Дни на острове

Ты посмотрел на Герти, потому что не решался смотреть на Яниса. Она улыбнулась, кивнула и не побоялась посмотреть на Яниса, а потом спросила:

— А ты что скажешь?

Ты осторожно глянул на своего отца, который, наверное, все-таки мог быть твоим отцом. Он что-то пробурчал.

— Что-что? — переспросила Герти.

— Я тоже был странный эта утро, — сказал он. — Это не сделал я хорошо.

— Вы оба сегодня повели себя не лучшим образом, так мне кажется. — Герти посмотрела на нас с явным облегчением. — Со всеми бывает.

Янис кивнул, а ты спросил:

— Можно мне после обеда пойти к Михалису?

Твой отец (потому что, да, конечно, он был твоим отцом) снова оторвался от тарелки.

— Какой есть Михалис?

Ты не понял его вопрос.

— Здесь у всех такая имя, — объяснил он. — Ты про Михалиса, что Симона и Анастасии?

— Я не знаю, — ты пожал плечами, потому что понятия не имел, о ком говорил отец. Для тебя это был Михалис со стенки и Михалис, который плавал в море. И все.

— Из кафе на пляжа? — продолжал Янис.

— Да, он.

Когда вы наконец-то вылезли из моря, Михалис сообщил, что ему нужно помочь родителям в кафе. А потом вы опять сможете чем-нибудь заняться.

— Там они делывают самый плохой еды на весь деревня, — сказал твой отец. — А продают как лучше всех.

— Эй, Янис. — Герти покачала головой. — Зачем ты так говоришь?

— Потому что правда. — Янис ухмыльнулся. — Ты знаешь, что были напишут про там кафе.

Ты вспомнил левую колонку на странице 191 толстого путеводителя с полки над маминой кроватью. В главе, посвященной этой деревне, рассказывали еще о двух заведениях. Ты читал эту колонку, когда в очередной раз рассматривал фотографию своего отца. В ресторане «Таласса» (что означает «Море», так там было написано) «национальные блюда вкусные, но ничего особенного». А другое место, «кафе „Сансет “, где всегда людно, — это отличное место для коктейля с видом на море, хотя уместной мусаки явный привкус картона».

— Кафе «Сансет», — сказал ты.

— Ага, — подхватила Герти. — Симон и Анастасия чудесные люди, правда. И их детки тоже. Ты знал, что он тоже голландец?

Ты сказал, что это просто совпадение, но Герти с тобой не согласилась. Она сказала, что в деревне полно полукровок.

— Кого?

— Кто-то женится на немке, — объяснила Герти. — Кто-то выходит замуж за швейцарца. Или вот за голландца. Сюда уже столько лет ездят туристы, а кто-то просто здесь зимует, так что такие вещи происходят сами по себе.

Твоя мама тоже когда-то приехала в отпуск. Она не любила говорить об этом кусочке прошлого, но ты как-то краем уха услышал, что она столкнулась с твоим отцом прямо накануне своего возвращения в Голландию. И никуда уже не улетела, по крайней мере тогда. Потому что произошло перекрестное опыление.

Янис спросил, работает ли Михалис в кафе и пойдешь ли ты туда, а когда ты ответил «да», он просто кивнул и без проблем тебя отпустил.

— Такие вещи ты можно даже не спросить, Дьякос. То есть Якоб, — быстро исправился он. — Ходи сколько надо тебе, если вы погулять с Михалисом. — Янис улыбнулся. — Но ты только мне надо обещать, что никогда там не ешь их картон.

— Эй, Янис! — Герти опять покачала головой. — Некрасиво же так говорить.

Но ты, конечно, тут же пообещал своему отцу не есть ничего подобного и улыбнулся ему еще веселее, чем он тебе. А когда ты смотрел на его улыбку, она вдруг оказалась так похожей на ту черно-белую улыбку с фотографии, которую ты знал всю жизнь.

Михалис оказался настоящим официантом. Он летал по террасе с полным подносом стаканов, и по нему было совершенно незаметно, что он устал или ему надоело. В кафе «Сансет» было не протолкнуться.

— Якоб Зервакис! — Михалис помахал тебе свободной рукой. — Ты тут!

Ты остановился на краю террасы и тоже помахал. Конечно, ты был тут. Вы же договорились.

— Я не знал, будешь ты еще прийти или нет. — Михалис подбежал к тебе.

— Нет?

Но не успел ты спросить, почему он сомневался и рад ли он вообще тебе, Михалис уже махнул тебе на свободный стул:

— Я должен еще делать работу до тот момент, когда мой отец приходит.

— Окей.

— Скоро буду!

У тебя перед носом оказалась бутылка колы, и ты не смог вспомнить, сидел ли когда-нибудь в кафе один. Ты чувствовал себя немножко странно, но и ничего ужасного, как оказалось, в этом не было. Деревянные балки вдоль окон были украшены рыболовными сетями и большими ракушками, а в паре метров друг от друга висели ржавые, но симпатичные лампы. Время от времени Михалис махал тебе рукой или подмигивал и снова мчался к столикам с очередным заказом.

— Якоб?

Ты поднял взгляд. У твоего столика стоял какой-то человек.

— Я Симон. — Мужчина пожал тебе руку и спросил, помнишь ли ты его.

— Яне знаю…

Улыбка у Симона оказалась такой же, как у его сына.

— Да это и неважно, — сказал он. — Мы все равно ужасно рады, что ты приехал. Мих уже несколько дней о тебе говорит.

