Триллер в призрачных тонах

Глава 5. На ближней даче

Если бы Терентий Павлович признался в том, что имел возможность побеседовать ещё и с Горбачёвым, а потом и с Ельциным, наверняка территорию телецентра покинул бы не на своей «ауди», а в карете Скорой помощи, и оказался бы на больничной койке в какой-нибудь психушке. Но внутренний голос подсказал, что это уже перебор, да им и Ленина хватило, чтобы отменить прямой эфир. И вот теперь, направляясь из Останкино в сторону Арбата, он постепенно пришёл к выводу, что всё сделал правильно. Теперь у «говорящих голов» будет повод для размышлений, может, и придумают, как спасти страну от грядущих потрясений.

Уже когда свернул на Садовое кольцо, обнаружил, что улица пуста, все автомобили прижались к тротуару. «Видимо, начальство едет». Так оно и оказалось, но почему-то вместо «ауруса» и внедорожников с мигалками Терентий Павлович увидел четыре ЗИС-110 — образовав каре, они неслись по Садовому кольцу, занимая две центральные полосы. А дальше произошло что-то совсем уж непонятное — поравнявшись с его «ауди», кортеж остановился. Дверь одного из лимузинов открылась, из неё вышли двое в военной форме и направились прямиком в сторону автомашины Дынина. «Что бы это значило?» Однако до анализа возможных вариантов дело так и не дошло, поскольку, не говоря ни слова, эти двое выволокли его из кабины и запихнули в один из ЗИСов. Тут же процессия рванула в сторону Маяковки, и не успел Терентий Павлович снова заняться поиском ответа на ранее возникший в его голове вопрос, как выехали на МКАД. Дальше он ничего не смог бы разглядеть, поскольку надели повязку на глаза. Да тут ни одна толковая мысль не посетит извилины, поскольку эти парни так сдавили бока, что совсем не продохнуть.

Когда доехали до места, Терентия Павловича, не снимая с его глаз повязки, провели в дом, заставили подняться по ступеням на второй этаж, и только усадив на стул позволили обозреть окрестности. Впрочем, кроме унылых серых стен ничего примечательного там не было за исключением одной детали, на которую Терентий Павлович ранее не обратил внимания. Дело в том, что на головах охранников были синие фуражки с малиновым околышем. «Господи! Куда же я попал?» Но не успел он прийти к какому-то умозаключению, как в комнату вошёл ещё один охранник, видимо, имевший более высокий чин, и жестом приказал следовать за ним.

Прошли по длинному коридору и наконец упёрлись в массивную дверь. Сопровождающий нажал на кнопку переговорного устройства в стене и сказал:

— Это Власик, товарищ Сталин.

В ответ прозвучало:

— Заходи!

Дверь отворилась и Терентий Павлович оказался перед входом в кабинет, в глубине которого за письменным столом слегка сгорбившись сидел тот, которого Власик назвал Сталиным. «Как такое может быть? Одно дело, когда Ельцин сваливается с неба на лужайку перед домом, но тут фигура несравнимого масштаба…»

— Власик, это кто с тобой?

— Да вот, товарищ Сталин, доставил по вашему приказу. Это тот пройдоха, который в своих книгах ни слова правды о вас не написал.

— Так-так… Ну ты иди, а мы побеседуем.

Сталин закурил трубку, затем встал из-за стола и подошёл вплотную к Дынину:

— Неужели правду он сказал?

У Терентия Павловича язык присох к горлу и в голове сумятица, поэтому с трудом выдавил из себя:

— Извините, но таков уж тренд…

— Это ещё что такое? — и не дав ответить Сталин предложил сесть: — В ногах правды нет, а я тут похожу. От долгого сидения ноги затекают.

