Из грязи и золота

А ведь можно было найти конвент. Точно, конвент с нормальным оцифрованным инструментом, а не извращаться с призрачными клавишами в темноте кухни.

Какой звук ближе к настоящему?

Рихард услышал, как неуверенно отозвались скрипки — вступили именно там, где полагалось. Она помнит? Или врала, что ей стерли воспоминания о мелодии?

Стоило бы начать сначала. Но он играл, слушая, как один за другим оживают динамики, как скрипкам отзывается тревожная партия виолончели. И все выходит нескладно, рвано, и совсем это не «Ольтора», а смутное воспоминание о ней, и лучше бы он насвистел мотив, свел все в шутку, а не позорился.

Но почему-то он продолжал играть. А доиграв сразу начал заново — немного увереннее, немного четче, и ему даже показалось, что на этот раз скрипки начали свою партию, как и полагалось, а не просто вторили ему.

Рихард не знал, сколько раз успел сыграть, раз за разом подхватывая за последней первую ноту, но так и не приблизившись к тому, что хотел слышать. В один момент он просто позволил финальной ноте затихнуть без продолжения, сам не зная, почему именно сейчас решил ее отпустить.

Марш сидела напротив, окруженная обрывками иллюзорного дыма. Он видел только ее профиль — равнодушное лицо, сжатые губы и черный воротник рубашки.

— Спасибо, — сказала она, оборачиваясь.

На месте второго глаза сиял голубой провал, разбросавший по ее щекам колючие синие искры.