Дети кицунэ

Любопытное вступление. Многословное, конечно, расплывчатое, но многообещающее. Я оглянулась на дверь, всё ещё надеясь, что Такеши появится вот-вот, совсем скоро, но братец и не думал появляться. Я на всякий случай проверила его комнату – всё-таки, слишком уж пугали эти отцовские штучки из бумаги и фарфора, – выглянула во двор. Собиралась метель. Выходить на улицу в такую погоду – себе дороже. Я снова взялась за книгу. Пролистнув, обнаружила на следующих страницах несколько гравюр со всевозможными чудовищами. Наверно, дальше будет интересней…

«Особенность многих ёкаев – неприметность, – настойчиво убеждал автор, подкрепляя свои слова тщательно выведенной гравюрой с кошкой в женском кимоно. – Бакэнэко – кошку-оборотня, – едва ли можно узнать, пока её коварная натура не даст о себе знать. Она будет ласкаться, как обычная кошка, или приветливо улыбаться, подобно человеку, и только защитные знаки на обереге-офуда, коих любой ёкай боится больше смерти, поможет вывести чудовище на чистую воду…»

А Такеши всё не появлялся. Я с трудом уговорила мать пойти спать. Уставилась в иероглифы, как на последнюю надежду спрятаться… от всего. В книге усердно расписывалось про обереги-офуда – самое простое, что человек может противопоставить нечисти. Виды, особенности, значение… Поймала себя на забавной мысли – всякий раз, когда мы пытались вешать такой в доме, он постоянно терялся и пропадал. Может, и у нас завелся какой-нибудь маленький ёкай? Крыса-оборотень или демоническая летяга под потолком…

Я боялась, что с Такеши что-то случится. И стыдилась того, что боялась. От этого стыда не хотелось говорить, и этот дикий страх становился всё сильнее. В ту самую минуту, когда я была готова собраться и пойти искать брата в одиночку, по тёмному городу, как в прихожей послышались громкие шаги. Братец буквально ввалился в дом.

– Такеши? – Я подскочила. – Такеши, где ты был?

Не ответив, он зашаркал в свою комнату. Я слышала хрипы. Дышал братец, как недоделанный утопленник, только-только выбравшийся из воды.

– Такеши? О боги, что с тобой случилось?!

Я вздрогнула. То, что сотворили с моим братом, больше напоминало какую-то изощрённую пытку. Его одежду заливали пятна крови, волосы спутались, кожа посинела. Такеши заметно хромал, наступая на правую ногу, пошатывался и сопел, из-за чего казалось, будто он вот-вот свалится без чувств.

– Такеши? – пробормотала я. – Такеши, что произошло?

Он мотнул головой и, захрипев ещё громче, рухнул на футон. Стащил хаори, склонился вперёд. Я своими же глазами видела, как на его спине, от лопатки до поясницы, растянулась длинная багровая полоса.

– Закрой… – буркнул Такеши. – Закрой дверь…

Я поняла. Стянула с полки кусок материи, на секунду выскочила и, проверив, что мать спит, вернулась с наполненной водой миской. Такеши к этому времени совсем размяк – я проскользнула в комнату и прикрыла дверь.

– Кто тебя так?.. – Я села рядом и смочила тряпку. – Такеши… Такеши, это… это похоже на удар мечом…

– Тише!

Он подобрал волосы – на шее красовался ещё один порез. Я дотронулась до него тряпкой, стирая кровоподтёк, Такеши вздрогнул и зашипел. Его предплечья усыпали свежие синяки. Даже лицо – и то не осталось целым. На треснутой губе осталась потемневшая красная капля.

– Ты объяснишь мне хоть что-нибудь? – прошептала я, заглянув брату в глаза. – На тебе живого места нет!

– Упал. С обрыва.

Я снова взглянула на его спину. Меч, точно меч. Края ровные и гладкие, но самая рана неглубокая – острие прошло по касательной, будто в последнюю секунду братец как-то умудрился извернуться и проскочить прямо под лезвием. К счастью.

– С обрыва? Что ты там делал?

– Д-да… а-ай, больно же…

– Ты не ответил на мой вопрос.

