Ящик Пандоры, или пропавшие дети

– Похоже, приходила, – ответила Надежда Сергеевна. – Вечером кто-то, слышу, ключом дотронулся до замка – и будто током ударили! Ключ упал, зазвенел по лестнице, а эта тварь как завоет, как закричит! Голос и не понять, женский или мужской. Только и разобрала я: «Ну ты ещё поплачешь, я ещё вернусь!..» Потом прошумело, прогремело, будто по лестнице кто-то кубарем скатился. И – всё. Больше ничего не было. Никто не стучался, не приходил. Мне кажется, она это была.

– Она, кто же ещё, – согласилась Александра Петровна.

Грехов у обеих набралась тьма тьмущая. Зато когда отец Филофей прочитал разрешительную молитву, до чего же легко стало Надежде Сергеевне! Так легко, что она испугалась, взмолилась про себя: «Господи, не допусти взлететь в храме Божием! Я и так от гордыни никак не избавлюсь. А тогда совсем погибну!»

И не взлетела. Но необыкновенная лёгкость весь день ощущалась в теле.

Александра Петровна потом призналась, что тоже чувствует себя так, словно скинула с плеч тяжеленную ношу. Даже тоска по пропавшей дочери целый день не терзала душу. Было только тихое смирение перед святой волей Божией и вера в то, что все испытания Господь посылает во спасение.

На Литургии обе причастились и впервые поняли, что значит: Животворящие Святые Тайны. Каждая жилочка запульсировала горячим биением, каждая клеточка в теле наполнилась неведомой радостной силой. Будто и не было ночи без сна – обе женщины стояли помолодевшие, свежие, глаза сияли кротким светом. Глядя на них, вряд ли кто-то поверил бы, что эти женщины пришли в храм с великим горем. Скорее уж можно бы подумать, что в их жизни случилось нечто такое радостное, за что и благодарят они Бога с непроливающимися слезинками на лучащихся счастьем глазах.

А после Литургии отец Филофей подозвал их:

– Вот что, сестрицы, вам бы сейчас на пару недель поехать трудницами в монастырь! И помолились бы, и потрудились. И благодать сохранили бы нерастраченной.

– Как же, – нерешительно возразила Александра Петровна, – а если наши доченьки вернутся…

– Чада милые, не ждите так скоро Божией милости, – вздохнул священник. – Это только маги обещают: мол, взмахну волшебной палочкой, и всё сразу сбудется. За деток молиться – кровь проливать! Ну а если и вернутся они раньше вашего, неужели Господь Сам не устроит всё по Своей благости! Он ведь ваших дочек любит так, как сами вы никогда не любили!

– Поедем? – переглянулись подруги. – Поедем!..

– Вот и славно, – обрадовался батюшка. – Через полчаса от нашей церкви повезут на автобусе вещи в один дальний и тихий монастырь. О нём мало кто слыхал: ни особых святынь, ни великих старцев, к которым едут со всей России и из-за рубежа. Небогато живут: свет отключен за неуплату, газ и того раньше отрезали. Зато от молитвы в нём ничто не отвлекает. Батюшка там хоть некнижный, да сердцем чистый. И матушка настоятельница, монахиня Илария, ему под стать. Коли захотите отличить её среди сестёр – ищите самую смиренную, не ошибётесь.

По молитвам батюшки Филофея все мирские хлопоты легко уладились в эти полчаса до отъезда.

Надежда Сергеевна переживала, как же успеть ей передать на работу заявление на отпуск – и вдруг прямо у дверей храма столкнулась со своей начальницей. Та, оказывается, решила заехать, поставить свечку к иконе Сергия Радонежского: прошлый учебный год сын окончил на одни тройки… Услыхав, что у Надежды Сергеевны проблемы с дочерью, не стала и спрашивать, какие – молча подписала заявление этим же числом и забрала с собой, чтобы отдать в приказ.

И Александре Петровне не пришлось долго объяснять по телефону мужу, зачем уезжает на две недели в монастырь.