Пришлось провести ликбез специально для вождя:

— Видите ли, быть в тренде — это всё равно что идти вместе со всеми в одном строю, в некоем заданном направлении. К примеру, сейчас в моде у нас сочетание чёрного с белым, поэтому стоит какой-то даме выйти в свет, надев зелёную юбку с жёлтой блузкой, тогда скандал, сожрут эту даму с потрохами… В общем, я бы ей не позавидовал. А всё потому, что она не в тренде. Ну вот и вы…

Сталин остановился:

— Ну что замолчал? Раз начал, договаривай.

— Я это к тому, что вас не принято хвалить, а я если хвалят, то очень осторожно и уж конечно не с высоких трибун.

— Почему же так?

Терентий Павлович решил схитрить, скрыв истинную причину, то есть не упоминать о культе личности:

— Я думаю, завидуют, но не решаются сказать.

Сталин удивлён:

— Чему завидовать? Сижу в своей берлоге, не могу даже по парку прогуляться днём. А всё потому, что кругом враги.

— Неужто всё так плохо?

— Этому не стоит удивляться. Страну поднял с колен, подмял под себя пол-Европы. Этого там, на Западе никогда мне не простят. Да и среди соратников есть такие, что готовы пойти на попятную, лишь бы жрать омаров, сидя в шикарном ресторане где-то в Лондоне или в Париже. Ты-то там бывал?

— Случалось.

— Ну и как?

— Так ведь разврат кругом, всеобщее падение нравов. А в последнее время дошло даже до того, что женщины стали называть себя мужчинами, ну или совсем наоборот.

Сталин остановился, покачал головой и после недолгого раздумья произнёс слова, на первый взгляд никак не связанные с темой разговора:

— Хотел ещё в середине тридцатых послать наши войска на Берлин, но через Польшу и Чехословакию отказались пропустить, а я на вторжение так и не решился. И зря! Тогда враг ещё не был так силён, ну а потом было уже поздно. Да вот и вы теперь, похоже, наступаете на те же грабли.

Текущие дела Терентий Павлович не собирался обсуждать, даже если вождь попросит. Куда интереснее разобраться в том, как личность вождя может повлиять на ход истории. Поэтому и спросил:

— А что было бы, если бы власть в стране захватил, к примеру, Троцкий?

Сталин чуть не выронил из рук трубку, поперхнувшись дымом:

— Типун тебе на язык! Этому авантюристу дай только волю, он такого натворит, мало не покажется!

— Ну а Бухарин?

— Слишком мягкотелый, да к тому же болтун. Таким нельзя доверить власть. Тут нужна железная рука, и чтобы на плечах голова была, а не кочан капусты. Иной способен только исполнять приказы от сих и до сих, эдакий служака, но посади его на трон, такого натворит, что мама не горюй!

— А ещё нужна харизма.

— Это уж само собой!

Сталин оглянулся на портрет Ленина, висевший на стене, и с грустью произнёс:

— Да, были люди в наше время…

Похоже, аудиенция подошла к концу, Терентий Павлович встал со стула, но тут вождь резко сменил тему разговора — внимательно посмотрел на гостя, улыбнулся и произнёс слова, которые можно было бы воспринять как комплимент:

— Вижу, ты не болтун, что уже немало, да и в политике немного разбираешься. А пойдём-ка я тебя вином хорошим угощу. Киндзмараули, Хванчкару пил когда-нибудь?

— В молодости приходилось, и не раз. Но только ведь теперь грузинское вино уже совсем не то. После введения «сухого закона» в середине восьмидесятых почти все виноградники вырубили.

— Так-то оно так, но в моём личном погребке кое-что осталось. Пойдём, пойдём, я угощу. Особенно с дынькой хорошо идёт.

Под крымскую дыньку немало было выпито, да и разговоров было много — в основном, о литературе, театре и кино. Но в памяти Терентия Павловича остались лишь слова: «да, были люди…» Причём вождь их повторил не раз, имея в виду не только правителей России.

По дороге домой Терентий Павлович твёрдо решил написать правдивую монографию о Сталине.