Время Героев

Повинуясь, Дангер сразу же бросилась к ним. Она волочила за собой холщовую сумку, забитую, по всей видимости, чем-то. Подбежав, девчонка плюхнулась возле цветов и торопливо начала доставать из сумки то, что в ней было.

— Мать пирожков напекла, к нам какие-то дальние родственники должны приехать. Но я подумала, зачем им жрать столько? Разжиреют на наших пирогах и домой потом докатиться не смогут. Поэтому умыкнула по-быстрому всё, что плохо лежало. Отец, конечно, потом опять орать будет, что я дрянь, может, ремнём побьёт, да и ладно. В первый раз, что ли? Вот, в общем, ешьте, а то тощие, как я не знаю кто.

Она всунула порывистыми движениями каждому в руки по пирожку и, довольная собой, наблюдала, как друзья, воровато озираясь, едят выпечку матери. На зубах немного скрипела грязь, оставшаяся на руках после работы, вечером её действительно поджидал красный от ярости отец и строгая мать с нотациями о том, как положено вести себя даме. Но Дариэль прекрасно помнил, что тогда это не имело совершенно никакого значения.

Воспоминание пропало, и задний двор растворился, снова оставшись лишь памятью о прошлом.

— Как это мило. У тебя прекрасная семья, Дариэль.

Рядом стоял Исая. Что-то в нём незаметно изменилось.

— Где мы на этот раз?

— У тебя в голове. Но меньше слов. Двигаемся дальше.

Сцена снова сменилась. На этот раз он оказался в тёмной каморке, которая служила в храме комнатой для больных, которых было необходимо изолировать, чтобы те не заразили всех остальных. Самым частым гостем в этой комнате, был, конечно же, вечно болезненный Арри. Он был намного младше даже того себя, из предыдущего воспоминания. Ему было лет десять, и хрупкое тело, словно поломанная игрушка, было почти незаметно из-под вороха одеял и подушек. Мальчик хрипло дышал через раз и совсем не шевелился. У Дариэля дрогнуло сердце. Он порой забывал, насколько старший брат бывал беспомощен. Наверное, и сейчас бывает, хоть и прячет это за панцирем из язвительных фраз и умных речей.

Дверь тихонько скрипнула и нерешительно открылась. А вот и сам Дар, совсем уж неразумный ребёнок, сжимающий в дрожащих ручонках какой-то белый предмет.

Мальчонка скромно подошёл к кровати и немного пихнул в плечо лежавшего на ней в попытке разбудить.

Арри открыл глаза. Даже тогда, в далёком детстве, под ними уже были мешки.

— Заразишься, — вместо приветствия сказал мальчик.

— Ты Алон?

— Аарон. Да, я. Чего хотел? Потерялся?

Дар помотал головой.

— Не-а. Мне сказали, ты болеешь. Вот. Возьми.

На одеяло сверху была заботливо положена сделанная из бумаги немного кривая птичка.

— Если дёлнуть за хвост, она махнёт клыльями. Вот. — Дар продемонстрировал умение птички махать крыльями при дёргании за хвост.

— Ты сам сделал?

— Почти, — признался мальчик и развернулся, чтобы уйти.

— Погоди. Тебя как звать хоть?

— Далиус.

— Дариус, то есть?

Мальчик кивнул. Аарон улыбнулся.

— На эльфёнка чем-то смахиваешь. Только уши обычные. Тебе не кажется, что тебе нужно более эльфийское имя?

— Какое?

— У них почти у всех на конце имени «эль». Может, Дариэль?

— Далиэль, — сказал Дар.

— Р-р-р. Дар-риэль.

— Дал-л-лиэль, — повторил мальчик.

— Бестолочь. Ну, иди. Спасибо.

— Кажется, я случайно раскрыл тайну твоего эльфийского происхождения, — с тёплой улыбкой сказал также смотревший на трогательную картину Исая.

— Не было там никакой тайны. Как и эльфийского происхождения. Но ведь гораздо приятнее чем-то отличаться от остальных, особенно, если ты брошенный под воротами церкви сирота.

— Соглашусь. И девушкам, наверное, нравилось.

