Кровь героев

Рыцарь поднялся с колен и, сделав несколько шагов к телу брата, бросил голову, предварительно раскачав ее за волосы. Обезглавленное тело, со странной для своего положения ловкостью, поймало руками голову, будто искусный голкипер мяч. Водрузив на плечи эту, хотя и важную, но отнюдь не самую главную свою часть, тело тяжело поднялось и, взяв стоявшего рядом коня за повод, понуро поплелось прочь.

— Старина, Генрих, — услышал Климов голос Водэна Первого и, обернувшись, увидел, как он подозвал к себе какого-то угрюмого человека в одежде ремесленника-горожанина. На руке его сидел сокол, его голова была покрыта черным колпачком.

Когда человек подошел, король попросил ласково:

— Не попредседательствуешь тут за меня? Нам с моим другом пора.

«Ремесленник» почтительно кивнул.

— Как прикажите, Ваше Величество, — сказал он и коротко, с достоинством поклонился. (Несмотря на то что подошедший говорил по-французски, более чем скромных познаний Климова в этом языке оказалось достаточно, чтобы понять обращение «сир».)

— Брось ты это, Генрих, а? — взмолился старик, отдавая «горожанину» венец и мантию. — Ты же знаешь, я терпеть не могу лести. Ты единственный настоящий король тут, тебе, как говорится, и карты в руки. Развлеки без меня мою Фригги.

Попрощавшись с Генрихом, который, естественно, никак на знаки внимания к собственной персоне не отреагировал, и раскланявшись с королевой Фредегондой (та благосклонно кивнула «барону» головой), Климов вслед за своим провожатым спустился с трибуны ристалища.

— Германский король Генрих, — ответил Водэн на немой вопрос Саши, — был просто без ума от соколиной охоты. За что и прозвище свое получил — Птицелов. Замечательный человек, у него и в вашем веке нашлось немало почитателей, для них у меня даже заведено отдельное помещение, целый громадный плац. Они там маршируют с факелами, произносят речи… Генриха вот почетным фюрером избрали. В общем, тоже при деле, как и все прочие. У меня, знаешь, тут полный порядок. Ни один земной правитель и мечтать ни о чем подобном не может. Да что земной, этот самый, который все чудесил в как ее… ах ты, черт, все забываю… — Старик защелкал пальцами.

— Это вы про Па… — начал было Саша, но хозяин Валгаллы услышал его мысль раньше, чем она была высказана.

— Вот-вот, — обрадовался король, — в Палестине. Так вот, и ему пришлось сатану выдумывать, чтобы паству в узде держать…

— Это вроде не он выдумал, — неуверенно протянул Климов, некстати демонстрируя свои познания в теологии. — Это еще господь Саваоф сподобился… Кого-то там куда-то изгнал…

— Вот-вот, — согласился старик, — система у них проста, как грабли. Один — добряк, второй — злодей. Просто и гениально.

Александр вдруг заметил, что в речи гостеприимного хозяина стало попадаться как-то уж очень много знакомых слов.

Не успел он еще по-настоящему удивиться, как старик остановился и произнес:

— Прошу садиться.

Климов поднял глаза и увидел вместо неоседланных коней, на которых он со своим гидом прибыли сюда, сверкавшую лаком тушу длинного белого лимузина с открытой задней дверцей. Не веря себе, Саша посмотрел на старика. Того было просто не узнать: шикарный костюм, должно быть, от Кардена (Климов в такого вида одежде не слишком-то разбирался), аккуратно подстриженная борода, длинные седые волосы, собранные в хвост на затылке. Аристократ, унаследовавший многомиллионное состояние, профессор Гарварда, меценат и покровитель всевозможных искусств, и прочая, и прочая, и прочая… Саша буквально вперился взглядом в своего спутника, не будучи в силах отвести глаз от столь великолепного зрелища.

Сверкнув бриллиантовой запонкой, старик указал Климову на машину и повторил свое приглашение.

