Отряд

– Допустим. Но на западном направлении ополченцы обнаружили и описали в отчётах разгромленные вами полевые лагери в пригороде Изюма и Барвинково, а также имеется отчёт о бое в аэропорту.

– Значит, не зря мы мотались по тылам и аэропорт рсвобождали?

– Да, не зря. Совсем, не зря. Скажу прямо, лично я не верю в случайности и всякие чудеса. Но вместе с тем существуют неопровержимые факты, что восемнадцать человек… за три дня… физически уничтожили свыше регулярной дивизии штатного состава вместе с приданной техникой, артиллерией и тыловым хозяйством, и заодно танковую бригаду и разгромили три полка нацгвардии.Ав последние дни действия этого небольшого отряда дали ещё более удивительные результаты и привели к снятию блокады Саур-Могилы и пленению до четырёх бригад ВСУ. Как такое возможно?

Вопрос был задан прямо. Надо отвечать, но ничего путного в голову не приходило.

– Мы очень старались оправдать доверие командования.

– Да… старались… Но такого никогда и нигде не бывало, а, если включить здравый смысл, и быть не может. Танки с их композитной и активно-пассивной бронёй разрезаны вместе с пушками, словно масло горячим ножом. Я сам видел. Срез зеркально чистый и геометрически идеальный, будто резали лучом неизвестной природы и чрезвычайной мощности.

– Даже не знаю, что вам ответить. Надо самим посмотреть. Это же жутко интересно.

– Сергей Борисович, поймите, я всегда и во всём на вашей стороне. Зачем ходить вокруг да около? Не надо так со мной.

– Я вас не понимаю, Юрий. – Я сделал лицо кирпичом, хотя отлично понимал, что задурить ему голову не удастся.

– Мне совершенно ясно, что вы нам, тоесть Конторе, не доверяете. Вероятно, у вас есть негативный опыт общения со спецслужбами. Я прав?

Да, прав ты, Юра, прав. Сказать по правде, мне уже до тошноты надоело хитрить и скрывать правду за откровенным враньём. Но иначе нельзя, именно сейчас правда опаснее ядерной бомбы.

– Лично вас, Юрий, я ценю и уважаю. Но в Конторе работает слишком много разных людей, и, не в обиду будь сказано, она стала походить на дырявое решето. Однако оставим это. Пока. А услышать мне хотелось бы,каков суммарный итог работы нашего отряда, и произошли ли хоть какие-то подвижки?

– Ну, хорошо, давайте сменим тему, и, может быть, вернёмся к ней в более подходящей обстановке.Но не могу не сказать, что за всеми этими загадками обязательно скоро потянется хвост скверных неприятностей.Что же касается ваших последнихдействий, то уже сейчас можно утверждать, что ваше вмешательство позволило стабилизировать ситуацию в южном секторе и ликвидировать опасный котёл под Иловайском. А в последних событиях ситуация была весьма непростой. Вас наверняка удивили необдуманные и скоропалительные поступки противника. Дело в том, что причиной того безнадёжного прорыва были дурацкие и истеричные приказы из Киева прорываться, невзирая на любые потери. Как выяснилось, у брошенной на вас тактической группы из 1000 бойцов, дивизиона самоходок, двух миномётных батарей, 28 танков и 12 единиц легко бронированных машин не имелось даже карт местности, отсутствовала связь, а топлива оставалось всего на 30 километров. Витоге того боя противник потерял четверть личного состава и почти всю технику. Потом к командованию ополчения от вашего имени обратилась группа старших офицеров с согласием на сдачу в плен. Однако генерал Хомчик наотрез отказался и лично повёл около тысячи бойцов в направлении на Волноваху на прорыв. Они напоролись назаслон ополченцев, и почти все полегли. По предварительным данным в Иловайском котле силовики потеряли убитыми свыше 3500 человек, более восьми тысяч сдались в плен из них около пяти тысяч раненых, примерно тысяча прорвалась из окружения. Таким образом, после разгрома западной группировки и южного котла, ВСУ утратили пробивной потенциал. Сейчас акцент противостояния перенесён на северный фронт. Президент России через ООН обратился к Киеву и Новороссии с предложением помощи по организации мирной конференции.

