Твердые орешки

Искусство требует жертв

Из библиотечного домика на целый километр разносился шум. Вокруг бродили любопытные малыши, но войти в домик не решались. С нашим братом не шути: на радостях могут такой щелчок в лоб залепить, что потом пятак прикладывай.

Мы давно ждали, когда начнет работать самодеятельность, а это первое занятие и сразу подготовка к костру. Ребята сидели на подоконниках, толпились в дверях и все горланили. Мы с Венькой с трудом пробирались внутрь, а Павлик остался в аллее. Из старших никого еще не было. Мальчишки поснимали со стен духовые инструменты и что есть силы дули, а девчонки пищали и пытались перекричать друг друга. Кто-то предложил спеть. Долго спорили, какую песню, а Зинка Дорохова вдруг села за рояль и одним пальцем начала играть «Бегемота». Майка запела, и мы все дружно подхватили:

Где в джунглях речка Нил течет,
Дружил с жирафом бегемот, —
Чилим-бом-бом, чилим-бом-бом,
Дружил с жирафом бегемот…

Последние две строчки повторялись в каждом куплете. Женька Быков дирижировал.

Мы так орали, что прибежала Нин-Вас.

— Сейчас же прекратите петь эту чепуху! Неужели нет других песен?

— Есть. А мы хотим веселую! — заявил Сашка Кикнадзе.

— Ну и пойте.

— А какую?

— Ну, хотя бы вот эту… Вот эту… Как ее?

Но старшая так и не вспомнила ни одной шуточной пионерской песни.

— Вот и мы не знаем, — засмеялась Мая. — Найдите нам, пожалуйста.

— Пусть баянист вам подберет, — сказала Нин-Вас. — А эту петь запрещаю! — И убежала.

Но как только она скрылась, мы снова запели «Бегемота», и еще громче, чем прежде.

Мы орали, пока не пришли Валерий и баянист. Когда все успокоились, Валерий сказал:

— Вот что, ребята, Георгий Андреевич подготовил репертуар для хора, а я от себя хочу предложить, чтобы наш отряд исполнил частушки на лагерные темы. Знаете, веселые, живые, о нашей жизни; чтобы не в бровь, а в глаз. У нас на заводе их к каждому концерту сочиняют. Здорово получается!

— Правильно! — закричали все.

— А кто же напишет частушки? — спросила Зинка Дорохова.

— То есть как это «кто»? — удивился Валерий. — Конечно, мы сами.

— А мы думали, что вы поэт, — съехидничал Захар.

Несколько ребят и девчонок хихикнули. Валерий сделал вид, что не слышал, и продолжал:

— Я не сомневаюсь, что в нашем отряде есть поэты. Разве нет?

— Есть! Есть! — закричал Сашка Кикнадзе. — Соколов стихи пишет! Слышишь, Митяй? Ты должен сочинить!

— Вот еще! А вдруг у меня не получится?

— Получится! Получится! — закричали все. — Он даже припев уже сочинил! — И хором запели:

Нин-Вас, Нин-Вас,
Улыбнитесь вы хоть раз!

Это я еще в первый день сочинил, когда увидел, какой важной ходила наша старшая.

Откровенно говоря, мне очень захотелось сочинить веселые частушки, но я еще не знал, о чем. Захотелось, чтобы в нашем отряде всегда было весело и дружно и чтобы Валерию с нами было хорошо.

— Ладно, попробую. Только вы подсказывайте темы.

— Хоть тысячу! — вскричал Женька Быков. — А знаешь, Митяй, я буду исполнять танец стиляги. Ну, сатирический. Понимаешь? Пародию! — И начал корчиться и напевать какой-то «рок». — Тилип-там-там, талап-тип-туп… Мне только нужен желтый пиджак и брюки-техаски, с кнопками. Знаешь, такие… — И начал пальцы тыкать по своим брюкам.

Сашка Кикнадзе поддразнил его:

— Да ты что бы ни танцевал, пародия получается.

— Подождите, подождите со своими танцами! — затрещала Зинка. — Мы еще с хором не решили. Нужно, чтобы в нем все мальчишки участвовали, иначе ничего не выйдет.

— Правильно! — поддержал ее баянист. — Иначе что это за хор? Нужны басы, тенора!

