Три куля черных сухарей

ИГРА

Война между «зелеными» и «синими», как и обещал военрук, началась 23 февраля. Но первые месяца полтора она шла главным образом в стенах школы и была совершенно бескровной, по существу это было время интенсивной подготовки к активным действиям: формировались подразделения, назначались командиры, разрабатывались планы, ставились задачи, знакомились с рельефом местности; войска учились спасаться от пулеметного огня, от бомбежки, от газов. В это время больше всех доставалось военруку, который с одинаковой страстью воевал и за «синих», и за «зеленых».

Только в середине апреля, когда просохли буераки и кучугуры, Павел Сергеевич вывел свое войско для генерального сражения на оперативный простор.

В игре участвовали одни старшеклассники — два восьмых и два девятых. Каждый класс именовался теперь взводом, два класса составляли роту. Десятый, как самостоятельная боевая единица не существовал: класс этот малочислен, и все его ребячье население было назначено командирами рот и взводов в других классах.

Силы «зеленых» и «синих» были абсолютно равны — у тех и других по два взвода. «Зелеными» командовал Костин, «синими» — Гурин. Сорокина и Глазкова Павел Сергеевич взял к себе в группу наблюдателей-посредников.

Гурину достался восьмой «А» и девятый «А», оба «Б» попали Костину. Васька не знал, хорошо это или плохо: в девятом «Б» училась Валя Мальцева, и, конечно, ему очень хотелось, чтобы она была рядом. Но с другой стороны, ее присутствие сковало бы его по рукам и ногам, при ней он стыдился бы своей роли командира, и это сделало бы его совершенно недееспособным.

А как часто просил он судьбу, чтобы она свела их где-нибудь вместе! На войне, например… Он ранен, лежит в госпитальной палате, долго был без сознания и в бреду все звал ее. Очнулся, открыл глаза, а она сидит перед ним и счастливо улыбается. И говорит тихо: «Тебе вредно волноваться… Я все знаю… Я тоже тебя очень люблю…» Но это может быть только на настоящей войне, а не на этой, игрушечной…

— Гурин! Гурин! — с трудом вывел Ваську из раздумья военрук. — Ты о чем?.. Перед боем только о победе надо думать. У тебя все в порядке?

— Все, — сказал Гурин, оглянувшись на свое войско.

Кроме знаков различия, командиры рот выделялись из общей массы еще и большими полевыми биноклями, точно такими, какой болтался на груди у военрука. Сам же военрук, кроме того, был экипирован полевой сумкой и большой кобурой с ракетницей. Из средств передвижения Павел Сергеевич имел массивный черный велосипед, который стоял пока прислоненным к стенке школьного крылечка.

— Смотри!.. Если окажетесь в кучугурах, ни в коем случае не залезайте в норы — опасно.

— Я знаю, — сказал Гурин.

Кучугуры — это старый заброшенный кварцевый карьер. Когда-то, поработав на совесть, экскаваторы оставили здесь после себя такие горы, что лучшего места для игры в войну трудно и придумать. Однако там еще и до сих пор сохранились норы — штольни. Рудничная крепь в них сильно подгнила, и поэтому прятаться в штольнях стало небезопасно.

Военрук посмотрел на часы, предупредил Гурина:

— Значит, так… Тронетесь ровно через полчаса после нас. — Поманил к себе Клесова. — Возьмите велосипед, будете связным между мной и обеими группами.

— Давайте лучше я буду, — не выдержал Глазков, с завистью поглядывая на велосипед. — Он же ногами до педалей не достанет.

— Ничего! Ты и без велосипеда быстро бегаешь, — сказал Клесов и заспешил к машине, схватил ее за круглые «рога».

Наконец «зеленые» двинулись в путь — на свои исходные позиции. Вместе с ними ушел и Павел Сергеевич, прихватив с собой и группу посредников. С «синими» из наблюдателей остался только физрук.

