Океан

– Я сейчас отпрошусь…

Она достала ключи, сигареты, зажигалку, не понимая сама, что ей на самом деле нужно.

– С тобой пойду…

Пока он не прекратил всё это, взяв её лицо двумя руками, погладив по волосам и по щеке.

Она замерла, боясь вздохнуть, держа в руках всякие не нужные сейчас предметы.

Он просто смотрел ей в глаза и молчал.

«Мы же ведь встретимся».

Он поцеловал её в губы, и так же медленно на пол полетели ключи, сигареты и зажигалка, ударяясь и отскакивая.

Сзади, как затвор автомата, лязгнула дверь, – вошёл Захатский.

– Андрей, лекарство получил?

– Да, Андрей Николаевич.– Он поднял с пола все упавшие предметы, забрал себе лишь пачку препарата, а остальное положил в окаменевшие ладони Наташи.

– Ну, всё тогда. Жду тебя через неделю, я тебе больничный закрою. Отдыхай, лечись.

Оборот ключа в замке один…два… скрип двери, несколько шагов, хлопок два… один…и всё.

Она уже не понимала, что делает. Открыла дверь ординаторской, заперлась на ключ и рухнула в кресло.

– За что? – вырвалось слабое дыхание в бездушную атмосферу.

Слёзы, падавшие на халат, от яркого солнца переливались сотнями огоньков разных цветов.

«Солнце, как я тебя сейчас ненавижу…»

Песнь 8

И ныне: Пречистая Богородице, прими недостойную молитву мою и сохрани мя от наглыя смерти, и даруй ми прежде конца покаяние.

Приказ, поступивший от генерала Архипова, был однозначен – «Как только станет лучше, срочно в Москву».

Чесноков зашёл в уже можно сказать свой кабинет, уныло окидывая взглядом всё вокруг. «Ну что ж, делать нечего, надо собирать вещи». Возиться в бумагах мешала обвисшая рука, и каждое неловкое движение отзывалось болью. Папки, бумаги, ксерокопии, с тяжестью для организма наводился порядок. Наконец дело дошло и до компьютера. Чесноков одной рукой проверял содержимое дискет, которые клал в сейф, а некоторые клал в сумку. Морщинистый лоб и суровые глаза смотрели в синеву экрана монитора.

– Океан? Это что ещё за океан, откуда он взялся?

Нажатием кнопки Чесноков раскрыл данный файл, он был практически пуст, в нём было лишь написано: «Фотография, уносимая ветром». Полковника как током ударило, он дотянулся до телефона, пощёлкал по кнопкам, и долго ждал, пока на длинные гудки кто-либо ответит.

***

Он был, наверное, единственным человеком в этом городе, который в такую погоду был одет в полупальто и зимние ботинки. Тёплая погода, свежий ветерок, веселье на лицах людей, одевшихся во всё лёгкое, радующихся погоде, строивших большие планы на тёплое лето. Дети, весёлой гурьбой, играющие в разные игры. Всё это как-то скрашивало слабость в теле. Наумов шёл к дому, он выбрал свой путь среди двориков. В мусорный бак он выкинул пакет со свитером. Лицо отражало какую-то радость, останавливаясь, он вдыхал воздух, закрывая глаза, выдавливал из легких дрожь, и успокоившись, шёл дальше всё ближе и ближе к дому. Во двор уже медленно въезжали две чёрные иномарки, чтобы занять свою позицию на выезде из арки. Люди вышли из машин и разошлись в разные стороны.

Андрей переходил дворик с угла на угол по диагонали мимо детской площадки, и почувствовал движение сразу с четырех сторон. Сердце забилось с яростной силой, он с дрожью выдохнул воздух.

– Ну, вот и всё. Дай мне, Господи, прежде конца покаяние.

Это были не уличные хулиганы. Уверенной поступью они шагали к цели, напряжённо вцепившись глазами. Расстояние сокращалось. Надеясь, что всё кончится быстрее, если их спровоцировать, Наумов резко расстегнул пальто, выхватив из внутреннего левого кармана что-то чёрное. Наступавшие, испугавшись такого события, затормозили. Кто пытался спрятаться за дерево, кто присел на одно колено, пытаясь быстро извлечь пистолет. Стоявший ближе всех, даже упал на асфальт, забыв об оружии, когда в него полетел этот чёрный предмет.

