1952

Глава 4

«…Сейчас каждому стало понятно, что КПСС, под руководством Горбачева, сдала империалистам и Советский Союз, и все страны Варшавского договора…»

Эрик Хонеккер, глава компартии ГДР.

8 марта 1952 года. Горький.

Перед утренней тренировкой тащим с Амосовым старые тумбочки на склад. Нужно получить у кладовщицы Фроси Колобковой новые. Подходим к открытой двери склада, Амосов останавливается, тихонько ставя покоцанную мебель на землю и прикладывая палец к губам. Мол, тихо. Слушаем, как Татушин с Чебурашкой за дверью разговаривают…

— Не напрягайся так, клуша. А то ничего не выйдет…

— Но, это же мой первый раз…

— Не сдвигай ноги, дура. Так ничего не получится… Готова?

— Нет… А-а! Держи меня! Я сейчас упаду! — раздаётся какой-то грохот, — Куда руку суёшь? Ты, вообще, нормальный?

— Чего ты боишься? Во второй раз будет легче! Ладно, давай! Не бойся, я держу.

— Погоди-погоди! Я что-то перевозбудилась! Не нужно так спешить!

Амосов хмыкает и, сделав кольцо из пальцев, тычет в него пальцем другой руки.

Ну, Чебурашка и даёт!

За дверью продолжается разговор:

— Ну, поехали! Готова? — говорит Боря.

— Готова, только руку с задницы убери!

Тут открывается дверь склада и из ворот медленно по сложной траектории выезжает Фрося на велосипеде, а Боря Татушин одной рукой держит руль ученицы, а другой, типа поддерживает, периодически перекладывая ладонь из девичьей подмышки на захалаченную грудную мягкость.

Это он её на велосипеде учит кататься? А я-то думал…

В раздел «Облом-с» начислено два балла.

— Сегодня праздник у девчат, — нарочито козля голосом, поёт в столовой Боря Татушин. Парни улыбаются. После утренней тренировки — все свободны!

Я привёз Зайцевой из-за границы специальное устройство, типа циркуля, для рисования на ноге шва, как на колготках. Так эта бесстыжая Кумихо, показывая действие прибора, специально залезала на вахтенный стол, чтобы подразнить ребят своими стройными ногами и попочными выкрутасами…

Парни были в восторге. Некоторые даже аплодировали. Такая вот у меня команда.

Васечка наглаживает чугунным утюгом брюки, так как его сестре Фросе некогда. Татушин в новых начищенных хромовых сапогах поправляет у зеркала свой волосяной плюмаж. Я надеваю свои шевровые ботинки. Тут в комнату залетает расфуфыренная Колобкова-младшая.

— Как я тебе? — мило ощерившись боевым раскрасом, спрашивает меня Фрося.

Ёшкин кот!

— Ты просто чудо! — начинаю я, глядя на Чебурашку, — Хотел бы я сказать, но увы…

Татушин заржал, как мерин, хлопнул Фросю по заднице и выдал оценку:

— Вот же, дурында цирковая!

— Ты почто сестрёнку обидел, — закипел на него безбрюкий Колобок, глядя вслед ушедшей девушке, — Она ещё неопытная и не знает, что с чем носить, как краситься!… Юрок… Она же для тебя наряжалась… А ты, гад!

Перед посадкой в автобус построились в коридоре. Лексеич коротко проинструктировал перед увольнительной:

— Учтите! Еще одно нарушение — и вам уже не удастся оттянуть свой конец!

— У Зайцевой нет конца! — прокомментировал Татушин, чем вызвал грохот смеха.

— А это мы сейчас проверим! — сурово пробасил Амосов и двинул на врачиху.

Та, ничтоже сумняшеся, вышла из строя, обтянула платье на бёдрах, демонстрируя отсутствие мужского достоинства. Покрасовалась перед лыбящимися парнями и скомандовала:

— А ну, живо в автобус, Лёха из-за вас уже пять минут в холостую мотор гоняет.