– И впрямь, похоже, дело к финишу, – я вздохнул и посмотрел на «конторщика», – радует, что и мы тоже немного причастны к этому историческому событию.

– Будет вам, Сергей Борисович. Ваша работа выше всяких похвал. Уверен, ни до, ни после Донбасса в России не было и будет ничего похожего. К тому же начальство проявляет к вам повышенный интерес и готовит большие награды. Так что без работы не останетесь.

– Работа, работе рознь. Но новость хорошая. Пойду мужиков обрадую. Кстати, мы ведь до сих пор находимся здесь без документов. Не порядок.

– Отдыхайте. Здесь вам предоставят всё необходимое. И документы будут. Потом. Когда вы смените позывные на имена и фамилии. Всего доброго.

– До свидания, Юрий.

Мы попрощались и разошлись. Он к машине, а я к мужикам. По сути ничего не прояснилось, но и он, и я понимали, что главный разговор ещё впереди.

После обеда все собрались возле «Тигра». Пришло время обсудить замаячившую впереди проблему, поскольку она касалась всех нас:

– Со слов куратора начальство довольно и обещает дождь наград и фонтан немыслимых премий. Но собрал вас я по иному поводу. Валет недвусмысленно намекнул на повышенный интерес Конторы к нашей броне. Проще говоря, спецслужбы собрали факты о нашей неуязвимости, а также о необычных повреждениях вражеской бронетехники. Чуете, куда ситуёвина выворачивает?

– В целом понятно, а в частности не очень, – загнул наш умник Док.

– Объясняю для особо одарённых открытым текстом. Если фейсы узнают о том, что после обработки неким прибором мы все получили крепкую, как сталь шкуру, они нас немедленно изолируют и начнут больно изучать. А, поскольку это секрет особой государственной важности, то свободы нам в ближайшие сто лет не видать.

– Сам-то что собираешься делать со своими приборами? – проговорил Техник.

– Кроме меня ими никто воспользоваться не сможет.

– Эти смогут, – проворчал Сержант.

– Нет, братцы. Никто и никогда. А меня им не получить.

– За нас ты тоже можешь не волноваться, – подал голос Ромео.

– Поймите, братцы, я не за секрет боюсь. Ничего они в нём не поймут. Я за вас боюсь. А потому зарубите себе на носу: ваше молчание – это ваша жизнь и свобода. Главное, держитесь общей линии поведения: не знаю, не понимаю, сам удивлён. Конечно, они могут применить спецсредства, но не сейчас, не сразу и совсем не обязательно. В конце концов, всё замкнётся на меня, а я знаю, как себя вести. Всё, братцы, носы не вешать. А пока отдыхайте. Ромео, не забудь про дневального.

За следующую неделю мы основательно отъелись и отоспались. До блеска вылизали оружие. Накупались до синих губ и назагорались до красных спин. На базе в холле стоял приличный телевизор, и мы от души наболелись за футбол и насмотрелись новостей.

На седьмой день отдыха я впервые услышал предложение сгонять за выпивкой и отметить победы. Мне стало ясно, что ребята исчерпали фантазии на тему отдыха. И, как подсказывал мой личный опыт, если спокойствие длится слишком долго, жди беды, а если мужики собрались в количестве более двух штук, то рано или поздно всё кончится пьянкой и бабами. В принципе я был не против, но не сейчас. Война, тварь подлая, могла за это страшно наказать, и несвоевременные намёки я аккуратно пресёк.

В ответ услышал весёлое сожаление Марка:

– Пить – нельзя, курить – вредно, умирать здоровым – обидно.

И тогда мне стало предельно ясно, что во избежание неприятностей пора занять бойцов делом. Я подумал и взялся за спецсвязь:

– Бор вызывает Батю.