Но выстрела, как ожидал Наумов, так и не произошло. Чёрный предмет оказался всего лишь блокнотом. Подбежавший сзади в испуге с силой ударил в затылок, пробив голову. Тело рухнуло на пыльную тропинку, покрывая её кровью.

***

– Да, – наконец-то послышался голос.

– Андрей Николаевич? Это полковник Чесноков. Я хотел бы узнать, не вылечился ли Наумов?

– Как вам, полковник, позволяет совесть сюда звонить, после того, что вы здесь натворили?

– Это очень серьёзно, Андрей Николаевич.

– Насколько я понял, Владимир Иванович, все эти нелепые обвинения с Наумова сняты, так чего же вам надо, не звоните сюда больше.

Присутствующие в кабинете коллеги были удивлены, с какой силой он положил трубку на старый аппарат, который от ярости даже взвыл. И до этого спокойный Захатский потянулся за сигаретой. И все сразу начали искать повод, что бы выйти, ибо сигарета – это был откровенный наезд. Короткие гудки на конце провода Чеснокова не успокоили, он вновь принялся набирать номер, но уже другой.

– Алло, Сергей Иванович? Это полковник Чесноков. Мне хотелось бы знать, не выписался ли Наумов?

– Наумов не выписался, но Захатский отпустил его в лечебный отпуск на неделю. Возможно он уже дома. А что? Алло… Алло… Алло…

Бросив трубку, Чесноков маршировал по управлению с бешеной скоростью к выходу. Встречающиеся люди расступались в стороны при виде сурового здоровяка. На улице, увидев свою служебную машину, он без промедления направился к ней.

– На Новолипецк, срочно!

Заспанный водитель, кемаривший в машине, увидев выражение лица Чеснокова, включил мигалку, прикрепил её на крышу и с бешеной скоростью рванул с места.

***

Сгорбившейся старик, одетый как бомж, проходил мимо иномарки, его выдавали лишь глаза, когда он смотрел исподлобья.

– Чего тебе надо, урод, вали отсюда! Чего уставился?

Насмешка дьявола над смертными заставила сердце содрогнуться. Дверь за стариком закрылась тихо, когда четыре тела в машине, корчась от боли, захлебывались кровью. Сухое тело старика с удивительной легкостью перебросило на заднее сидение массивную тушу из-за руля, с торчащим из сердца металлическим предметом.

«Мальчик мой, я всё равно тебя спасу».

А в это время Наумов уже упал на землю.

С края обрыва он увидел свой корабль, стоявший на якоре, и как от него отделилась шлюпка, направляющаяся к берегу.

– А побыстрее нельзя? – торопил водителя Чесноков.

– Владимир Иванович, больше не могу, а то разобьёмся или собьём кого-нибудь, – оправдывался водитель.

Попрыгав в воду из шлюпки, бежали навстречу, намокая в воде, люди из его верной команды. Это были радостные лица его давно погибших друзей.

– Капитан, корабль ждёт тебя!

– Роман, – обратился он к впереди стоящему, – а где Седой?

– Остался на берегу.

– Без него я не поплыву…

– В наручники его.

– Да он готов.

– Не болтай, а делай! Приказы не обсуждаются. В багажник его.

– Кажется, перестарались, кидай его в багажник, и валим отсюда.

Усевшись по сидениям, они рванули, было вперёд, но тут же резко затормозили, потому что первая машина остановилась, тем самым, перекрыв выезд из двора.

– Этот чего ещё там тормозит? – закричал водитель.

Стекло первой машины поползло вниз.

Седой взвёл пулемет «УЗИ» и приготовил гранаты, исподлобья наблюдая за тем, как Наумова укладывают в багажник. Когда машина подъехала, он перекрыл ей путь, и когда кнопкой опустилось тонированное стекло, вынул «УЗИ».

– Огонь!