Это он о Михалисе? И он сказал «несколько дней»? Этот Симон наверняка ошибся, ты же встретил его сына только сегодня.

— Шеф-повар рассказал нам, что ты приедешь, — объяснил Симон и как-то по-особенному сказал «шеф-повар» — как будто произнес какой-то придуманный титул самозванца, над которым все посмеиваются, так что тебе даже показалось, что Симону больше нравится его собственный картон, чем изысканные блюда национальной кухни твоего отца. Но, с другой стороны, тебе-то какая разница?

— И мы тебя ждали, — добавил Симон.

— Да?

— Еще бы! — Он кивнул и крикнул на всю террасу: — Мих! Заканчивай. Смена караула!

Михалис поставил на столик последний стакан пива и пошел к вам.

— Привет, пап, — сказал он. — Четвертый стол, они хотят платить. А стол девять, они ждут еду. А те люди там… — Он показал на двух женщин, которые остановились у террасы. — По-моему, ищут столик.

Симон кивнул и немедленно отправился к нерешительным дамам.

— Ну вот, — сказал тебе Михалис, и вид у него был жутко довольный. — Теперь я буду показать тебе наш деревню.

Вы шли по улицам и переулкам, и Михалис показывал тебе тысячу разных вещей и людей. Со всех сторон ему говорили «ясас»[2], или «ясу», или просто «я», а он отвечал, и вы шли дальше.

— Здесь живем мы, — он остановился у большого белого дома. — В другой раз я буду тебе покажу комнату мою, и комнату Лизы и Анны, и барбекю на крышей.

— Кто такие Анна и Лиза?

— Мой сестренки. Пять и три им лет, и они милый всегда почти.

И он опять помчался дальше своими семимильными шагами, как будто у вас было мало времени, чтобы увидеть все в этой маленькой деревне.

— Вы дома говорите по-голландски?

Михалис покачал головой:

— Только греческий. — Иногда я разговорить с моим отца по-голландский, но мой голландский не очень хорошо.

— Ты серьезно? — Тебе-то кажется, что он отлично говорит по-голландски, уж намного лучше, чем Янис, и вообще, может, глупо было говорить это вслух, но ты взял и сказал, что в его немножко странных фразах есть что-то ужасно прикольное.

— Прикольное? — Михалис улыбнулся и пожал плечами. — Я это не знаю… Я считаю, мой голландский можно лучше.

Вы прошли мимо пекаря по имени Никос, который целыми днями сидел возле своей булочной, потому что внутри было слишком жарко.

— Только если люди прийти купить хлеб, Никос заходить внутри. Ясас, Никос.

— Ясу, Михалис.

В кресле-качалке у старого дома сидел лысый старик с бородой, он вежливо кивнул вам, когда вы проходили мимо, а Михалис сказал, что он никогда не покидает свое место.

— Никогда?

— За четырнадцать лет, что я живу, я нигде еще не видел господин Йоргос.

— Я тебе не верю.

— Это так есть, правда. Пойдем?

Площадь посреди деревни как будто вымерла. Там были с десяток бродячих котов, собравшихся вокруг мусорного бака, и одна крошечная старушка, одетая во все черное, которая прошла мимо, опираясь на деревянную трость.

— Софии девяносто три лет, — рассказал Михалис. — И все равно она самая красивый женщина на весь деревней.

Он добавил, что все об этом знают, и если ты хорошенько приглядишься, то и сам увидишь.

— Сюда нам ходить, Якоб.

Улица с магазинчиками оказалась самой многолюдной. В ней не было ничего особенного, но вся деревня стекалась сюда за покупками. В маленькой сувенирной лавке туристы искали открытки и крем от солнца, а в супермаркете толстая женщина взвешивала пакет с помидорами. Она заметила вас и помахала.

У маленького кафе сидели и курили за кофе несколько пожилых мужчин.

— Зачем им эти бусы? — спросил ты.

— Ты про комболои?

Почти все мужчины в кафе перебирали пальцами и перекидывали бусины, собранные на шнурок. Михалис объяснил, что они называются комболои. Ты спросил, молятся ли они, но Михалис сказал, что комболои нужны не для молитвы.

— Они тебя сделают спокойный, и ты забудешь про твой заботы.

— У тебя тоже такие есть?

Михалис покачал головой.

— Этот комболои надо, когда ты уже есть… Как это назвать… Взрослый.

Вы прошли мимо парикмахера Бабиса, а потом мимо интернет-кафе.

— Это твои друзья? — Ты кивнул на кучку мальчишек, собравшихся возле мопеда. Самый длинный из них что-то рассказывал остальным, облокотившись на него. Они были явно старше тебя и старше Михалиса. Кто-то из мальчишек засмеялся, и, услышав этот смех, ты понадеялся, что Михалис скажет «нет».

— Нет.

Вот и отлично.

— Мы дальше идем.

Экскурсия завершилась у той самой стенки, где ты сегодня утром впервые встретил Михалиса.

— Мои друзья нет тут, — сказал Михалис. — Многие человек деревни на весь лето уехать к семье на большой земля.

— Понимаю.

Михалис улыбнулся:

— Но ты теперь есть тут.

— Да.

— И я точно знает, это очень прекрасный будет лето. Завтра я тебе тут увидимся, Яки?

Яки. Тебя, конечно, называли так и раньше, но никогда еще это имя не звучало так здорово.

— Окей, — сказал ты, потому что это было очень и очень окей, и, шагая чуть позже к своему переулку, вдруг понял, что эти каникулы вполне могут оказаться совсем не такими, как ты представлял себе все эти дни.