– Знаешь, мне как-то не до вопросов сейчас… ай… ай-ай-ай, щиплет…

– У тебя на спине порез от лезвия.

– Это был корень. Там какой-то куст, и я на него напоролся.

Я поджала губы и стащила крохотную веточку, запутавшуюся в его волосах. Почти поверила. Только идеально ровный порез всё никак не давал покоя. Как можно так напереться на какой-то корень? Да если бы это была ветка, Такеши бы всю спину разодрало! Видно же, что било что-то острое – ничто другое так гладко не сечёт…

– А если честно? – не унималась я.

– Ты мне не веришь?

– Послушай, ты… с тобой что-то происходит… Ты где-то пропадаешь, нам с матерью ничего не говоришь… Я верю тебе, но в городе неспокойно… я боюсь, что ты во что-то вляпаешься… и будет плохо…

– Я старше тебя на два года, а ты возишься со мной, как с младенцем.

– У тебя тыква вместо головы? Я за тебя волнуюсь! Я забочусь о тебе, и…

– А мне нужна эта забота? Послушай, Харуко, – Он повернулся ко мне и снова – как будто в издёвку! – выдал эту натянутую, ничуть не правдивую улыбку. – Я взрослый человек. Ты сама хотела, чтобы у меня была какая-то жизнь вне дома – пожалуйста, она у меня есть.

– Ты всё скрываешь! – не выдержала я. – Ты, ты… Такеши, умоляю! Я же просто хочу знать, что ты не связался с чем-то… нехорошим…

– Харуко, послушай меня. Пока… заметь, пока… Я не могу тебе ничего сказать. Так будет лучше, понимаешь? Я ведь никому не говорил о Соре, только тебе. И… никто не знает, что я в таком вот виде завалился домой. Мне очень – слышишь? – мне очень нужно, чтобы ты меня поняла. Если об этом узнает матушка, будет большой скандал. Если об этом узнает дядя или твоя подруга мико, будет большой позор, и… и остаёшься только ты. Пожалуйста. Пожалуйста, потерпи немного… Просто держи это в секрете, и скоро всё будет хорошо…

– Никому не говорить? Хорошо…

– Можешь пообещать?

– Обещаю.

Я аккуратно смочила ещё одну рану, отметившую плечо. Такеши поёжился. Он запрокинул голову и заскрежетал зубами, еле сдерживаясь, чтобы не закричать.

– Хоть на один вопрос ответишь? – пробормотала я.

– Ну?

– Почему от тебя так пахнет псиной?

Братец сгорбился и поджал губы. Его тонкие пальцы с почерневшими ногтями хрустнули, взгляд остекленел. Такеши пересёкся глазами с одной из масок, висящих на стене.

– Я не знаю, – честно соврал он.

И тут я поняла, что брат влип намного серьёзней, чем я думала.

Глава 4
Чудовище

– Вставай! Вставай, лентяйка!

Мать растолкала меня не сразу. Попробуй проснуться, когда уснуть получилось лишь под утро. Я накинула на плечи старенькое одеяльце, поёжилась на соломенном футоне. Кимоно мне швырнули чуть ли не в лицо – и даже руки не послушались, чтобы поймать. То, что случилось ночью, напоминало мутный сон, но тёмное кровавое пятнышко, отметившее рукав, утверждало обратное. Такеши действительно попал под меч. Такеши действительно вляпался в неприятности…

– Ну и что это такое? – не унималась мать. – Опять, что ли, допоздна читала?

– Мне сегодня не спалось.

Голова отвратно побаливала. Я кое-как расправилась с парой колтунов, затесавшихся в волосах, поднялась и вышла вслед за матерью. На кухне уже вовсю горел очаг – даже в коридоре воздух успел напитаться жаром и горьким дымком. Такеши в своей комнате спал, и от этого мне стало немного легче. Живой. Живой, хоть и синюшный, как подлежала звериная туша. Но запах псины…

Только сильнее. Я поморщилась, снова закрывая дверь, прошла на кухню.

– Отожми тофу, – первым делом попросила мать. – Сегодня сходишь, прикупишь ещё бобов.

