Жизнь и судьба инженера-строителя

Появились у нас новые уличные игры, которые мы узнали от старших ребят – это игры на деньги в «пристенок» и «чик»; играли в «зоску», а также в «спортивные» игры: в «чехарду», в «осла», в «отмерного», в «коня-кобылу» и др.; были и опасные игры: наполнив бутылку кусочками ацетилена, заливали её водой, крепко закрывали пробкой и оставляли бутылку на земле; сами уходили подальше и через некоторое время наблюдали взрыв: осколки стекла разлетались довольно далеко; но всё же, мне удавалось посвящать большую часть свободного времени занятию, которое я выбрал сам, поскольку главным, постоянно действующим магнитом был футбол; значительно позже прочитал у Монтеня: «Постоянство не заслуживает ни похвалы, ни порицаний, ибо в нём проявляется устойчивость вкусов и чувств, не зависящая от нашей воли».

Ежедневно мы играли в футбол, причём и в зимний футбол; надувных мячей не было, играли тряпочными: покрышку шили сами и набивали её разным тряпьём, которое находили; иногда ребятам удавалось какие-то тряпки стащить дома, за что сильно доставалось от мамы; «Футбольное поле» немного расчищали от глубокого снега, играли два настоящих тайма; судьёй был Юра Шкарупо, старшеклассник, наставник, который любил возиться с нами, учил нас правилам игры, не уходил домой, пока все не наиграются, не станут мокрыми от пота и не разойдутся по домам; иногда заигрывались до темноты, позабыв про домашние задания; мы играли, забывая обо всём, и только думали об этой игре, будь она неладна! Через много лет в 1985 году в Москве состоялась встреча выпускников школы разных лет, и там я встретился с Юрой, который работал заместителем главного инженера Липецкого металлургического комбината; троекратно облобызались и устремили друг на друга глаза, полные слёз, оба были приятно ошеломлены; мы обнялись, вспомнили зимний футбол; привожу стихи его одноклассника Кулагина:

Шкарупо Юрка был повеса…

В науках так – шаляй валяй.

Не проявлял к ним интереса,

Хоть знаний было через край.

В учёбе так: дела плохие,

В других делах ты – командир,

Футбольный мяч – твоя стихия,

Борис Пойчадзе – твой кумир.

Летом на большом пустыре играли в лапту – русский бейсбол; это была командная игра, но очень много зависело от забойщика; были среди нас сильные и ловкие ребята, которые посылали мяч за 80-метровую отметку, т.е. на край поля, и приходилось бежать на большие расстояния, не то, что при детской игре в штандер. Но с особенной признательностью я вспоминаю реку Алей; до сих пор ещё в моих ушах стоит переливчатый стеклянный звон от камней, бросаемых с берега по тонкому льду; когда лёд становится крепче, каждый день после уроков на реке вьются сотни юрких мальчишек, сбегаясь, разбегаясь, падая среди весёлой суетни, хохота, криков; с самого начала, когда ещё стадиона на посёлке не было, мы зимой на реке расчищали площадку, устраивали ворота из глыб снега, и играли команда на команду в русский хоккей; нами была разработана технология изготовления клюшек: толстую берёзовую ветку обрезали по размеру клюшки, учитывая загиб; один конец распаривали в кипятке и загибали под нужным углом, фиксируя загиб верёвкой или проволокой; затем дерево высушивали, снимали верёвку и каждый выстругивал ножом клюшку по своему фасону; загиб туго обматывали сыромятным кожаным шнуром – клюшка готова; в качестве мяча использовали всё, что угодно; в процессе жарких соревнований класс на класс клюшки часто ломались, а сделать новую не просто; ещё неудобство заключалось в том, что за ночь лёд покрывался снегом, приходилось долго чистить, но игра стоила свеч.

