Олигарх 2

Глава 3

На следующий день из Америки пришло письмо от матушки с известием,что первого декабря прошлого года у меня появился младший брат. Его назвали Полом, а по-русски Павлом.

Меня очень порадовало, что матушка хочет чтобы мальчик был православным и поэтому через год собирается приехать в Европу, что бы окрестить мальчика в русской церкви.

Но затем она начала описывать дела своего мужа и вот тут у меня даже дух перехватило. Его дела в Америке шли более чем успешно. Я четко выполнял всё наши договоренности, а он регулярно присылал мне отчеты об использовании средств. Благодаря постоянным финансовым поступлениям его дела успешно шли в гору и укреплялась репутация надежного партнера. Но главное было не это.

Оказывается Джо был когда-то очень дружен с отцом и сыном Остинами, Мозес по матери доводился ему троюродным братом.

Вместе со старшим Остином Джо в 1820-ом году ездил в Президио Сан-Антонио-де-Бексар к губернатору испанского Техаса Антонио Марии Мартинесу, для представления плана колонизации Техаса англо-американцами.

Мозес Остин получил грант на землю и разрешение поселить триста семей в Техасе, но на обратном пути заболел и вскоре умер.

Его дело продолжил сын Стивен и Джо под его руководством тоже собирался в числе трехсот американских семей переселиться в Техас.

Но внезапная болезнь жены помещала ему и он вернулся в Нью-Йорк к своему отцу. Но Джо продолжал поддерживать отношения с Остином. После женитьбы на матушке его старый семейный бизнес резко пошел в гору и из получаемых прибылей Джо оказывал Стивену финансовую помощь и выполнял его некоторые деликатные поручения.

Прочитав это, я понял вот он один из нужных мне рычагов.

Историю штата Одинокой Звезды я хорошо знал. Мой двоюродный брат уехал в Штаты еще в начале 90-х и преуспел там. Благодаря ему я несколько раз был в Америке, а в Техасе и Калифорнии провел по месяцу.

Я не сильно верил, что Государь Император навсегда закроет мне двери в Россию. Да и не может он это сделать. Видите ли я не захотел ему служить и он обиделся на меня, прямо как красная давка. Я собственно ничего не просил и не обещал. Все претензии по большому счету к княгине Елизавете Павловне.

Ничто и никто не может помещать мне вывести в Америку несколько тысяч мужиков. Тем более что в России самые гонимые и бесправные русские староверы и их миллионы. Николай Павлович уже начал очередные гонения и притеснения этих людей и среди них найдется не одна тысяча желающих уехать от этого бесконечного кошмара.

Как раз накануне пришло письмо от Матвея в котором он рассказал о начавшихся новых гонениях на староверов. Он после увольнения со службы стал лекарить в больнице на Литейном, которая скоро станет Мариинской. Так вот у него были коллеги из беспоповцев поморского согласия. Они то и рассказали Матвею об этих печальных событиях.

Я в этих вопросах был не силен, знал что раскол начался еще в 17-ом веке, гонения закончились только в 20-ом, что зверств было выше крыши и что этих товарищей было очень много, особенно на окраинах, на Севере, Урале, в Сибири и среди казаков, донских, уральских и оренбургских. Да, еще знал что в 3-ем отделении есть пять так называемых экспедиций и раскольниками занимается вторая. И никакая другая группа российского населения не подвергалась таким длительным и зощренным гонениям. Тем же евреям было в этом отношении до раскольников далеко.

После прочтения матушкиного письма пазл под названием «что делать» окончательно сложился и я достал из стола черновик письма к Бенкендорфу и через час отправил его в Петербург.

На следующий день мы отправились с визитом к выдающимся английским инженерам отцу и сыну Брюнелям, Марку и Изамбарду.

У них сейчас были трудные времена, на строительстве подземного туннеля под Темзой случилась очередная авария, оба сильно пострадали, особенно Изамбард. Но больше всего они печалились из-за другого, авария создала проблемы с финансированием строительства и оно остановилось на неизвестный срок.

История Марка Брюнеля была яркой демонстрацией неповоротливости и ограниченности российской власти. У Марка несколько лет назад были большие фининсовые проблемы и он даже попал в долговую тюрьму. В этот момент с ним начали переговоры эмиссары русского императора, Но они были настолько нерасторопными жлобами, что англичане спохватились, погасили долги Брюнеля и создали ему условия для дальнейшей работы.

В итоге он изобрел проходческий щит и в 1825-ом году начал строить подземный туннель под Темзой длиной более трехсот метров. Через год к нему присоединился двадцатилетний сын и быстро стал его правой рукой.

Условия работы проходчиков были просто каторжные и вскоре Марк и сам отравился в строящемся туннеле и его заменил сын.

В мае 1827-ого года случилась первая авария, прорыв вод Темзы в туннель, но с ним быстро справились и работы продолжились. А 12-ого января 1828-ого года произошла катастрофа.

В туннель не просто прорвались воды реки, вдобавок ко всему погибло шестеро рабочих, а сам Изамбард чудом остался жив и его сразу же отправили в Бристоль на лечение.

Все инвесторы после этого начали рассасываться и строительство похоже вот-вот должно остановиться.

Я знал о великом будущем младшего Брюнеля и лелеял мечту использовать его инженерный гений в своих целях. Через десять лет он построит свое первое великое судно «Грейт Вестерн» , затем в 1843-ем году «Великобританию» и в конце пятидесятых самое великое судно мира «Грейт Истерн».

