Твердые орешки

Приготовиться к старту!

В лагере уже все знали, что Венька и Павлик делают ракету. Кто разболтал, неизвестно. А впрочем, удивляться нечего. В домике лежала модель длиной в полтора метра, и, как только Венька и Павлик уходили, часовые немедленно вскакивали в домик. У этих охранников оказались длинные языки. Часовой Мишка из второго отряда нажил себе на этом целое состояние. В его оттопыренных карманах лежали два фонарика, четыре конверта с марками, точилка для карандашей, испорченный пистолет-зажигалка и другие вещи. Любопытные отдавали все, чтобы узнать тайну. Короче, все знали, что в домике находится модель.

В каждом отряде имелась бригада мастеров, и все что-нибудь готовили к выставке.

Вчера Нин-Вас на хозяйственном дворе застала дядю Кузьменко и ребят за неплановой работой. На верстаке вместо табуретных ножек стоял атомный ледокол «Ленин» — большая деревянная модель с винтами, которые вращал механизм от будильника.

— Ох, какие молодцы! — сказала Нина Васильевна и вопросительно посмотрела на дядю Кузьменко.

А тот растерялся и стал заверять:

— Не волнуйтесь, не волнуйтесь! Мы плановую работу обеспечим! — и тут же начал раздавать ребятам сосновые заготовки.

После «тихого часа» из города приехал Демьян Захарович. Он прошел по главной аллее с большим пакетом под мышкой. Венька и Павлик бросились за ним. А через полчаса меня и Валерия пригласили в штаб-мастерскую. Возле домика стояли Демьян Захарович, Венька и Павлик, а чуть в стороне — Захар. Он переминался с ноги на ногу и не решался подойти. Часовые его боялись и не прогоняли. Когда мы с Валерием проходили мимо, Захар посмотрел на нас умоляющим взглядом, и Валерий позвал его:

— Идем с нами!

Захар просиял и подбежал к нам. Венька вопросительно посмотрел на Валерия, а потом махнул рукой и сказал:

— Проходи!

И мы все вошли в домик.

В центре стола, опираясь на алюминиевые открылки, стояла модель. Она еще не была покрашена, но вид у нее был очень внушительный. Форма ее была такая стремительная, что казалось, вот-вот раздастся взрыв, ракета взлетит, пробьет крышу и унесется в космос.

Совещание началось. Венька предоставил слово Павлику. Тот откашлялся и начал:

— Модель готова. Сегодня будем красить. Это кассета для двигателя, то есть пиротехнических ракет. Если она выдержит температуру горения пороха и бертолетовой соли, то смогут сработать все три ступени. И корпус не сгорит.

— Выдержит! — уверенно сказал Валерий. — Один полет во всяком случае.

Кассету помогали делать Валерий и Ваня Шумилов, поэтому выглядела она, как фабричная: гладко отшлифованная, с аккуратными заклепками.

Павлик вставил кассету в корпус, опустил ракету носом вниз, и металлический наконечник на завесе открылся. Из него легко выскользнул шелковый парашют и повис на капроновых стропах.

— Контейнер с парашютом, — коротко объяснил Павлик. — Вот и все, что сделано.

— А теперь вам слово, Демьян Захарович! — официально сказал Венька.

Демьян Захарович раскрыл сверток, и мы увидели кучу пиротехнических ракет. Длинные, белые, с фитилями, они были похожи на обыкновенные свечи.

— Ваш заказ выполнен, — сказал он. — Размеры соблюдены.

Венька не удержался и схватил одну.

— Чижевский, осторожно! — прищурив глаза, предупредил Демьян Захарович. — Проверь, нет ли у тебя в карманах чего-нибудь воспламеняющегося.

Венька покраснел.

— Что вы, что вы, я больше не курю!

— Ну, смотри! — Демьян Захарович погрозил ему пальцем.

Ракеты вошли точно. Все семь штук.