По улицам поселка войска проходили шумно — с песнями, с горном. Они были увешаны оружием — деревянными винтовками, трещотками, противогазами, биноклями. В белых косынках, в нарукавных повязках, с сумками в красных крестах сестры милосердия — все это имело внушительный вид и возбуждало любопытство старого и малого поселкового люда.

Старухи смотрели вслед, кивали головами, крестились:

— Доиграетесь, анчихристы!..

А мальчишки пристраивались к участникам игры, просили взять их с собой, и, пока вышли за поселок, туринский отряд так оброс ими, что он вынужден был назначить им старшего и пристроить их в хвосте колонны.

— Будете считаться добровольцами, и прошу соблюдать дисциплину, иначе всех завернем обратно, — предупредил он мальчишек.

Завернуть их, конечно, не было никакой силы, но угроза подействовала — волонтеры шли колонной, по пути вооружались палками.

Стоял теплый весенний день. Пахло землей и свежей травой, в небе непрерывно пели невидимые жаворонки. От пашни поднимался белый ленивый пар — земля курилась, будто на горячей сковородке.

Когда прошли песчаный карьер, за ним — глинище, где местные жители брали на свои нужды песок и глину, Гурин свернул с большой дороги на проселочную, чтобы обогнуть кучугуры и быстрее выйти к месту назначения. Через луг шли по узкой тропке длинной цепочкой по одному, растянувшись на добрый километр, зато солончаковый бугор брали штурмом. Многочисленные малопуганые суслики становились на задние лапки, смотрели удивленно на это нашествие и с беспокойным свистом прятались в норки. Запоздавших зверьков мальчишки гоняли по бугру, силясь поймать. Но суслики уже успели окрепнуть после зимы, бегали шустро и в руки не давались. Месяц назад, когда еще и норки не совсем оттаяли, когда и воды-снежницы в лужах было полно, тогда ребятишки их ловили легко: полведра воды выльют в норку, он и выползает. Сколько их уничтожили, а будто и не трогали — бегают как ни в чем не бывало. Ребята совхозу помогали избавиться от этих грызунов, да разве от них избавишься! Вон на зеленях какие плешины, холмы белые — это все работа сусликов, там их целые колонии. Совхозные рабочие ездят с бочкой по полю, в бочке отрава, они заливают ее в норы и плотно забивают дыры. Но и это мало помогает: говорят, у сусликов такие хитроумные норки, что они могут отсидеться в потайном месте невредимыми, а когда опасность минует, откопать им себя — раз плюнуть.

…Лет через тридцать Гурину придется побывать в этих местах — тут будет уже шуметь густой лес, широкое шоссе проляжет от Донецка на Краматорск, над полями повиснут многочисленные дождевальные установки, и множество радуг от них встанет красивыми арками над знойной землей. И редкий суслик пробежит через дорогу, прячась где-то в нераспаханной обочине. Удивится Гурин, что нынешние ребятишки не получают заданий и не берут повышенных обязательств по борьбе с главным вредителем здешних полей — сусликом. Удивится и напишет очерк, в котором расскажет, как они когда-то в детстве боролись с грызунами. А потом еще больше удивится, когда его начнут «бить» за этот очерк — «за проповедь бессмысленного и жестокого уничтожения невинных зверьков». Потому что к тому времени химия уже очень многое умертвит и все кому не лень станут говорить о защите природы, и даже всех хищников, и волка в том числе, будут называть не иначе как только «санитарами». И тогда станет модным рядиться в тогу радетеля первозданности природы. Браконьеров же — и речных, и морских, и лесных, и степных — несмотря ни на что разведется небывалое количество, и будет их так много — и действующих на свой страх и риск, и облеченных большой властью, — что и бороться с ними станет так же трудно, как тем ребятишкам было трудно бороться с сусликами.