Большой шумной кампанией слоняемся по горьковским магазинам, чтобы убить время до танцев в ДК. Таня Зайцева рассказывает историю, случившуюся с её школьной подругой:

— Она, как и я — медсестра. Красивая, типа Колывановой. Ушла санитаркой на фронт в 43-м. После войны вышла замуж, родила дочь. Муж открыл артель, но что-то пошло не так и он исчез с выручкой неизвестно куда. А может и убил кто… Долг повесили на неё. А в больнице моей однокласснице поставили диагноз неизлечимой болезни. Короче, хуже не бывает. Она решила напоследок гульнуть перед смертью и познакомилась на танцах, как ты говоришь, с мажором — директорским сынком. Из сборочного. Тому родители плешь проели, чтобы женился и подарил им внуков. Этот тридцатилетний мажор предложил подруге фиктивный брак(чтобы родители отвязались), а он выплатит долг её мужа. Делать ей было нечего и они расписались. Все были счастливы. У родителей появилась хорошая внучка(дочь медсестры), мажору никто не выносил мозг из-за холостяцкой жизни, а подруга по-настоящему полюбила этого парня. Он к ней хорошо относился, но, продолжал гулять с дружками. И вдруг она попала в больницу и слегла. Вот тогда только этот мажор понял, как любит её, но было уже поздно. Подруга недавно умерла. Она была любимой для мужа, дочь осталась в хорошей любящей семье… Всем бы так умереть.

Циничная Таня, незаметно смахнула слезинку с ресниц и, вздохнув, спросила:

— И как там поживают финские девушки?

И эта туда же!

Ребята пошли пить пиво, а я зашёл в очередной магазин одежды с подругами пошопить. В примерочной снял всё своё, надел выбранные рубашку и галстук, выхожу. Зайцева и Чебурашка, обе-две смеются, складываясь пополам. Смотрю на красивого себя…

А, штаны забыл надеть в примерочной… Ну, дело то житейское. Скажу, что специально, чтобы их посмешить, а то подумают, что я ку-ку…

Подошло время танцев. Едем на троллейбусе в Дом культуры. Две бабки рядом громко разговаривают:

— Приписали мне значит водкой дёсны полоскать и вставные зубы на ночь в стакан складывать для дезинфекции, чтобы, значит рот не загноился по-новой. Я налила пятьдесят грамм разбавленного спирта в стакан и всю неделю полоскала. Водка иж мутной стала от гноя. Захожу вчера в ванну открываю свою тумбочку — водки нет в стакане. Это мой сосед по коммуналке выжрал. У него после запоя трубы горели, вот он и нашёл чем поправится…

— Кошмар — алкаши это не люди. Их нужно отселять в специальные лагеря на перевоспитание. Чтобы они не портили жизнь окружающим…

Вошедшие в заднюю дверь работяги живо обсуждали:

— Зарплату рабочим в цеху поднимают на двадцать процентов, а инженерам шишь! А ты, говорят, подругу себе завёл?

— Ну, завёл.

— А она красивая?

— Ну-у… Она милая.

— Похоже уродина…

Тут в разговор гегемонов ввязывается наклюкавшийся эрзац-интеллигент:

— Друзья, ведите себя как джентльмены, е… Вашу мать! Всё же бабский праздник!

— Ты чё буробишь? Чухомор убогий! Пойдём выйдем!

Кондукторша орёт:

— Да что за фигня? Прекратите безобразия, а то милицию вызову!

Заходим в ДКа. У спортсменов здесь уже масса знакомых девушек. Даже Колобок, втихаря от австрийской зазнобы, нашёл здесь себе подругу на время. Эта портовая Грымза быстро заграбастала Васечку, пока другие не увели. Я же отбрыкавшись, осматриваюсь. Вон стоит одна вся в шиншелях, прям, Королева. А вот Скромница в фетровых ботах на пуговицах. Вот со Скромницей я, пожалуй, и потанцую. Девушек в зале гораздо больше, чем парней. Оно и понятно. Война повыбивала.

Веду Скромницу-хохлушку Халю, как она представилась, в буфет. Берём пирожки и лимонад. К нам присоединяются Колобок со своей подругой-Грымзой. Вокруг порхают девушки в самом-самом нарядном. Халя работает в ателье и со знанием дела говорит хэкая, кивая на обладательниц нарядов:

— Эта вот в дорохом шёлковом крепдешине, а у этой крепжоржет. А та… Да, да, в белом с холубым верхом. Это такая маркизетовая блузка. Очень модная. У нас такие часто заказывают.

Едим вкусную еду, играет хорошая музыка. Но, мне почему-то стало грустно. Вспомнились дни в Сочи, когда я зажигал с Настей. А теперь она президент большой страны. Я как-то прикидывал — объединённая Корея по площади почти с Великобританию будет…

Подошла Зайцева и, задрав подол, нагло поправила подвязку на фильдеперсовых чулках, подмигнула Колобку и спросила:

— Ну что, Васечка? Тяжело хранить верность невесте?