У меня была мысль подтолкнуть Изамбарда к более раннему занятию кораблестроением, но потом я передумал. Не факт, что сейчас это у него получится также блестяще. Пусть все идет своим чередом. А столь необходимые мне пароходы я получу в Америке.

Я точно не помнил, но где-то в ближайшие два-три года там будет построен пароход, который первым пересечет Атлантику на паровой тяге. Вот этим ребятам я и закажу три или четыре таких парохода, а когда Брюнель построит свои корабли я их просто перекуплю.

А сейчас я решил просто поддержать Брюнеля в трудную минуту его жизни, в первую очередь материально, оплатив его многомесячное лечение. Сомнений в развитии наших отношений у меня не было, такие как Брюнель не забывают добро сделанное им однажды, тем более что я собирался не конкурировать с ним, а выступить подрядчиком его будущих работ и направить на учебу к нему русских инженеров, хорошо за это заплатив.

В Бристоле мы провели три дня. Первый раз за много месяцев нахождения в Англии у меня было такое комфортное времяпровождение. Брюнель оказался замечательным собеседником и в итоге мы с ним поговорили обо всем, что меня интересовало.

В планах на будущее у него было кораблестроение, но сейчас его больше интересовали мосты и железные дороги, тем более что бристольские власти и бизнес помогли ему не совсем бескорыстно. Хотя в прямую об этом и не говорилось, но было понятно что отказать им в строительстве мостов, дорого, доков и прочего он никак не может.

И на первом месте у него была память о долговой тюрьме отца, а добрые отношения с бристольцами это гарантированное материальное благополучие.

В этом я был с ним целиком и полностью согласен. Крупнейший порт Британии двух прошедших столетий конечно сейчас начал уступать Ливерпулю и Глазго, но все равно его влияние в Англии было огромным. Поэтому знакомством с городом мы естественно пренебрегать не стали.

После Бристоля в наших планах был Глазго и Ливерпуль. Шотлпндия меня интересовала в первую очередь как один из центров британского судостроения, а Ливерпуль почему-то особого интереса не вызывал, кроме строительства первой в мире настоящей железной дороги Ливерпуль-Манчестер.

Через две недели мы вернулись в Лондон и сделали это очень во-время.

Не успел я даже чайку попить как примчался посыльный из клуба, меня просили срочно приехать. По дороге я прочитал записку. Умер старик Натан и его младший сын грабитель-неудачник Соломон просит срочно встречи со мной.

Прочитав о смерти своего информатора, я неожиданно испытал чувство облегчения, вот в силу естественных причин канал моей информации о Ротшильдах исчез и у меня как не странно нет сожаления об этом. Исчез риск испортить отношения с могущественным семейством и это хорошо.

Когда я вошел в клубный кабинет Сергея Петровича, ожидающий меня Соломон стремительно подскочил со стула, почтительно поприветствовал, склонившись в глубоком поясном поклоне. Я молча кивнул и указал ему на стул.

— Мои соболезнования, Соломон, слушаю тебя.

— Отец и мои братья поехали по семейным делам с Эдинбург. По дороге дилижанс стал объезжать ремонт моста и попал в яму на реке. Карета опрокинулась и отец с братьями утонули, — голос Соломона задрожал он всхлипнул и замолчал. По его щекам потекли слезы. Через пару минут он справился с собой.

— Ваша светлость, отец не рассказал мне о вашей договоренности, он только взял с меня слово, что больше ни когда не сделаю вам ничего плохого. Я очень сожалею о том прискорбном случае и никогда больше не сделаю ничего, что может вам навредить. А если узнаю о какой-нибудь грозящей вам опасности, то тут же извещу вас.

— Хорошо, Соломон. Я рад слышать твои слова раскаяния и надеюсь, что ты говорил искренне. Мне от тебя ничего не надо и я не собираюсь тебе вредить. Еще раз мои глубочайшие соболезнования, — я помолчал и развел немного руки. — Больше тебя не задерживаю. Ступай.

Соломон ушел. Я был уверен, что про написанное в ту ночь признание он не спросит и не ошибся. Оно все равно бы осталось у меня. Честное слово это хорошо, но такая бумага это дополнительная гарантия его правильного поведения.

Поздним вечером,когда мы уже собирались отходить ко сну, пришло известие от княгине Ливен. Из Питера получен положительный ответ и она ждет меня.

Моя ставка на возможности жены русского посланника сработала. Свое письмо я отправил через неё, рассчитывая на её родственные отношения с Бенкендорфом и авторитет и уважение к ней императора.

Когда я появился в Лондоне князь и княгиня Ливен были в отъезде на водах в Европе и неумный человек, оставшийся в посольстве на хозяйстве, немного напортачил. Но когда они вернулись в Англию, все встало на свои места и с первой минуты нашего знакомства у нас установились дружеские отношения, почти такие же как у них были с тетушкой и матушкой. Не часто, но княгиня бывала у нас и никогда не отказывала в визитах к ней.

Несмотря на поздний час в гостиной княгини было людно, звенели бокалы и звучала музыка. Когда я вошел Дарья Христофоровна о чем то разговаривала с герцогом Веллингтоном.

Герцог скорее всего не ровно дышал к княгине. Два года назад он стал крестным её младшего сына Артура, названным так в его честь. Но у княгини в Лондоне тогда был роман с ныне покойным Джорджом Каннингом, который умер полгода назад будучи английским премьером.

Веллингтон кстати очень нелестно отзывался о княгине, но продолжал исправно ездить к ней и расточать комплименты. Думаю, что великого фельдмаршала давила жаба, как так, он великий и могучий победитель Наполеона, а Дарья Христофоровна предпочла ему Клеменса фон Меттерниха и Джорджа Каннинга.