Машину, как иголками пробило пулями. Старик вышел и переложил тело Наумова из багажника расстрелянной машины в свою.

– Держись, мальчик мой.

Он достал гранату.

– Ешьте, свиньи.

Когда чёрная иномарка с визгом выскочила на дорогу, во дворе раздался взрыв.

***

Когда машина Чеснокова с визгом влетела во двор дома, там уже стоял уазик ППС и люди в милицейской форме с любопытством и боязнью рассматривали изуродованные тела внутри расстрелянной иномарки.

– Матерь Божья, живое мясо?!

Все повернули голову на машину с мигалкой, затормозившую рядом. Сержант не задавал глупых вопросов: Кто? Откуда? Зачем? Всё было понятно по номерам машины и мигалке, и тем более по матёрому взгляду человека, появившегося из машины. Поэтому он сразу принялся отчитываться:

– Приехали на шум перестрелки во дворе дома, но не успели – иномарка ушла быстро. Нам на этой рвани такую машину не догнать, – указал он на уазик ППС. – Объявили план «перехват» по городу, вызвали опергруппу. Не ожидали, что так быстро приедут.

Полковник, как бы не слушая его, пошёл на середину двора, к вытоптанной пыльной дорожке, идущей от дома к дому, разглядывая всё под ногами, пока не нашёл затоптанный чёрный блокнот. Раскрыв его, увидел уже изученный наизусть почерк:

Я умер вчера, меня отпевали,

Была вся родня, они все рыдали,

Я умер вчера, полпервого ночи,

Я встретил друзей, был рад я им очень,

Увидел я Бога красивые очи,

Меня омывали холодной водою,

Все рядом стояли…

Людей в форме удивляло поведение Чеснокова: «Что у него с рукой? Почему она спрятана под курткой, и что он сейчас делает?». Чесноков послюнявил палец здоровой руки и поднял её вверх, постоял и направился к мусорным бакам, что-то искать. «Фотография, уносимая ветром. Вот она». На него смотрела красивая девушка с карими глазами. О чём он думал, глядя на фотографию, где отражено лицо незнакомки, и куда уплыли его мысли?

За это время успела приехать настоящая опергруппа и начала суетиться, приехали эксперты, защёлкали фотоаппаратами, подкатила скорая, а он стоял и, молча, смотрел на фотографию. Старший опергруппы, поговорив с патрульными, направился к Чеснокову.

– Здравствуйте, товарищ полковник!

– Колобов? – он как-то привык к чудаковатому Колобку, своему бывшему подчинённому, забывая о том, что он майор убойного отдела, начальник следственной бригады. – Какие дела, Лёша?

– Да какие тут дела, столько трупов и ни одного раненого или живого. Мясо одно. Надежда на свидетелей и план «перехват», но если же круто замешано, надёжи на него мало, может, эксперты чего нароют интересного. Вы-то как тут раньше нас?

– Случайно.

– А я-то думал, что вы уже в Москве.

– Да, скоро, Лёша, скоро, – как-то по-особенному мрачно произнёс Чесноков.

– Понятно, а что вы тут в мусорке-то ищете?

– Ищу, может оружие какое кинули или что-нибудь интересное. Ничего на первый взгляд, но пусть твои пороют.

– Хорошо, сделаем, – сказал Колобов по привычке, хотя Чесноков был уже ему не начальник.

– Что за девушка в машине рыдает?

– Кажется, Анюта. Сейчас с ней бесполезно разговаривать.

– Кто был этот человек? – подошёл Чесноков к девушке.

– Вы и так обо всём знаете, полковник.

«Полковник, так это же та Анюта о которой говорил Маликов – Мотылёк…».

Ей вкололи успокоительное.

Она перестала рыдать, но слёзы из больших глаз не прекращали катиться, и никакие платки не спасали от обильной влаги. «Мотылёк, Мотылёк, как мне тебя жаль! В кого ты влюбилась, сама не знаешь?»

– Как ты здесь оказалась, Аня?

– Я ждала его, его дом совсем рядом, он чуть-чуть дальше. А сейчас он умирает где-то в багажнике машины, а я ничем не могу помочь.