Я кивнула и взялась за тряпку, оставленную в кадке. Смятая соевая кашица – будущий творог, – выглядела серо и никак не пахла, из-за чего мне и здесь мерещилась мерзкая псиная вонь. Такеши будто пропитал ею весь дом. Принёс, притащил с улицы, понабрался у этого своего Соры…

– Харуко, куда ты смотришь? – Мать заглянула мне через плечо. – У тебя сейчас весь творог через дырку вылезет!

– Простите… Задумалась…

Мама покачала головой и принялась помешивать рис.

– У меня сегодня сон нехороший был, – пробурчала она. – Будто бы стою я у своего футона и на себя же смотрю. Говорят, это икирё называется – когда живой человек из тела выходит. Я перепугалась, обратно залезть попыталась, а никак. Думала, померла посреди ночи. Решила, раз уж такие дела, пойду, посмотрю на вас с Такеши. Ты спишь, он тоже – оба, как один, по самый нос в одеяла кутаете… – Мать качнула головой. – Только в доме кто-то четвёртый сидит…

– Кто-то четвёртый?

– А я его мельком видела. Вот на этом самом месте чёрный хвост промелькнул. Пушистый такой, длинный… Но тут предполагать дело неблагодарное. Тебе твоя Камэ ничего такого не говорила?

Мне не хотелось её пугать. Поэтому я снова соврала. Мать это несильно успокоило, но появление Такеши заставило её оживиться.

Братец выглядел не сонным, а уставшим. Нацепив отцовское кимоно с длинными рукавами, он постарался спрятать свежие ссадины на руках, и сработало это очень неплохо. Длинные патлы распустил для того же – шрама на лице как будто и не было. Пожурив – в конце концов, столько провалялся, – мать отправила на улицу, умываться. Меня заставила накладывать завтрак.

Странное чувство. Всё ведь идёт так, как и должно, но ведь все же знают, что что-то не так. Знают и ничего не могут сделать. Когда Такеши вернулся, он был уже куда бодрее, и в первые несколько минут косился на меня с большим подозрением – не разболтала ли? Но мать вела себя, как обычно. Это подтвердило то, что мне можно доверять.

– Не было ли у тебя какого-нибудь сна сегодня? – поинтересовалась мать.

– Не было, а что?

– Сегодня по календарю сон должен быть самый вещий.

– Ну… в таком случае, сегодня обойдёмся без пророчеств, – Он сел напротив. Смотрел прямо на меня – как будто испытывал. – Как ты себя чувствуешь, сестрица?

– Прекрасно, братец. Ты сегодня никуда не собираешься?

– Пожалуй, нет. А что?

– М-м… можно было бы прогуляться. В воздухе уже сквозит весной, и скоро распустятся камелии…

– Да? Ну… посмотрим. Подумаем об этом после завтрака.

Как будто куклы говорили. Даже мать заметила, правда ответила очень скромно – лишь тяжело вздохнула и молча ушла, решив больше не задавать никаких вопросов. Для меня это был толчок. Сейчас или никогда – просто поговорить…

– Чего ты такого нашёл в этом Соре? – буркнула я. – Только вчера встретились – и уже гуляете до ночи. Непонятно где.

– Сора очень много знает, – Голос Такеши стал жёстче. – Я… я думаю, я когда-нибудь вас познакомлю…

– А почему не сейчас? Думаешь, я тебя опозорю? Или что?

– Харуко, я… Я просто не готов. Тут… тут очень много надо рассказывать… – Он повёл рукой по лицу, дотронувшись до свежих шрамов. – Слушай, у тебя есть какая-нибудь пудра? Боюсь, если матушка увидит их в таком виде, она совсем с ума сойдёт…

Я поднялась. Заглянув в запасы, вытянула небольшой мешочек с рисовой мукой – внутри давно поселились какие-то жучки, но выбрасывать было жалко. На случай голода – так-то хоть что-то будет.

– Что такое ты мог бы рассказать, – бурчала я, вытягивая ещё и флакончики с маслами. – Что к этому нужно так долго готовиться?