О лыжах. Конечно, в военные годы лыж в продаже не было, делали самодельные, примитивные с верёвочными или резиновыми креплениями к валенкам; даже после появления в продаже стандартных лыж проблема с креплениями была, и первое время решалась при помощи тех же «вожжей», которые обрезали с лошадей; валенки при этом должны быть обязательно подшитыми, чтобы плоская подошва хорошо прилегала к лыжам; однажды в приличный мороз мы катались на реке весь день, а когда я пришёл домой, обнаружилось, что отморозил большой палец правой ноги; мама увидела в недавно подшитом валенке дыру (вероятно, результат игры в футбол или в «коробочку»), а подшить валенки у сапожника всегда дорого стоило; за эту дыру и отмороженный палец она мне в назиданье съездила пару раз замёрзшим валенком по башке; пока мама была на кухне, я опёрся босой ногой на батарею отопления, чтобы нагреть палец (не знал тогда, что этого делать ни в коем случае нельзя), в это время ко мне подошёл Витя с ножом и спросил: «Хочешь, я тебе покажу фокус?», и показал: сделал маленький надрез на замороженном пальце и показал отсутствие крови; в это время подошла мама, и с гневом обрушилась на меня за попытку отогреть палец, Вите досталось за глупую демонстрацию «фокуса»; он разогрел мой палец шерстяной рукавицей, мама смазала его гусиным жиром.

Очень скоро в школе появились полужёсткие крепления для лыжных ботинок, но и пригодных для валенок; катались в основном с гор, т.е. с высокого левого берега Алея; часто устраивали из плотного снега трамплин и учились прыгать, но делали это с осторожностью, не потому что боялись падать, а больше всего опасались поломать лыжи; всё изменилось в старших классах с созданием школьного спортобщества «Искра», любимого детища неутомимого Иван-Матвеича; завод закупил хорошие лыжи, палки, ботинки и крепления в таком большом количестве, что хватало всем желающим; по воскресеньям в любой мороз мы выезжали в Забоку и катались весь день; скатывались с высокого берега на лёд замёрзшей старицы, бегали наперегонки.

Летом съезжались из разных городов страны студенты-выпускники нашей школы на каникулы; основной фон моих воспоминаний этого периода – шумное товарищество в школе, на пляже, в Забоке, в пионерлагере; каждый день пляж был заполнен студентами и молодёжью посёлка АТЗ, мы с удовольствием повторяли их остроты и каламбуры. Пляж был очень хорош, песок такой, как на Днепре; отдыхая, разыгрывались всевозможные игры: карты, шахматы, спортивные: бег наперегонки, и однажды состязались с большой собакой; играли в волейбол, строили живые пирамиды, плавали наперегонки, а лучшим ныряльщиком на дальность был Долик Сейферт, который мог пробыть под водой около пяти минут; в волейбол играли в кружок, а также «выбивали» сидящих: в центр круга садился на песок тот игрок, который не смог попасть в сидящих; если сидящий ловил мяч, то он возвращался к играющим, а тот игрок, чей мяч поймали сидящие в центре круга, садился в центр; игра заканчивалась, когда оставался один действующий игрок, а все остальные сидели в центре круга; тогда начинали играть по новой.

Очень распространена была игра в водное поло; полем являлась река, где вдоль берега глубина была по колено, а чуть дальше – по грудь; играли и юноши и девушки, количество игроков в команде было неограниченным; дозволялись любые приёмы и по ведению мяча, и по его отбору у противника; всё это скорее напоминало регби в воде, часто образовывалась куча-мала, и тогда разыгрывался спорный; играли азартно, иногда при отборе мяча у соперника стаскивали трусы – шокирующая картина для девушек; во время летних каникул купались в нашей реке Алей; учились прыгать в воду с обрыва, со свай и с моста, который был высоким, и первый мой прыжок оказался последним: я не рассчитал, грохнулся об воду пузом, а когда вынырнул из воды, все увидели, что из носа обильно шла кровь; на берегу пришлось полежать, грудь и живот были красными от удара об воду; больше с моста я не прыгал.