На бугре Васька приказал своему отряду остановиться и построиться походным порядком. Впереди уже виднелся пруд, влево от него в низине зеленели многочисленные кусты вербы, а справа вдоль по ложбине до самой железнодорожной насыпи тянулся лес. Чем дальше от пруда, тем шире лес разрастался по ложбине, и по здешним понятиям он был настолько велик, что его звали Большим, в отличие от другого, который рос гораздо ниже пруда и звался просто Буерачком. Вот на этом берегу пруда, на этой стороне Большого леса, Гурин и должен был со своим войском занять оборону.

Гурин посмотрел в бинокль и увидел за прудом на бугре несколько человек. Он скорее догадался, чем узнал, что это была группа наблюдателей во главе с военруком.

Возле пруда Васька спрятал всех в большой овраг, из которого когда-то брали землю на плотину, предупредил:

— Не маячить! С этого момента начинается война. За нами наблюдают. Прошу без приказания не стрелять, не шуметь, и никаких перебежек. — Он подозвал к себе двух ребят посильнее, дал им задание: — Вы пойдете в разведку. Вон там, ниже новой плотины, когда-то был старый пруд. Теперь он зарос кустами. Пойдите и узнайте, можно ли пройти через него, высох он уже или, может, там еще болото. Вообще узнайте, можно ли там пройти на ту сторону. Только осторожно смотрите, чтобы вас не схватили «зеленые».

Разведчики ушли. Васька собрал командиров, спросил:

— Ну, что будем делать?.. Как обороняться?..

Те переглянулись, заулыбались, задвигали плечами.

— Лес надо тоже обследовать, — сказал один из них.

— Лес я знаю… — сказал Васька. — Там только в одном месте можно перейти через болото, где бревно проложено. Но по одному бревнышку вряд ли всю армию переведешь для наступления. Там могут пройти только разведчики или небольшая группа.

Местность Гурин знал хорошо. Это тот самый пруд, у которого он когда-то собирал кизяки и в котором он чуть не утонул. Посмотрел на воду, на тырло, вспомнил давнюю историю, взгрустнул.

С бугра на велосипеде спустился военрук, подъехал, послушал «военный совет», спросил у Гурина:

— Какое решение командира? Как будешь оборону строить?

— Сейчас, — сказал Васька. — Разведчиков ждем.

Военрук обвел глазами весь лагерь, увидел ребятишек, удивился:

— А эти откуда?

— Волонтеры, — сказал Гурин. — Пусть.

Покрутил военрук головой — непорядок.

— Но почему? — стал защищаться Васька. — Пополнили армию за счет местного населения, которое добровольно вступило в наши ряды, так как приветствует нашу справедливую борьбу, нашу освободительную миссию.

— Уговору не было. Не по условиям, — сказал военрук.

— В войне разве все предусмотришь? — возразил Гурин, улыбаясь. — Сами говорили: действовать по обстановке. А куда я их дену? Не прогонишь ведь…

— Ладно… Может, ты и прав.

Вернулись разведчики. Они были все с головы до ног унизаны вербной лозой с чуть распустившимися почками и длинными, похожими на жирных желтых гусениц, сережками. Желтая пыльца обильным слоем лежала на их одежде, на лицах — на бровях и даже на ресницах. Девчонки тут же бросились к красивым веточкам, и вся маскировка разведчиков вмиг была содрана с них и быстро разошлась по рукам, вызвав небывалый восторг у «медицинского персонала».

Разведчики доложили, что дно старого пруда вполне проходимо, а единственное препятствие на нем — ручей — можно перепрыгнуть в любом месте.

— «Зеленых» там не видели?

— Видели — троих. Кажись, тоже дно проверяли.

Услышав о «зеленых», Гурин заулыбался, будто разгадал их замысел.

— Ну, вот… Я думаю так. Сюда, на плотину, по дороге наступать они не будут — в лоб не полезут. Там, через лес, очень долгая переправа. По скользкому бревнышку до вечера не переберутся. А потом — не каждый там и пройдет. Скорее всего, они пойдут кустами слева — тут можно незаметно пробраться на наш берег и всеми силами ударить сбоку.