Тот, кто не читал Сэлинджера: Новеллы
- Автор: Марк Котлярский
- Жанр: Зарубежная современная проза / Авторские сборники, собрания сочинений / Для старшего школьного возраста 16+
- Дата выхода: 2015
Читать книгу "Тот, кто не читал Сэлинджера: Новеллы"
Метаморфоза
…Не покидало ощущение тошноты: она подступала к горлу, мутила сознание, а то вдруг отступала, отпускала, милостиво, словно даруя небольшой промежуток. А затем накатывала новая волна, более яростная, чем предыдущая; «более»… — он поймал себя на мысли, что это слово созвучно «боли». Наверное, боль была, точнее, не боль, а предчувствие боли.
Он неприкаянно бродил по улицам, путаясь в перекрестках, пытаясь забыться, пытаясь убедить себя, что ничего страшного не случилось, и во всем произошедшем следует искать нечто позитивное.
Потом он махнул рукой и сел в автобус, даже не посмотрев на его номер.
В автобусе почему-то пахло свежим хлебом.
Красивое слово «метаморфоза». Оно распадается, как на атомы, на несколько составляющих.
Тут и слово «мета» (действительно, есть какая-то бесова мета на всей этой истории), и слово «морфий» (опьяняющее ощущение), и-если пофантазировать — слово «роза» (банальность: его путь, усыпанный розами), и «оза» (но это уже для эстетов, из раннего Вознесенского, вознесенного ныне в мир иной).
Но в целом это слово касалось человека, на которого он работал последние пять лет и который с лету, играючи, нанес ему тяжелый удар под дых, в одночасье выставив на улицу.
Пожалуй, история этого человека могла бы послужить сюжетом для авантюрного романа, если бы за пределами сюжета остались поломанные судьбы, обманутые вкладчики и растерзанные надежды.
Это-история бунтаря, с течением времени превратившегося в полную свою противоположность, пустившего энергию бунта в кривое русло интриг, обуздавшего свои благородные порывы и рассчитавшего до последней минуты свой путь наверх.
Его иго — это его «эго»…
Когда я задумал этот рассказ, одна моя знакомая — человек в высшей степени знающий и язвительный — сказала мне, иронически хмыкнув (ирония вообще шла к ней, как платье, пригнанное до сантиметрика к упругой женской фигуре; кстати, у нее самой была отменная фигура, но это к делу не относится):
— А ты уверен, что действительно хочешь написать этот рассказ? Что там будет нового, чего мы не знаем? Очередная история о скурвившемся кумире.
— Послушай, — сказал я, подумав, — может быть, ты и права. Но, как пелось в известной песенке, «за исключеньем пустяка»…
— И пустяк этот… — начала моя знакомая.
— Пустяк этот, — подхватил я, — заключается в том, что это — моя история, в которой я принимал участие и которая творилась на моих глазах. И здесь, наверное, важен не сюжет, ты права: мало ли подобных метаморфоз порхает по миру? Крошки Цахесы давно уже никого не удивляют, их восковые личики впечатаны в портреты и банкноты, они глядят на нас, ухмыляясь, с экранов телевещания и со страниц газет.
Крошки Цахесы составляют синклиты и картели, создают союзы единомышленников, синдикаты единоначальников, ведут свою, ведомую им, игру, называя ее дипломатией.
— Ты увлекся, — улыбнувшись, сказала знакомая.
— Да, — согласился я, — извини. Просто мне хочется описать свои ощущения от увиденного, пройтись по странному пути, ведущему от очарования к разочарованию.
— Попробуй… — моя собеседница кивнула, взъерошив пышные волосы. В это мгновение она показалась мне на диво очаровательной, и это мгновенье закрепилось в сознании как некая точка отсчета, с которой началось сошествие в мучительный мрак повествования.
Путь наверх, как правило, начинается в провинции, и этот человек-не исключение; более того, по забавному стечению обстоятельств он родился в городе под названием Урюпинск, упоминание которого и по сей день вызывает у многих разъезжающуюся во все стороны улыбку.
Но там, в этом мраке, блуждая по закоулкам фактов и событий, он никак не мог найти ориентиров, связать воедино разбросанные то там, то сям причудливые знаки, распутать узелки хитроумных комбинаций, завязанные его героем с ловкостью, достойной похвалы.
…Но я-то знал, я-то верил, что положение мое незыблемо, а статус определен, в зависимости от моей профессиональной состоятельности. Я не вдавался в интриги и разборки, не стучал на коллег, не доносил, я просто и искренне делал свою работу. Оказалось, что это никому не нужно.
Итак, карьера бунтаря началась в Урюпинске; именно там, в вязкой провинциальной среде, подобно барону Мюнхгаузену, будущий лидер понял, что должен сам вытащить себя за волосы, чтобы затем швырнуть на сладкую тропу известности и успеха.
«…и канатчиковы власти…» — власти Урюпинска, не ожидавшие стремительного напора от человека, которого раньше никто в глаза не видел, растерялись, не понимая, что делать с растущей популярностью нашего героя. И то: время было перестроечное, ветры свободы домчались, игриво завывая, до провинции, а спящий прежде народ призывно откликался на лозунги, как молодая девушка откликается на волнующие ухаживания опытного ловеласа.
Бунт входил в моду: несколько шумных акций, которые провел правильный провинциал, взорвали застоявшуюся городскую атмосферу, и на очередных муниципальных выборах новоявленный бунтарь вместе со своим таким же бунтующим списком получил сразу пять мест. Месть! — ликовали горожане: наконец-то появился кто-то, кто утер нос изрядно надоевшим отцам города.