— Ты это… — начал Васёк, сглатывая слюну, — Не доводи меня, а то я за себя не ручаюсь…

Я ушёл в бильярдную и до конца танцев гонял шары.

На столе, а не в кармане…

Возвращаемся с танцев.

— Подождите, товарищи… — Татушин перед воротами базы решил проблеваться и, засунув пальцы в рот, ревел, как очумелый бык на бойне.

Потом он умылся из большой лужи, открыл припасённую бутылку ситро, прополоскал рот и сделал пару глотков:

— Ну, теперь Лексеич не должен учуять, — говорит облегчивший желудок дружок и протягивает мне бутылку лимонада, — Будешь?

— Не. Я лучше пешком постою, — отвечаю я популярной шуткой…

Выпил стакан, ну два. Но, зачем напиваться то…

9 марта 1952 года. Горький.

Ёжусь от холодного пронизывающего ветра. Если бы Спорткомитет удовлетворил заявку нашего тренера Маслова о переносе южного сбора с конца марта на начало, то мы бы уже под пальмами в Грузии тренировались…

Сидим у столовой, ждём команду на приём пищи. Вдруг музыка в репродукторе прерывается и голос диктора сообщает:

— Сегодня девятого марта 1952-го года после продолжительной болезни умер первый секретарь Коммунистической партии Советского Союза, вождь трудового народа, товарищ Иосиф Виссарионович Сталин…

Твою дивизию!

Тишина. Наблюдатели ставят песню в тему https://youtu.be/9QrxadpaomY?t=1

15 марта 1952 года. Горький.

Пролетела неделя траура после смерти Сталина. Газеты, радио, телевидение — наперебой скорбели. А на послезавтра назначен Пленум ЦК КПСС. Будут править линию партии, наверное. Но, простому народу по барабану, что там наверху твориться. Нас не трогают — и ладно.

Маслов нас гонял на тренировках до полного изнеможения. Если бы не система восстановления организма, то на следующий день многие на смогли бы выползти на зарядку. А так заминка, витаминные коктейли, сладкий чай, контрастные водные процедуры, массаж, баня. Всё это в комплексе с хорошим питанием и крепким сном помогает команде стойко переносить тяжёлые нагрузки.

Через два дня выезжаем в Москву, а оттуда на самолёте в Вену на матч с местным «Рапидом». Судя по информации в «Советском спорте», наши соперники в полном порядке. Выиграли два последних матча в чемпионате у «Адмиры» 3−1 и у своего главного конкурента «Аустрии» 3−1. Так, что нас ждёт горячий приём. Первое промежуточное место и шестьдесят два забитых мяча в пятнадцати сыгранных матчах. Нападающие «Рапида», игроки австрийской сборной Динст, Пробст и Ханнапи, рвут оборону соперников в клочья, чуть ли не в каждом матче.

Мы же на каждой двухсторонке оттачивали революционную схему 4−2–4, которая давала преимущество в быстрой атаке и цементировала оборону в позиционной защите. Спортивные журналисты на прошедшем Первенстве Союза были не восторге от новшества, видя, как прессингуя двое-трое наших игроков налетали на владеющего мячом соперника, не давая сделать точную передачу вперёд. Озеров говорил в микрофон на всю страну, что такой футбол нам не нужен. Ведь заточенная на атаку игра московских ЦДКА, «Динамо» и «Спартака» в представлении болельщиков была похожа на летящий по волнам красивый парусник, а наш душащий всё прессинг — на монструозный внушающий страх броненосец. Короче, Маслов своими матами заставлял крайних защитников поддерживать нашу атаку и вовремя отходить в оборону при потере мяча; Носиться, как заводным, в центре поля плеймейкера и опорного полузащитника; Крайним нападающим закрывать прорывы по флангам, а центральным — прессинговать чужую защиту не давая точно отдать мяч вперёд. Всё это требовало колоссальных затрат энергии и многие игроки к концу двусторонки были, как выжатые лимоны. Ничего, процедуры восстановления и двужильные молодые организмы успевали возродить игрока для следующей тяжёлой тренировки. В команде остались игроки полностью выполняющие задумки тренера. Остальных Маслов отчислил, какими бы звёздными они не были для болельщиков и журналистов.