– Батя на связи. Здорово, Бор. Что скажешь?

– И вам не хворать. Есть проблема. Надо встретиться.

– Не вопрос. Подъезжай в штаб.

– Уточни.

– Туда, где вы долго стояли перед вторым рейдом.

– Понял. Сейчас выезжаю.

Со мной отправился Дитрих. Из оружия я на всякий случай взял пистолет, другое на своей земле ни к чему. Перед отъездом отвёл в сторону Ромео и строго-настрого велел пресекать любые попытки пьянки.

Выбравшись на шоссе, мы покатили в сторону городского центра. Непривычно облегчённая машина быстро набирала скорость и заметно «козлила» на неровностях. Свободно проскочив спокойные улицы города, мы подкатили к зданию администрации.

По привычке я включил переговорник и, оставив Дитриха на связи, направился к главному входу. Вращающаяся дверь втянула меня в круговерть административного центра. В огромном холле неспешно циркулировали чиновники и служащие, бегали курьеры, проходили военные и суетились посетители. В правом углу вблизи стойки дежурного негромко общались одетые в камуфляж люди. Увидев меня дежурный сотрудник с печальными глазами старого бассета, задержал на мне внимательный взгляд, достал мобильник и отвернулся.

Вроде бы никому не было до меня дела, но почему-то появилось странное предчувствие и непонятная тревога.

– Чем я могу вам помочь?

Я обернулся и окинул взглядом человека в бежевом лёгком костюме:

– Мне нужно к Захарченко Александру Владимировичу. Он ждёт.

– Простите, по виду вы боец ополчения, назовите ваш позывной?

– Бор.

– Одну минуту. Я уточню, – он отошёл и с кем-то переговорил по мобильнику, потом вернулся ко мне, – прошу за мной.

Вопреки моим ожиданиям, он повёл меня не к лифтам, а налево к лестнице, отвечая на ходу на мой незаданный вопрос:

– Лифты то и дело застревают. Что-то с блоками управления. Чинят.

У лестницы мы свернули направо к пожарному выходу:

– Между этажами пролёт восстанавливают.

Едва я заподозрил неладное, как меня сзади крепко приложили по голове.

Когда помрачение отпустило, я обнаружил себя без рации, часов, ремня и пистолета, со стянутыми сзади руками, сидящим на стуле с подлокотниками в полутёмной комнате. Жаль, что броня не защищает от контузии. Удар по башке, он и есть удар по башке. Но если бы не броня, я вряд ли очухался бы так скоро.

Вот и начались подлые игрища работников щита и меча. Дождался, млять! Что по мне, так и болт бы с ними, играли мы и в такое, но время моего пребывания здесь неумолимо истекало, и не хотелось бы закончить миссию, сидя в кутузке. Я огляделся по сторонам, и невольно потряс головой, посколькув памяти всплыл эпизод моего ареста в сорок первом, и перед глазами появился вид застенков НКВД. Да что ж такое?! Опять всё по кругу! Я посмотрел на обитую зелёным сукном столешницу старого стола и усмехнулся от мысли, что сейчас из полумрака выйдет внук того капитана-садиста и продолжит тот незаконченный допрос.

– Напрасно вы улыбаетесь, Сергей Борисович, – от темноты, действительно, отделился человек в тёмно-сером костюме и синей сорочке с чёрным галстуком, по-хозяйски уселся за стол и откинулся в кресле. – Я полагаю, что скоро вам будет не до смеха.

– Отчего ж так, господин-товарищ-барин? – Мне и впрямь стало смешно, а чувство дежавю всё усиливалось.

– А, от того, что мы умеем спрашивать, – невозмутимо продолжил «серый» и измерил меня презрительным взглядом.

– Ну, так спрашивайте, – я поскрёб о плечо щетинистый подбородок, – и, кстати, неплохо бы вам представиться, а то понятие «мы» больно уж расплывчатое.