…Сейчас, по прошествии времени, трудно судить, были ли действительно первые порывы преуспевшего впоследствии бунтаря столь благородны, какими они казались на первый взгляд. Кто-то из знавших его говорил, что с самого начала он прекрасно знал, куда идти и к чему стремиться.
Кто-то утверждал, что он и в самом деле помогал людям совершенно бескорыстно, кто-то считал, что в данной истории расчет, как ни странно, сочетался с благородством, кто-то думал, что этот человек действовал изначально по принципу бизнесмена: создал продукт, раскрутил его, а затем выгодно сбыл.
…С самого детства я запомнил прелестный мультик, снятый по древней китайской легенде.
Некой провинцией управлял дракон, нещадно угнетавший своих подданных; и, кто бы ни пытался одолеть дракона, неизбежно терпел поражение.
Маленький мальчик, родившийся с душой бунтаря, решил изменить ситуацию, и мудрая черепаха, которую он однажды спас, указала ему на тайник с мечом, способным поразить дракона, а заодно предупредила:
— Если одолеешь дракона, не забудь взглянуть на свое отражение в зеркале…
Мальчуган рос, лелея мечту об избавлении народа от ненавистного сатрапа, и в назначенный срок, став взрослым, вышел на бой с зарвавшимся (зажравшимся) правителем.
— Я ждал тебя! — сказал дракон, завязалась жестокая битва, и, конечно, юный бунтарь одолел соперника. Умирая, тот молвил:
— Знай, что я был таким же, как ты. И тоже мечтал сразить дракона. И сразил. Но потом распахнулись двери, и я увидел несметные богатства…
Сказал — и умер.
И тотчас — распахнулись двери: блеск золота ослепил глаза юноше, драгоценные камни и ювелирные украшения валялись в художественном беспорядке, приковывая взоры.
Усилием воли победитель дракона, вспомнив о наказе мудрой черепахи, заставил себя взглянуть в зеркало — и — о, ужас! — оттуда на него смотрело угрюмое лицо дракона, обезображенное гримасой самомнения, а руки внезапно превращались в загребущие лапы с кривыми, заостренными когтями.
И вот, в этот самый момент, когда новый дракон был готов вступить во власть, и голос власти в нем так дивно звучал, и слуги, изумленные, пали ниц, — в тот самый момент, опомнившись, схватил полуюноша-полудракон заветный меч и одним ударом вышиб зеркало из рамы.
И… тотчас спали чары, спалился злой умысел.
Вот уж точно: «сказка — ложь, да в ней намек, добрым молодцам — урок»; ложь удивительно перекликается со словом «лажа», столь активно вошедшим в современный русский язык.
От лжи (если ты ее не сумеешь отличить или поддаться ей) до лажи дорога недалека, она приведет тебя к тому, что рано или поздно, но ты станешь недочеловеком.
И еще любопытен сам процесс превращения, динамика распада, бравая поступь деградации, дрейф в сторону заманчивых вершин власти.
Казалось, только вчера это был парень — свой в доску, хохмач, душа компании, надежный друг, ранее никогда не предававший и не сдававший своих людей, любящий розыгрыши, покорный азарту, не чуравшийся погонять мяч с друзьями на волейбольной площадке или выпить рюмку славного вина в том или ином кабаке.
Но, как ракета отбрасывает лишние ступени, вздымаясь вверх, в небеса, так бунтарь сбрасывал с себя качества, которые мешали его карьере.
Если в начале пути он мог не только слышать, но и слушать, спокойно, с улыбкой, принимая критику, бежал, как черт от ладана, от ладного подхалимажа, избегал прилипал (хотя кто только не прилипал к этому урюпинскому ледоколу, таранящему вздорные торосы?!), то в обозреваемом настоящем это был другой человек, одетый в броню, мнительный и лишенный малейшего намека на сопереживание.
— Общие слова, — она поморщилась, — не обижайся, но что, по сути, ты сказал нового? Чем ты хотел меня удивить?
— Удивить? — я пожал плечами. — Это неправильное слово.
— Почему? — удивилась она.
— Потому что я пытался описать свои ощущения, но не напрямую, не лобово, а через мое восприятие истории этого человека. Я наблюдал ее сам, на моих глазах происходила печальная метаморфоза. Собственно говоря, и происходит до сих пор, становясь метаморфозой, ведущей к распаду.
Тошнота, наконец, отпустила.
Он подумал, что почему-то волк — это хищное животное — очень часто ассоциируется с сильной мощной личностью, чье главное качество — свобода и независимость.
Чем-то бунтарь напоминал в молодости безумного волка, скликавшего в стаю тех, кому хотелось быть свободными и независимыми.
«Жаль, что я никогда не услышу твоего боевого воя, — сказал он, адресуясь к тому, кто стал причиной его бед и огорчений. — Я прощаюсь с тобой, серый волчара, которого когда-то называли Безумным волком — за безрассудство взгляда, за решимость, бунтарство, что в тебе бушевало сверх меры…»
Все минуло, ушло в прошлое: цепкая хватка духа, тяжесть руки и приказа, угрюмый бег средь пустынных урюпинских угодий, сменившихся угодничеством в хрустальных сферах высшей политики.
Годы уходят, как волки, покидающие стаю.
Что случилось с ним-с задорным и резким юношей?
Он ссохся?
Спекся?
Сдался?
Отрекся от «волчьего братства»?
Перед его глазами внезапно мелькнула следующая картина: в просторном и сытом вольере, покачивая головой, лежит равнодушный, толстый волк, больше похожий на усталую овцу, готовую к закланию.