«Ух ты!» — без конца восклицал Захар и подпрыгивал, как будто его каждый раз жалила оса.

— Значит, говорите, осталось только покрасить? — спросил Демьян Захарович.

— Покрасить, — подтвердил Павлик.

— Стойте, ребята! А мы забыли про эстакаду! — спохватился Венька. — С чего-то ведь надо ее запускать!

— Только не эстакаду, — покачал головой Павлик. — Эстакада наклонная, а наша ракета должна лететь вверх. Нужны вертикально направляющие рельсы. — И он тут же набросал на листе четыре параллельных прута.

— Да ты, парень, голова! — сказал Демьян Захарович. — А из чего их делать?

— Можно из дерева.

Захар все время поднимал руку, как на уроке.

— Ну, говори уж, — сказал Венька.

— Я, я сделаю «рельсы»! Честное слово, хорошо сделаю! Вот увидите! Только мне чертеж нужен.

— Конечно, пусть делает, — поддержал его Демьян Захарович.

Захар бросился к дверям.

Я все время молчал, слушал и очень завидовал Веньке и Павлику. Я только спросил:

— А откуда пускать будем?

— Это тоже важный вопрос. Нужно подыскать подходящую площадку, — сказал Демьян Захарович. — Пойдемте посмотрим, что ли…

— Идемте, — согласились Венька и Павлик.

Когда мы выходили из домика, в дверях торчало десятка два голов. Оказывается, часовые и болельщики все время смотрели и слушали, а нам было не до них. Демьян Захарович тут же вернулся в домик и забрал с собой пакет с ракетами.

— Вы уж не обижайтесь, но этого я оставить не могу, — сказал он. — Пусть у меня побудут.

«Ракетодром» решили делать на стадионе, на краю поля.

— Придется увеличить охрану и добавить строителей, — с очень серьезным видом начал Венька. — Надо ведь ограду сделать.

— Безусловно, — кивнул головой Демьян Захарович. — И места отхватите побольше.

Венька тут же сообщил мне, кого он думает привлечь для этой работы. Насчитал шесть человек, хотя сделать это могли двое.

— Пожалуйста, — сказал я, — бери. Проволоку для ограды я видел возле кухни.

Павлик побежал за красками, и все разошлись.

Перед ужином, во время аттракционов, прибыла почта. Среди писем лежала открытка от отца. Наконец-то! Я десять раз перечитал ее.

«…Дорогой Митя, не кисни! Ты ведь мужчина! В жизни надо быть готовым ко всему. Мы с тобой всегда будем вместе! На днях заеду. Целую. Отец».

Открытка была написана поспешно, как видно, прямо на почте, но у меня на душе сразу стало легче. «Мы с тобой всегда будем вместе!» — значит, дома все в порядке. Иначе этого понимать нельзя. Я стал думать об отце: все-таки я его очень люблю и скучаю по нему. С ним всегда спокойно, потому что он сильный и решительный. Мне бы очень хотелось во всем быть похожим на него. А может быть, я и похож на него… Интересно бы сейчас посмотреть в зеркало. Но я тут же подумал, что не в сходстве дело — дело в поступках. И раз я «мужчина», то «киснуть» действительно не годится!

Мои мысли прервали чьи-то шаги. Я поднял голову и увидел Маю. Взъерошенная, раскрасневшаяся, с ножницами в руках, она вопросительно смотрела на меня. Я показал ей сложенную вдвое открытку и тут же спрятал ее в карман.

Мая тихо сказала:

— Я за тебя очень рада! — И побежала срезать конфеты.

Засыпая, я видел нашу семейную фотографию, которая лежит под стеклом на письменном столе. Я сижу рядом с мамой, а папа, чуть склонившись, стоит позади и обнимает нас. Родители улыбаются, а я сижу очень важный. Внизу на белой кромке чернилами написано: «Союз нерушимый!» Это написал сам папа… И я опять подумал: «Значит, все в порядке…»