– Езжай, молись, – со вздохом отозвался Михаил Дементьевич. А про себя добавил: «Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало…»

И через несколько минут женщины поехали в тот дальний монастырь, куда не возят паломников, не приезжают иностранные туристы, зато благое безмолвие само нисходит на уста, а в сердце каждый стук сплетается с непрестанной молитвой. И каждое слово в ней имеет свой цвет и вес, каждое озарено глубоким смыслом.

Вроде и не останавливаешься, чтобы размыслить, что сие значит: Господи, что – Иисусе, – а как-то само собой понятно, что: Господь – значит Господин всего мира и всей моей жизни, Иисусе – Спасителю, и это вовсе не дательный, а неведомый прежде звательный падеж… И так за несколько мгновений каждое слово молитвы легко произнесётся, да в то же время и озарится, высветится во всей неотмирной своей красоте и глубине.

Правда, так вот в нераздельном слиянии ума и сердца пошла Иисусова молитва лишь к концу второй недели. Когда руки огрубели от мозолей, а ноги вечерами гудели громче колокола. Когда батюшка Никандр уже не спрашивал, читали ли они нынче Евангелие, а матушка Илария собственноручно вышила обеим в подарок по красивой закладке для Псалтири.

И когда послушница Феодосия с тихой печалью сказала: «Сестрицы, поспешите на трапезу: пришел автобус, и матушка благословляет вас ехать», – Надежда и Александра не смогли удержать слёз. Уже уезжать!..

А матушка вышла проводить их не в обычной плохонькой своей одежде, а в праздничном облачении, с наперсным крестом и посохом.

– Бог благословит вас, сестрицы, – она перекрестила обеих трудниц и напоследок молвила утешительно:

– Недолго ещё вам осталось страдать. Потерпите, помолитесь – вот увидите, вернутся ваши чадушки! Мы все о них молимся.

– И о Настеньке? – встрепенулась Александра.

– А о ней по три лишних поклона кладём в келейной молитве. Не сказала бы я этого, не дело монахам хвастать молитвами, да вижу, как ваши душеньки чают утешения. Не скорбите! «Близ Господь сокрушенных сердцем и смиренныя духом спасет»!

Автобус тронулся по разъезженной дороге, ныряя между огромными глыбами осенней грязи, а матушка долго стояла, не замечая дождя, и крестила, крестила вслед возлюбленных сестриц.

Часть II . По ту сторону стекла

Планета Грациэлло

Неужели я жива? Что за безумие было – отправиться в этот полёт!..

Стася осторожно провела руками по телу: всё болело, каждая косточка, каждая клеточка, но она несомненно была жива. И, кажется, даже могла двигаться.

Однако куда же это её занесло? Девочка с любопытством огляделась. Каменистая дорога протянулась, сколько видит глаз, через необозримую песчаную равнину.

У Стаси нехорошо засосало под ложечкой: ничего себе! – в пустыне без глотка воды! Под палящим солнцем!.. Вот уж нечего сказать, славный она подвиг совершила… Когда аборигены найдут её обглоданные местными шакалами и обгоревшие на солнце кости, они и не догадаются, что это прах великой путешественницы сквозь звёздные миры…

Ещё эту побрякушку нацепила, – она со злостью рванула медальон, пытаясь снять его с шеи и закинуть подальше. Но золотая пластинка словно приросла к блузке. Вдруг из неё вырвался ослепительный луч – и длинной золотой линией пролёг вдоль дороги куда-то вдаль, за горизонт. А через миг небо осветилось яркими вспышками таких же лучей – словно кто-то сигналил в ответ: помощь близка, держись!

Девочка приободрилась. Только бы поскорее пришла эта помощь. Она едва тащилась по камням дороги. В сердце вдруг ожил леденящий ужас.