— Ко-озлетоны! — пропел дрожащим голосом Сашка Кикнадзе.

Все рассмеялись, а Зинка начала перечислять:

— У Захара — бас, у Чижевского — бас…

— Кончайте! — приказал Жора и взял баян. — Давайте повторять песни.

Ребята тут же попытались смыться, но Валерий стал в дверях.

— Э-э, нет! Искусство требует жертв. Назад, братцы, назад! — И не пустил.

Тогда Захар заявил, что все равно петь не будет, потому что если он запоет, то все разбегутся. И он заскрипел, как немазаная телега:

— «Сатана там правит бал…»

— Тьфу, замолчи! — в сердцах закричал Жора-баянист. — Становитесь: девочки — сюда, ребята — туда. Начнем с «Комсомольцев». — И растянул мехи.

Венька уже давно толкал меня в бок, ему не терпелось поговорить о ракете.

— Ну что ты резину тянешь? Песни собираешься разучивать?! Будет твой Валерий слушать или нет?

Как раз в эту минуту к нам подошел Валерий.

— Здравствуй, пропавшая грамота, — улыбаясь, обратился он к Веньке.

Тот что-то буркнул невнятное в ответ. И я решил взять инициативу на себя.

— Валерий Николаевич, у него есть блестящая идея!

— Даже блестящая? Вот как! — Он взял нас за плечи и, несмотря на Зинкины крики «Это нечестно!», вывел из домика. — Ну, выкладывайте!

Венька потоптался с ноги на ногу и начал подробно рассказывать об идее Павлика Малишевского, расписал всю механику, как только мог.

— Все сами сделаем! — решительно заявил он. — Но необходимы настоящие пиротехнические ракеты…

— Это еще зачем? — спросил я.

— Чудак, без них не сможет взлететь наша модель… Знаете, этот Павлик — голова! Здорово все придумал! — И восхищенный Венька постукал себя пальцем по лбу.

Все, что он рассказал, было убедительно, и я поверил, что такая ракета может взлететь. Валерий слушал внимательно, даже с удивлением и все время приговаривал: «Так-так, так-так». Он так увлекся, что первое время молчал и чертил ногой на земле ракету. А потом сказал:

— Эх, братцы, нет здесь моего Вани Шумилова! Он бы все вмиг раздобыл.

— Это зачем еще Ваня? — испугался Венька. — А мы что?

— А алюминий? А пиротехнические ракеты? — вопросом на вопрос ответил Валерий.

Тут Веньке нечего было возразить.

— Вот что, братцы, материалы я беру на себя, — потирая руки, сказал Валерий. — Сегодня же позвоню в город…

— Ого, еще по всему городу раззванивать! — возмутился Венька. — Это же тайна! Ракету нужно делать так, чтобы никто не знал.

— Чудесно! Конечно, тайна! — воскликнул Валерий. — В лагере, кроме нас, никто знать не будет. А потом — пожалуйте, сюрприз!.. Найдем секретное место, создадим штаб, охрану поставим, чтоб никто носа туда не совал. Секретно так секретно! Верно?

— Верно, — сказал Венька. — Иначе и не должно быть.

Он на радостях подмигнул мне и побежал разыскивать Павлика. А Валерий рассказал мне, что Оля Мацейко предложила интересную вещь: организовать теневой театр.

— Подготовим и тоже неожиданно на костровом концерте покажем. Понимаешь?..

Я вдруг вспомнил спор на аллее, как Захар и Зинка мутят и сбивают на свою сторону ребят, собираются просить нового вожатого. Я раньше хотел все это Валерию рассказать, но теперь передумал. Зачем ему настроение портить?.. Надо самому поговорить с ребятами. Только чтоб я не один был… Не отдадим Валерия, и все!..

…Отряд почти весь день занимался подготовкой к костру. А в план мы с Валерием вписали «Вышивание панно: обелиск в честь советских ученых, создателей космических ракет». Его действительно будут делать наши девочки. И еще вписали «Столярные работы», которые так или иначе придется делать.

Потом Валерий сказал мне:

— Есть у меня идея насчет пионерской игры с дальним походом, но прежде хочу посоветоваться с начальником.

