колонну, стараясь дышать медленно и глубоко. В конце концов отец снова повернулся к нему спиной. Эмили тоже замерла, вцепившись в Роберта, глаза ее округлились, лицо неестественно побледнело; мальчик чувствовал, что она дрожит всем телом. Эмили была права, подумал Роберт. Теперь ему хотелось, чтобы они не входили в собор. Но и не имея сил вырваться из объятий ужаса, он пытался придумать что-то такое, что могло бы уменьшить его страх. Он снова стал таращиться в темноту, стараясь проникнуть взглядом сквозь ее толщу.

Отец и два священнослужителя продолжали стоять к нему спиной, не отрывая взглядов от чего-то, лежавшего у их ног. Потом капитан Фокс низко наклонился, чтобы рассмотреть поближе то, что так его заинтересовало. Роберту по-прежнему не было видно, что разглядывает отец, но, когда тот обернулся, не разгибаясь, и поднял взгляд на священнослужителей, его лицо выражало смесь отвращения и сострадания.

— Кто мог, кто осмелился совершить такое? — пробормотал он.

Один из священнослужителей сокрушенно покачал головой и прошептал:

— Прямо в Кафедральном соборе…

— Это верх жестокости, независимо от того, где это произошло, — ответил капитан Фокс.

Но Роберт знал, что отец тоже потрясен святотатством, потому что питал к этому Кафедральному собору тайное, но глубокое чувство благоговения, хотя и часто утверждал, что любое подобное место равно свято перед Господом. Он долго вглядывался в то, что лежало перед ним, затем выпрямился.