В самом начале лета ей приснилось, что она вот так же идёт по пустыне – только там вообще не было никакой дороги, и было это на Земле. Вдруг откуда-то из-за бархана вышла удивительно красивая девочка, чуть постарше её самой. На нежном белом личике приветливо светились голубые глаза, на плечи волной ниспадали золотые кудри. Одета была она в просторное и лёгкое ослепительно-белое полотняное одеяние, отороченное изящным орнаментом из золотых нитей. Незнакомка приблизилась и сказала:

– Возьми меня с собой! Вдвоём идти легче. К тому же я хорошо знаю эти места.

Стася обрадовалась: теперь она не заблудится среди песков. И они пошли рядом, весело болтая о чём-то, что сразу забывалось. Но было так хорошо, так спокойно идти с верной проводницей. И хотя пескам не видно было конца и края, не было и причин для тревоги, ведь девочка улыбалась – значит, они не сбились с пути. Песчаные горы обступали со всех сторон, и между ними не было даже намёка на тропу.

– Долго ещё идти? – повернулась Стася к спутнице.

– Тебе – нет, – коротко ответила она и внезапно, обхватив её шею, стала душить!.. Стася вырывалась что есть мочи, но девочка была сильнее. С безжалостной улыбкой в красивых глазах она наблюдала, как пресекается дыхание Стаси.

– Кто… ты? Что ты… делаешь? – с болью выдохнула Стася. И услышала:

– Моё имя – Мираж. Я заманиваю путников в пустыню и убиваю их.

Мама тогда, услышав об этом сне, нахмурилась:

– Не будь суеверной! – но, помолчав, добавила:

– Если бы я верила в сны, посчитала бы твой сон предостережением. А что: если и впрямь есть некие Высшие силы, – понятно, что мы, люди мыслящие, в отличие от всяких невежд, не признаём существование Бога или, что ещё смешнее, Ангела Хранителя, – но и многие маститые учёные говорят о том, что есть над миром Высший Разум. Так вот вполне возможно, что это Высший Разум предостерегает тебя от какого-то недоброго знакомства. Очень легко обмануться, принять за настоящее – мираж… Хотя, – оборвала она саму себя, – уж тебя-то оберегать от необдуманных поступков, пожалуй, излишне. Какие там знакомства! Тебя из книг клещами не вытащишь!

– Как и тебя, мамочка, – засмеялась тогда Стася. Обе они ничем так не дорожили, как хорошими интересными книгами.

…До чего же некстати припомнился ей тот сон! Так и с ума можно сойти от страха. Вон что-то – или кто-то – копошится за дальним барханом… Девочка в страхе бросилась бежать. Краем глаза она видела, что и это существо за барханом тоже прибавило скорость, вроде бы направляясь в ее сторону. И этот кто-то был жёлтый зверь с косматой гривой и разинутой пастью. Лев?! Стася вскрикнула, ноги её ослабели, она рухнула на дорогу. Только не смотреть! – она крепко зажмурила глаза, прощаясь с жизнью.

Вдруг резкий гул заполнил небо, и девочка с неясной надеждой подняла голову. Прямо над ней зависло огромное летающее блюдце – вроде тех, что описывают фантасты и контактёры. По краям блюдца светились круглые иллюминаторы. Из одного окошечка внезапно вырвался слепящий луч – и ударил прямо в зверя, оказавшегося совсем маленьким и вовсе не страшным – это был обычный тушканчик, только очень лохматый. От удара луча голова его разлетелась на куски, а тельце рухнуло на песок и задёргалось в агонии.

Стася, уже поднявшаяся на ноги, не могла отвести глаз от этой ужасной картины. Потому-то и прозевала торжественный миг, когда блюдце опустилось в нескольких шагах от неё и из широкого люка вышли несколько инопланетян. Они были совершенно такие, как в фантастических фильмах: голубовато-серые удлинённые лица с огромными глубоко вдавленными глазами, безгубые рты и ноздри прямо на безносых лицах. Пренеприятнейшее зрелище являли собой эти существа с перепончатыми трёхпалыми руками, с безобразными тельцами на жидких ножках.