— Здесь называй меня мистер Вайстор, — сказал старик Климову, когда лимузин остановился возле здания, по виду очень похожего на огромный стадион, и они вышли.

— Да, мистер Вайстор, — послушно повторил Саша.

— Сэр, — добавил «меценат».

— Сэр.

— Замечательно.

Внутри здания, и на самом деле оказавшегося стадионом, стоял невообразимый шум. Ревели мощные моторы тяжелых мотоциклов, перекрывая доносившийся неизвестно откуда грохот барабанов. Климов прислушался и не поверил своим ушам — ударную установку разносил в дребезги не кто иной, как Джон Бонэм, исполнявший своего незабываемого «Моби Дика».

— Ребята всегда встречают меня этой музыкой, — сообщил своему гостю мистер Вайстор, обводя рукой бородатых мотоциклистов в проклепанных кожаных куртках, увешанных цепями и амулетами, предававшихся, как пояснил «меценат», одному из своих самых невинных развлечений.

За сверкавшим на солнце черными боками и хромом всевозможных выступавших деталей «харли-дэвидсоном» волочился по земле, на веревке, человек со связанными руками. Другие участники потехи ехали следом, причем каждый из них, норовя опередить других, старался подъехать поближе к бедолаге и пнуть того своим кованым сапогом.

Машины сталкивались, мотоциклисты летели на землю, но некоторым все же удавалось добиться заветной цели, и тогда вопль дикой радости издаваемый счастливчиком, заглушал все: и рев двигателей, и грохот барабанов.

— За двенадцать с половиной минут, пока идет песня, надо набрать как можно больше очков, то есть как можно большее количество раз пнуть ногой «тушу», так парни называют того, кого тянут на веревке, — продолжал свое объяснение «меценат». — Здорово, правда? Эта игра требует большой ловкости. У них есть и другие, например футбол, только вместо мяча используется голова. Она, как ты сам понимаешь, отрезается от живого человека. Мы тут стремимся к подлинности. Качество гарантировано.

— Стоп, я что-то никак не въеду, сэр, — Климов замотал головой. — Что значит «от живого человека»? Мы в царстве мертвых или где?

— Алекс, — важно начал мистер Вайстор. — Скажи, пожалуйста, когда ты в своей жизни видишь мертвеца, что ты о нем думаешь, а?

— Как — что? — вытаращил глаза Саша. — Мертвец, и все тут. Привет ему, умер, скончался, приехал, дал дуба, и все такое.

— Правильно, — похвалил мистер Вайстор. — Его для тебя нет, а он, что о тебе думает?

— Да ни хрена он не думает, — опешил Саша. — Он же мертвый. Его нет…

— Правильно, в общем-то правильно, Алекс, — согласился «меценат». — Но со своими, то есть, я хочу сказать, с такими же мертвецами, как он сам, он общается, если можно так выразиться, на ином уровне. Для них он есть, соответственно, и они для него, а тебя и всех прочих живых для них нет. Так что они тут в определенном смысле все живые, а ты мертвец.

Ответа у Климова не нашлось, зато появился вопрос.

— Хорошо, а эти-то как сюда попали?

— Ну, это просто, — улыбнулся Вайстор. — В Бога все эти парни отродясь не верили. Думали, что уж если и поклоняются кому, так это дьяволу. Одним словом, все они умерли рано, прирезав и придушив за свою жизнь немало народу, чем, конечно, сделались милы мне. Но прав на них у меня не было, хотя они и погибли все исключительно в кровавых драках и разборках, но, вот беда, — не с мечом в руке. Короче, вся эта кожаная братия отходила прямиком к Сатане, но тот мужик умный, смекнул, что они ему совсем не в надобность. Он по большей части предпочитает тихоньких поджаривать, а эти все, как один, отъявленные буяны. Господь Христос, как ты сам понимаешь, от них давно открестился, он только болтает о всепрощении…

Так вот, звонит мне Рогатый, это уж так я называю его в шутку, хотя дядька он весьма приличный, с ним хоть дело иметь можно, не болтун, как этот… Да что с него взять, фокусник он и есть фокусник — думает одно, говорит другое, а сам тем временем делает третье, да все тихой сапой норовит… Я опять отвлекся, работы много… Не отдыхаю совершенно, сплю, не поверишь, три часа в год, выходных вообще нет, в отпуске последний раз был еще в прошлом тысячелетии… Да, так вот, Рогатый, значит, просит, возьми, говорит, этих дьяволов, они же мне всех чертей перекалечат и чертовок перепортят. Ну, я посмотрел, парни хорошие… Взял и не жалею.

