Ицамна

Глава 2

Профессор Фернандес, по-прежнему принимавший активное участие в его жизни и карьере, однажды привел в библиотеку девушку, нагруженную рулонами ватмана.

- Это Марта, - произнес он с непонятным выражением на лице, которое Александр неуверенно определил, как… ликование? - Она поможет тебе. Это надо перевести до конца месяца, и, боюсь, один ты физически не справишься.

Александр, привыкший работать в одиночестве, страшно напрягся. Он хмуро косил в сторону девушки, а она так же недружелюбно разглядывала его. Время казалось застыло, превратившись в пластик. Когда же Александр набрался решимости и привстал, собираясь отвести профессора в сторонку и вежливо, но настойчиво попросить позволения работать одному, девушка вдруг улыбнулась. Это была невероятная улыбка – открытая, озорная и при этом полная… нежности. Никогда до этого никто так ему не улыбался. И ему не требовалось с математической точностью оценивать каждую складочку на симпатичном лице незнакомки, чтобы понять, что означает эта улыбка - счастье и радость от встречи. Сердце Александра застучало быстрее, и он опустил зад обратно на стул.

Марта была родом из Санто-Доминго-дель-Паленке. Она не без гордости сообщила, что в каком-то смысле является чистокровной Майя. У нее есть официально заверенное и подтвержденное архивными документами генеалогическое древо вплоть до двадцатого колена. И это в то время, когда большинство едва ли представляет, кем был их прадед!

Через неделю удивительно продуктивного труда, они стали любовниками. Еще через месяц Марта перебралась к нему жить, а еще через три месяца – забеременела. Александра совершенно не смутило столь бурное развитие их романа. Наоборот, он словно, наконец, вернулся домой. Порой ему очень хотелось подхватить ее ладное, крепкое тело, закружить по тесной спальне, поведать, как он счастлив. Но это было ему недоступно. Лишь однажды он, с трудом подбирая непривычные, смущающие, чужие слова, произнес: «Ты мой единственный и самый ценный артефакт…».

Марту же его внешняя холодность, казалось, вовсе не трогала. Она всегда очень деликатно оберегала его, никогда не требовала особых знаков внимания, понимала его с полуслова, а по поводу грядущего пополнения лишь коротко успокоила: «Если позволишь, я сама…»

Александр позволил и тут же благодарно выкинул из головы мысли о кроватках и подгузниках. А когда, следуя установленному протоколу, предложил официально оформить отношения, Марта лишь отмахнулась и заявила, что это не имеет никакого значения. Впрочем, она не против, если он действительно этого хочет. Александр не знал, хочет ли он, и больше разговор о женитьбе они не заводили.

И вот две недели назад к ним домой нагрянул профессор Фернандес и сообщил, что Александру нужно немедленно собираться на раскопки. Мол, под гробницей Пакаля обнаружены и уже почти расчищены более древние галереи и, возможно, еще одно захоронение. Требуется опытный чтец, который быстро расшифрует многочисленные настенные письмена, пока не набежали мексиканцы и не прибрали объект себе.

Сердце Александра мучительно затрепыхалось, но также быстро остыло. Марта была уже на девятом месяце, и он не мог ее оставить.

- Мы поедем вместе, - произнесла она своим всегда спокойным, чуть хрипловатым голосом, - Гостиницу бронировать не нужно. Мы остановимся в моем доме.

- А если роды начнутся прямо под Храмом? – спросил профессор, пытливо вглядываясь в ее лицо.

- С чего бы им начаться? – она отзеркалила его взгляд.

Профессор многозначительно промолчал, а она кивнула и продолжила уже скорее для Александра:

- В Парке всегда дежурит бригада. Уж роды то они смогут принять. Да и от Си-Ди с мигалкой пятнадцать минут. Но решать, конечно, моему мужу.

Она с теплой настойчивостью поглядела на него.

- Я так давно… я не могу отказаться, - ответил он после непривычных ему тягостных раздумий, - Пусть Марта тоже поедет. Я уверен, что успею сделать работу до появления ребенка. А вдвоем мы ее сделаем еще быстрее.

- Что ж, воля ваша…, - сдержанно ответил профессор. Александр тогда в предвкушении поездки не заметил долгого многозначительного взгляда, которым обменялись его жена и наставник.

Альфонсо.

В ожидании досмотра водитель заглушил мотор и вышел покурить. В салоне тут же поднялся ропот. Оператор полез открывать окна, а женщины недовольно зафыркали и принялись обмахиваться, чем придется. В считанные минуты нутро автобуса, лишенное кондиционера, нагрелось градусов до пятидесяти.

Альфонсо, не в силах оторваться, все разглядывал странную парочку. Глаза малахольного по-прежнему были прикованы к дурацким развалинам, в то время, как настоящее сокровище сидело рядом с ним. Черноокая богиня, воспользовавшись заминкой, достала из рюкзака белую кепку с длинным козырьком и водрузила ее на голову (мужа?!) спутника.

- И не вздумай снимать. Там очень жарко! – произнесла она, глядя на него с тяжелым обожанием, а потом перевела взгляд на Альфонсо, словно ожидая его реплики.

Он тут же запоздалым дерганным движением отвернулся к коллегам. Ему никак не удавалось отвести взгляд до того, как женщина его поймает, но не смотреть на нее было выше его сил. Эти черные миндалевидные глаза, эти пухлые, влажные губы, а шея…

- Э-э-э, кхм… Сегодня тут поразительно много аборигенов, - хрипло каркнул он им, - А ведь я всегда любил Паленке именно за то, что здесь мало этих… надоедливых… Гораздо меньше, чем в Тикале или Копане. Бусы, поделки…

- У них гораздо больше прав быть здесь, чем у вас, сеньор, - произнесла богиня, спокойно глядя на него и приподняв одну бровь, - Разве нет?