Дариэль поморщился.

— Ага, а чего толку? Всё равно смотрели только на мою внешность, да и всё. Чего ты добиваешься?

— А с чего ты взял, что я чего-то добиваюсь? — Удивился Исая, — может, я просто сумасшедший и издеваюсь над тобой перед тем, как убить.

— Что ж, — вздохнул Дар, — не самое худшее, что можно увидеть перед смертью.

— Тогда давай дальше.

Следующее воспоминание снова вернуло его в более поздний возраст. Это было примерно за год до того, как Дангер сбежала, бросив их одних. Они с Аароном что-то горячо обсуждали на чердаке, в их личном убежище. Забраться туда можно было либо через лестницу в самом храме, как делали они, либо по дереву снаружи, как сделала тогда девочка.

Всё те же веснушки. Всё те же царапинки. Всё также, неизменно, приносившая в каждое своё посещение какую-нибудь вещь. Обычно это была, конечно, домашняя еда или книги для Аарона, но сейчас она бойко продемонстрировала им свёрнутый в небольшой рулон холст.

— Надеюсь, это карта сокровищ, — подметил Дариэль, когда подруга протиснулась в узкое окно. Ей с каждым месяцем всё сложнее это удавалось, поэтому они с братом порой всерьёз обсуждали возможность это окошко расширить.

— Не угадал.

И она развернула на дощатом полу полутёмной чердачной комнаты… Рисунок. Мальчики склонили головы над холстом.

— Купила на рынке. Отец похвалил. Сказал, что я молодец и приобщаюсь к искусству. Но мне вообще по одному месту на эту всю мазню. Я хотела вам показать!

Аарон попеременно смотрел то на изображение, то на подругу и недоумевал.

— И зачем?

— Так тут же голая женщина!

— Я повторюсь. И зачем?

— Красивая, — положил пальцы на подбородок Дариэль.

— А то вы каждый день голых баб видите. Вот хоть, посмотрите. Дураки.

— Тебя мы, например, видели, — заметил Аарон.

— Да это ж совсем другое!

— Точно, у тебя там вообще не на что смотреть, — хохотнул Дариэль и облокотился спиной на стену, — как пацан выглядишь.

— Эй! — Прикрикнула Дангер. — Я вообще не про это! И, к твоему сведению, у меня тоже есть на что посмотреть, я вообще-то девушка!

— Ты уверена?

— Уверена! Хочешь убедиться?

Она пылко бросилась стягивать с себя древнюю, как сам Создатель, непонятного цвета кофту. Оба парня заорали и попытались остановить подругу.

— Да во имя Создателя, на что нам на тебя смотреть, дурында?! — Дариэль схватил девушку за обе руки, прижал их к полу и уселся сверху. Обездвиженная Дангер продолжала порывисто брыкаться.

— Я девушка! Красивая! И не дурында!

Совершенно озадаченный ситуацией Аарон тоже делал попытки её успокоить.

— Дана, ну Создателя ради, мы верим на слово, нам совершенно не нужны доказательства. И ты красивее этой, на картине. Честное слово. Не надо раздеваться, прошу.

Дангер замерла и чуть не свернула сама себе шею, чтобы посмотреть на друга снизу-вверх.

— Красивее?

— Точно, красивее, — парень торопливо скрутил холст обратно в рулон и закинул в самый дальний угол, — художники слишком любят изображать какой-то совсем вымышленный усреднённый стандарт красоты. Это отталкивает. А ты такая, какая есть, настоящая, естественная. Намного красивее всяких картинных. Дар, отпускай, она успокоилась.

Всё же немного недоверчиво, но Дариэль её отпустил, немного замер на месте, готовый в случае чего снова удержать от спонтанного раздевания. Убедившись, что это уже пройденный этап, он сполз с неё снова на пол чердака.

Исая уже в открытую хохотал над тем, что увидел, согнувшись пополам и держась рукой за живот. Нынешний Дариэль, несколько смущённый, недовольно косился в его сторону.

— Она не очень умная, но всё равно хорошая, — будто бы оправдываясь, пояснил он.