Летом нашу не очень широкую реку переплыть было легко, но не везде, были места с глубокими ямами и водоворотами; однажды, переплывая реку, я по незнанию одного глубокого места, попал в такой быстрый и мощный водоворот, что не было сил из него выбраться; вода в воронке крутила меня и тащила на дно; я захлёбывался и начинал тонуть, прилагал все силы, отталкивался от дна, несколько раз показывался головой из воды, кричал «Мама!», и снова шёл ко дну; к счастью, мой крик с берега услышал отличный пловец, наш школьник Боря Аркадьев, который был на три года старше меня; он прыгнул с берега, быстро подплыл и спас меня; в последующем я ещё два раза в жизни «тонул» и всегда причиной была паника; на озере недалеко от пионерлагеря я, заплыв на глубину, никак не мог выбраться на берег, барахтался, терял силы; это заметил наш вожатый, который помог мне выбраться на берег; в третий раз был случай на озере Горьком в Шубинке; я в одиночестве шёл по берегу и искал место, где бы искупаться и где было меньше прибрежной зловонной грязи; сначала поплавал на глубине, устал и стал выходить из воды; когда до берега оставалось метров двадцать, хотел стать ногами на дно, но его не было; поплыл к берегу дальше, но почему-то меня начало тянуть обратно на глубину, а силы были на исходе; моё детское испуганное воображение рисовало страшную картину: я тонул; пришлось остановиться и приказать себе быть спокойным, не паниковать, ведь я был здесь один и ждать помощи было не от кого; начал потихоньку плыть к берегу пока хватило сил; когда выдохся и стал ногами на дно, оказалось, что вода была мне по пояс; вышел на берег, сел на песок и мысленно похвалил себя, что не поддался панике. Купаться мы ходили на Алей каждый день, но однажды по городу пронёсся слух: из новосибирского зоопарка сбежал в Обь крокодил, а наша река Алей впадает в Обь; кто-то ссылался, что об этом слышал по радио, кто-то читал в газете; из-за этого нелепого слуха мамы не пускали ребят неделю на речку, а заставляли дома читать обязательную литературу к новому учебному году; когда я научился хорошо плавать, делал с друзьями большие заплывы по течению реки, но обратно возвращались берегом; наша быстрая река никому не давала шансов плыть против течения – в лучшем случае хороший пловец мог только оставаться на месте. Поскольку зашла речь о плавании, вспоминаю сдачу зачётов по физкультуре в институте на первом курсе; это происходило на небольшой водной станции, расположенной на Кировском спуске у берега Дона; на дистанции 25м я сразу уложился в норматив; когда начались прыжки с 5-метровой вышки, многие не смогли получить зачет – в полёте размахивали руками и, перегибаясь, плюхались в воду; с такой высоты я ещё никогда не прыгал, опыта не было, страшновато, но решил, что одного прыжка с меня хватит; насмотрелся на своих товарищей, которые не могли получить зачёт даже после нескольких попыток и решил прыгать солдатиком и не шелохнуться; я придумал крепко зажать штанины трусов в кулаках и не разжимать, пока не войду в воду; так и сделал, а когда подплыл к физруку, выяснил, что мой прыжок на четвёрку – зачёт сдан! Многие ребята и девушки ходили на Дон сдавать плавание и прыжки по нескольку раз; а 1970-х годах, будучи в Киеве на курсах повышения квалификации преподавателей вузов, я с молодым коллегой Игорем из Волгоградского строительного института плавали по вечерам в 50-метровом бассейне КИСИ; мне очень нравилось, что при бассейне был хороший спортивный зал, где можно было разминаться на разных снарядах; но хочу сказать об Игоре, хорошем парне; известно, что у каждого есть свой бзик, у Игоря он заключался в том, что ему надо было непременно проплыть 1500м, т.е. выполнить план, даже если на это уходило всё время нашей смены; никак я не мог соблазнить его, и составить мне компанию перекинуться мячом, попрыгать с тумбы и поплыть наперегонки или просто отдохнуть; он не был профессионалом, а просто «заведённым» на это; правда, на площадке у нашего общежития всегда соглашался вместе со мной «постучать» в баскетбол. В 1980-х годах в Братске, работая в институте, я участвовал в эстафете по плаванию в бассейне «Чайка», выступая за команду строителей УС БЛПК; хотя и без тренировки, но выступил хорошо – на этапе никто меня не обогнал; с этим бассейном был один неприятный случай; как-то зимой, отдыхая в санатории-профилактории «Юбилейный», я с соседом по палате, как обычно перед обедом, плавали в бассейне; ничего особенного не заметили, но на следующий день, проснувшись утром, обнаружили, что тело покрылось мелкими зудящими прыщиками; позже выяснилось, что в тот злополучный день нечаянно произошла передозировка воды хлором в несколько раз; нам пришлось около месяца лечиться, мазаться кремами, и я с тех пор с недоверием отношусь к плаванию в бассейнах.