Тот смущенно всхрапнул и уставился в окно. Ему показалось, или девица с ним заигрывает?

Местных, действительно, собралось великое множество. Правда, они и не думали докучать туристам. Большинство расположилось на просторной поляне у входа в парк. Стоя молча и, в большинстве, поодиночке они производили тревожное впечатление. Одни застыли, вытянув вверх руки и обратив опаленные лица к Солнцу, другие держали небольшие, курящиеся каменные чаши. Некоторые нацепили нарукавники с торчащими в разные стороны разноцветными перьями квезаля – позабытые элементы древних ритуальных облачений.

Это по одну сторону автобуса. А по другую – через проходную парка как ни в чем не бывало топала возбужденная вереница туристов, смеялись, гомонили, украдкой доставали камеры. Очень многие захотели встретить День Зимнего Солнцестояния две тысячи двенадцатого года именно здесь. У истока.

Вскоре появился смотритель и, бегло пробежавшись по разрешениям, дал отмашку водителю двигаться дальше.

Марта.

За окном поплыли остатки древнего стадиона, где при Пакале проводились печально известные «игры в мяч». Сейчас некоторые элементы были скрыты натянутыми синими пологами – велись реставрационные работы.

Слева, вдалеке собралась так называемая Группа Креста – невысокие пирамиды на едином основании. Рядом несколько плохо сохранившихся и невзрачных построек. По диагонали от Дворца можно было разглядеть верхушку пятипортального Храма Надписей, являющегося навершием самой высокой пирамиды Паленке, и притулившийся рядом с ним храм поменьше – Храм Черепов. С тыла же их подпирало зеленое дремучее облако джунглей. Казалось, они неустанно караулят, когда Человек отвернется, чтобы в тот же миг снова поглотить с трудом отвоеванные у них постройки, оплести их мхом и лианами, укрыть от лишних глаз.

По центру же парка расположился за тысячелетие так и не растерявший своего гордого величия Дворец с высокой четырехуровневой обсерваторией, лабиринтом узких галерей, колоннад, со множеством внутренних дворов, в былые времена пропитанных кровью сотен жертв, а ныне превращенных в аккуратные зеленые газоны.

В глубокой задумчивости Марта глядела в окно, безуспешно пытаясь вычленить среди бродящего народа невысокую, хрупкую фигуру профессора. Он не отправил машину, не встретил автобус. Неужели все-таки?...

- Пожалуйста, пойдем пешком, - прервал ее невеселые мысли Александр, - Я словно по-прежнему смотрю телевизор… А так охота коснуться.

Переведя взгляд на мужа, она машинально постаралась изгнать из глаз тревогу, а потом с облегчением вспомнила, что это лишнее. Нежно заправив выбившуюся у него из-под кепки светлую прядь, она кивнула и попросила водителя остановиться.

Они вышли и тут же покрылись потом. Горячий воздух был настолько напоен влагой, что, казалось, если втянуть его через коктейльную соломинку, то в рот хлынет кипяток. Платье неприятно облепило влажные бедра, в сандалиях зачавкало. Она поглядела на расплывающиеся на спине мужа темные пятна и его красный, взмокший загривок.

- Если захочешь пить, только скажи, - обратилась она к нему, - у меня есть вода, а в термосе отличный холодный кофе.

Александр едва ли слышал ее, полностью поглощенный руинами Дворца. Минуту он стоял, словно оглушенный, а потом припустил внутрь, запетлял по бесконечным сводчатым коридорам и галереям. Марта едва поспевала за ним, но не пыталась притормозить. То и дело он останавливался, прижимался лбом к теплому, выщербленному ветрами камню, или легко пробегался пальцами, словно лаская, по выпуклостям барельефов.

Внезапно оказавшись на одном из тесных внутренних дворов, он на секунду застыл, глядя на большой, отполированный древними строителями и тысячелетними дождями ритуальный камень, а потом на негнущихся ногах приблизился и положил на него трясущуюся ладонь. Его словно прошило током – он откинул голову и зажмурился на стоящее в зените солнце.

- Кажется, кроет парня, - одышливо проквакал кто-то за спиной, - панамка не помогла.

Марта оглянулась и без особого удивления посмотрела на увязавшегося за ними бородача из автобуса. Пот градом катился по его заросшему лицу, висел тяжелыми мутными каплями на кустистых бровях и даже ресницах. Неряшливая, влажная борода кучерявилась. Массивный живот нависал над ремнем легких хлопковых брюк, а в прорехи между пуговицами рубахи, топорщились клочки бурых завитушек.

- Вам и самому панамка бы не помешала, - сдержанно ответила она, - Зря не остались в автобусе. Зачем пошли за нами?

- Я… любопытен, - ответил бородач, поправляя лямки рюкзака, и попытался изобразить на лице очаровательную улыбку. Марта видела, что тот мечтает казаться загадочным мачо, а на самом деле производит впечатление одуревшего от спермотоксикоза пса. Которому не дается ни одна - даже самая паршивая и блудящая - сука.

- Любопытство сгубило кошку, - произнесла она без намека на шутку, а потом, потеряв к нему интерес, шагнула со ступеней на траву и тронула мужа за плечо.

Александр посмотрел на нее враз посветлевшими, расширенными глазами.

- Это что-то… вроде истерии, - пробормотал он, - Вроде того, что некоторые называют Синдромом Стендаля. Я чувствовал…

- Я верю, что ты чувствовал, милый, - ответила она, борясь с внезапно подступившими слезами, - Я обещаю, что ты обязательно почувствуешь всё! В свое время. Но нужно найти Фернандеса.