Твердые орешки

Постепенно на лице Нины Васильевны начало появляться что-то вроде улыбки, глаза посветлели, и в такт музыке застучала по земле нога. Валерий чинно, с поклоном пригласил ее танцевать. Через минуту нашу старшую не узнать было. Танцевала она красиво, легко, даже девчонки на нее загляделись. И всем еще веселее стало.

Когда началось танго, подошла ко мне Мая:

— Идем, научу. Не бойся!

На нас никто не обращал внимания, все разбились на пары. Правда, мальчишки больше танцевали друг с другом.

«Эх, была не была!» — решил я и пошел танцевать. Ох, и до чего же дивное было это танго!

— Не смотри на ноги! — приказывает Мая. — Пусть сами ходят.

«А если они не хотят? Если они только и делают, что наступают на Майкины? Может, это не мои ноги? Совсем как деревянные…»

Я все дальше и дальше отхожу от Маи, а она тихо смеется и говорит:

— Давай руку, не удирай!.. Правда, сегодня очень хорошо? Хоть бы танцы не кончились…

Даже веснушки ее сияют. Мне тоже становится очень весело. Ноги больше не дрожат, но все чаще наступают и на Майкины и на все, какие подвернутся. Я даже перестал извиняться.

— Общий вальс! — раздается голос Нины Васильевны. Оказывается, уже гремел вальс, а мы с Майкой и не слышали.

— Мая, — сказал я. — А с концертом у нас здорово получилось, правда?

— Ага, — кивнула она головой. — Ребята старались, чтоб Валерия поддержать.

— Да, теперь старшая больше придираться не будет.

— Подожди еще. Ты забыл, что скоро должна приехать Лебедева?!

— Ну и что?

— Нина Васильевна захочет ей прежде всего показать стенгазеты, дневники и фотомонтажи, а ведь у нас их нет. Вот она и начнет снова говорить о неопытности Валерия.

Я хотел сказать Мае, что все еще впереди, но вдруг вспомнил о своей записке. После полдника я к летней эстраде не ходил, некогда было.

— Ты записку мою взяла? — спросил я ее.

Мая удивленно посмотрела на меня.

— Под ящиком ничего не было. Я обшарила его со всех сторон.

— Как это не было?! Ты же видела, я ее положил.

— Видела…

Вскоре все выяснилось. Мы начали снова танцевать и наткнулись на группу наших мальчишек. Между ними вертелся Женька Быков и, ехидно поглядывая, что-то шептал им: ребята молчали, но не отрывали от меня и Маи глаз. Мы тоже остановились, и музыка сразу прекратилась. Женька вытащил из кармана какую-то бумажку и начал, паясничая, читать:

— «Мая… жди после полдника возле летней эстрады! Мне нужно тебе что-то секретное сказать. Твой Митя».

Кто-то из ребят засмеялся. Мая испуганно посмотрела на меня, а я почувствовал, что земля под ногами проваливается. Конечно, это моя записка. Ну и дрянь же этот Женька! Значит, он подсмотрел и украл!

— Отдай сейчас же! — крикнул я и бросился к нему, но Мая схватила меня за руку.

— Не надо, ну его…

Нин-Вас выбежала на середину и сказала, обращаясь к Валерию:

— Ну вот… Ну вот, видите, к чему танцы приводят?!

А Женька продолжал размахивать запиской и кривляться.

— Отдай сейчас же! — крикнул я.

Женька махнул перед моим носом запиской и пустился бежать. За ним погнались ребята.

— Что же это? Что же это такое?! Сейчас же прекратите! — затопала ногами Нина Васильевна.

Скоро ребята притащили Женьку. Он отбивался и мычал.

— Нет у него записки! — сказал Захар. — Мы его обыскали.

Тут Женька открыл рот и прошамкал:

— Вот она, твоя записочка, возьми ее! — и выплюнул бумагу на землю.

— Все! Теперь с танцами распрощайтесь! — решительно заявила Нин-Вас.

— А при чем здесь мы? — зашумели девчонки. — Быков виноват, его и наказывайте.

— Правильно! — поддержали ребята.

— Его давно надо было перевести в третий отряд, потому что он ведет себя, как пятиклассник… И вообще он ничего-ничего не понимает! — возмущенно сказала Оля.

— Сама ты ничего не понимаешь! — заорал Женька.

Он больше всего обижался, когда его считали маленьким. Захар тряхнул его за ворот, а Сашка подтолкнул меня сзади и прошипел:

— Дай ему, Митяй, как следует! Что ты на него смотришь?

У меня все кипело внутри и кулаки чесались. Я ступил вперед, но Женька сжался в комочек, закрылся руками и запищал:

— А ну, ударь! А ну, только попробуй!.. Валерий Николаевич!..

Вид у него был такой смешной и жалкий, что все ребята и девчонки рассмеялись. Валерий стал между нами и поднял руку.

— Стойте! Стойте! Этого еще не хватало! Завтра во всем разберемся. А тебе, Быков, так или иначе придется извиняться.

Женька посмотрел на меня волком, скорчил рожу, показал кулак и убежал.

«Ладно, — решил я. — Следующий раз так этого не оставлю!»

Маи среди девочек уже не было, а Нин-Вас бегала от одной группы к другой и торопила:

— Да расходитесь же! Когда это кончится?!

Наконец все пошли в лагерь, а я остался помогать Валерию. Мы свернули проводку, отнесли магнитофон и не спеша направились к палаткам.

Нет, я не думал больше о Женьке, в голове у меня были другие, радостные мысли. Я словно очнулся от сна, когда Валерий меня тронул за руку.

— Ты что, не слышишь?

Оказывается, он дважды задавал мне один и тот же вопрос.

— Я говорю, значит, родители к тебе сегодня не приезжали… Ты ведь ожидал…

Только теперь я вспомнил, что надеялся сегодня повидать отца или мать и наконец-то все выяснить. Неужели Валерий знает, что со мной происходит?..

Но Валерий больше ни о чем не спрашивал. Он шел молча и смотрел себе под ноги. Возле нашей палатки он положил мне руку на плечо и сказал:

— Ничего, бывает… В жизни это бывает. Ты ведь уже большой…

От этих слов я почувствовал себя слабым и беспомощным, комок горькой обиды подкатил к горлу, глаза начало жечь, и я убежал, даже не попрощавшись.

Ребята уже спали. На моей подушке лежал кусок пирога и записка:

«Митя! Рубай пирог! Бабушка прислала».

Я посмотрел на Веньку. Он спал с открытым ртом, щека была измазана повидлом.

Я потушил свет.