Я так мотался, что не успел написать домой письмо. А вечером приехала кинопередвижка, и нам показали старую картину «Трактористы». Картина неплохая, но я ее тысячу раз видел. Поэтому, когда начали ее крутить, в голову снова полезли мысли о доме.

Вдруг кто-то меня позвал:

— Митя, иди сюда! Здесь место есть.

Я обернулся и увидел Маю. Рядом с ней сидела Зинка, и, конечно, тут же вертелся Женька Быков. Он все время менял места, кривлялся и паясничал.

— Иди сюда, иди сюда! Мы подвинемся! — так, чтоб все слышали, сказала Зинка и прижалась к Мае. Я видел, что Мае это неприятно, и она пытается отстраниться от нее. Все были заняты картиной, и никто на Зинины слова не обратил внимания. Мая тоже смотрела на экран. Я сначала из-за Зинки и Женьки не хотел идти, но потом вспомнил, что нужно с Маей поговорить о Валерии, и пошел.

— Ой, Митенька, дай пиджак погреться! — запищала Зинка.

Я, конечно, сейчас же снял пиджак.

— А сам не замерзнешь? — спросила Мая.

— Нет, что ты! — сказал я и почувствовал, как руки покрылись «гусиной кожей».

Зинка набросила пиджак себе и Мае на плечи и еще тесней прижалась к ней.

«Вот привязалась! — подумал я. — Как же я с Маей поговорю о Валерии?» А потом все-таки решился. И шепотом, чтобы никто не слышал, начал:

— Послушай, Мая, очень важное дело! Нужно поговорить об отряде, о Валерии. Плохи дела. Нин-Вас хочет…

— Ладно, я все знаю. Об этом после, — не отрывая глаз от экрана, сказала Мая. — Ты лучше скажи, чего ты утром таким кислым был?

— Да все потому…

— Нет, Митя, не потому. Я все вижу… А письмо?

— Что вы там шепчетесь? — зашипела Зинка.

— Не твое дело, — сердито сказала Мая и, прикусив борт пиджака, посмотрела в мою сторону. Она терпеливо ждала ответа, а я уставился на экран и делал вид, что очень интересуюсь картиной. На самом же деле я думал о Мае, о том, какой она настоящий товарищ. Ведь не из любопытства она хотела узнать о письме? Нет. Я это видел по ее глазам.

Мне захотелось рассказать Мае все: о письме, о доме…

Пленка оборвалась, и ребята зашумели, засвистели. Все обернулись к киномеханику.

Над столиком, где стоял аппарат, зажглась лампочка. Вокруг нее заплясали десятки ночных бабочек и комаров. Моментально у стола появилась Нина Васильевна.

— В чем дело? Это надолго?

Киномеханик нервничал:

— Если будете здесь стоять, будет «надолго».

— Погрейся немного, — сказала Мая и протянула мне пиджак.

Я хотел его взять, но сзади послышался голос Нин-Вас:

— Не отдавайте, девочки! Не отдавайте!

Она бесцеремонно схватила пиджак и стала протискиваться между нами.

— Ой, девочки, пустите погреться! Очень теплая у вас компания!

Она сидела в моем пиджаке, но меня не замечала, а все время болтала с Маей и Зинкой. Сейчас она была такой, как ночью возле костра, веселой и шумной. На нее даже ребята, которые сидели сзади, стали покрикивать.

— Тише, пожалуйста! Не вертитесь!

А кто-то пошутил:

— Завтра на линейку вызовем!..

Нин-Вас продолжала разговаривать с девочками. Я сначала на их разговор не обращал внимания, а потом, когда речь зашла об отряде, стал прислушиваться. Ведь это был не секретный разговор.

— Ничего, девочки, ничего, — говорила Нин-Вас. — Я немного разгружусь и помогу вашему отряду. Я ведь понимаю: у вас ребята взрослые, и с вами нужно серьезно…

Конечно же, она этим намекала, что у нас малоопытный вожатый и что, мол, никакой работы пока не видно.

Зинка от восторга аж подпрыгивала на скамейке.

— Ой, как хорошо! Ой, миленькая Нина Васильевна!.. — И чуть ли не лезла целоваться с ней.

А Майка спокойно сказала:

— Зачем же, Нина Васильевна! Мы сами справимся.

— Но если я помогу, лучше будет. Разве это не так? — Она повернулась и словно впервые увидела меня.