— Я вижу, — немного успокоившись и вытирая проступившую от смеха слезу, сказал Исая, — а вы трое всё же были очень близки.

— Да, — печально ответил Дариэль, склонив голову, — были.

— А сейчас?

— Она ведь ушла потом.

— До сих пор злишься?

— Не знаю. Вроде бы простил, но всё равно обидно. Думаю, мы могли бы, конечно, наладить отношения и вернуть всё как было… Но я уже всё испортил. Ничего не исправить.

Исая покачал головой.

— Опять ты ничего не понял. Давай дальше.

Следующее воспоминание сильно отличалось от предыдущих. В основном из-за гнетущей атмосферы утраты. День, когда в храм, вся растрёпанная, заплаканная, прибежала мать Дангер и практически на коленях умолявшая их с Аароном сказать, куда могла деться её дочь. Но они не могли ничего ответить, только стояли, шокированные, и переглядывались. В этих испуганных переглядках они молчаливо задавали друг другу тот же самый вопрос: где Дангер? Почему ничего не сказала им? Вернётся ли она?

Ночью, лёжа в своей кровати, Дариэль слышал шмыгающего носом Аарона. Недавно он признался ему в симпатии к их подруге и на днях планировал решиться известить об этом и её тоже. Дариэль хотел подойти, как-то успокоить, но совершенно не знал, что мог бы сказать. Да и сейчас, годы спустя, он до сих пор, наверное, не мог подобрать нужных слов.

— Что я должен был понять? Хватит мне это показывать!

— Подумай.

— О чём?!

— О птичках.

— Ты совсем идиот?

— А ты?

Дариэль топнул ногой и запустил пальцы в волосы, сильно за них потянув. Что он должен был понять?

— Ты показал мне просто случайные эпизоды из моего прошлого. К чему это было?

— Они не случайные. Я показал тебе твою семью.

— Я знаю, что они меня любят! И я их… Я их тоже когда-то любил. Но ты ведь сам сказал, что сейчас я отвратительный мерзкий человек, который не ценит даже своих родных.

— Ты обманываешь себя даже когда обманываешь себя, — Исая пожал плечами, — но меня ты не обманешь.

— Я запутался.

— Распутывайся. Я диктовал тебе твои же мысли, которые ты скрывал под толщей фальши. Ты сам ведь сомневался, что твои чувства по отношению к друзьям искренни. Ты сам называл себя плохим человеком. В том сне, где мы разговаривали, я лишь озвучил тебе это, но ты решил, что раз тебе это говорит посторонний, то это не может не быть правдой. Понимаешь? Ты посмотрел в зеркало, увидел искажённое отражение и принял его за действительность. Но зеркала врут, в них нет истины. Загляни внутрь себя, Дариэль, не слушай то, что говорю тебе я. Скажи, что ты чувствуешь?

— Я чувствую, что ты меня бесишь.

— Ладно, помимо этого.

Дариэль вздохнул и прислушался к своим ощущениям. Он действительно любил этих людей, любил свою семью. Он всегда делал для них всё, что только мог, замалчивая порой свои обиды. Защищал, не жалея себя. Жил ради них. Получив магию, не изменилось ничего, кроме его подавленного гнева, но за этим гневом всё также пряталась безусловная любовь к странной парочке.

— То есть, когда ты говорил, что я тебе противен?..

— Просто сказал то, что было у тебя на уме. Ты считал себя противным остальным, я это озвучил. Ты посчитал, что это правда. Меньше слушай, что тебе говорят. Скажи мне, чего ты хочешь?

Дариэль сглотнул ком в горле.

— Вернуться к брату, — тихо прошептал он, — покончить со всем этим. Избавиться от проклятия. Вернуться к нормальной жизни.

Исая кивнул.

— Верю. Чего стоит твоя жизнь, Дариэль?

— Жизней моих друзей. Прошу… Помоги нам. Спаси нас.

Исая победоносно вскинул подбородок. Дариэль наконец понял, что в нём изменилось. Он больше не казался величественным воплощением зла. Просто мужчиной, который играл роль этого зла.

— Что же! Разве я могу отказать, когда меня просят о помощи?