В это время с поля донесся страшный рев, рокот моторов стих, мотоциклисты побросали свои машины и на руках понесли вдоль трибун перед немногочисленными зрителями одного из одетых в такие же проклепанные, как и у остальных, кожаные доспехи парня. Когда торжественная процессия поравнялась с проходом, в котором стояли Вайстор и Климов, «выпускник Гарварда» помахал победителю рукой, и тот вместе со всей честной компанией ответил своему повелителю дружным радостным воплем. Зрители захлопали в ладоши, затопали ногами и засвистели. Никогда еще Саше не приходилось чувствовать волны такой искренней радости, исходившей от… мертвецов. Похоже, мистер Вайстор прав, и кто тут живой, а кто мертвец, — не простой вопрос.

Игроки двинулись дальше, а Климов, бросив взгляд в центр поля, с удивлением увидел, как «туша» поднялась и подошла к одному из брошенных мотоциклов. Парень, как был, с веревкой на запястьях, запустил руки в подсумок «харлея» и, достав оттуда бутылку пива, открыл ее прямо зубами и опрокинул горлышко себе в рот. Тут внимание Климова приковал одиноко сидящий неподалеку человек, одетый в гимнастерку и галифе. На голове у странного типа была папаха, а на боку висела шашка.

— А это-то кто? — не выдержал Саша.

Вайстор усмехнулся.

— Это, Алекс, твой земляк, — ответил он, расплываясь в улыбке. — Красный командир Иван Солодовников. Не меньше тысячи человек лично сам зарубил, забил и замучал. Про меня не слыхал ни разу, но умер с мечом в руках, как настоящий викинг.

Герой Гражданской войны, будто услышал, что речь шла о нем, и, повернувшись, посмотрел на повелителя Валгаллы. На мрачном изуродованном лице Солодовникова (Климова он, конечно, не видел) последний прочитал холодное осуждение. Иван отвернулся и, затянувшись самокруткой, положил руку на эфес шашки.

— Его мне опять же все тот же Рогатый сосватал, как, кажется, и кромешника того, которого ты со своим предком перепутал на турнире, — сообщил «покровитель всевозможных искусств» и, понимая, что Климов ждет разъяснений, продолжил: — Этого крестьяне вилами закололи. Их полсотни было. Окружили избу, где этот герой с дамой веселился. Остальных его товарищей они раньше потихоньку прирезали, а этот учуял что-то, выскочил и не меньше дюжины крестьян зарубил, прежде чем они его прикончили. Молодец! Герой!

— А чего он хмурый такой? — спросил Климов. — Или ему у Сатаны нравилось.

— Еще как! — воскликнул Вотан. — Он там решил бороться до полной победы мировой революции, вот Рогатый и сплавил его мне.

— А тут?

— Он и тут попробовал, — закивал головой Вайстор. — Да только к языкам неспособный оказался. Не убедил парней. Начал было шашкой махать, ну они ему об голову ее и сломали, там, в ножнах, теперь только один обломок остался. Раза два по мордасам цепями получил, все не унимался, мало показалось. Напал на ребят ночью и с полсотни человек прирезал. Они осерчали… Уже раз десять подряд ловили и тушу из него делали. Теперь немного присмирел, но, думаю, ненадолго. Он в голове все планы строит, как бы ему половчее их ночью всех перерезать, да только не справится в одиночку, да и бесполезно, все и так мертвые.