Ящик Пандоры, или пропавшие дети

И всё же на душе отчего-то стало тягостно. Надежда Сергеевна набрала воды в чайник, поставила его на плиту, сама стала чистить картошку. В таких случаях Аня прибегала и тут же хваталась за второй ножик: вдвоём картошка чистится и быстрее, и веселее. На этот раз дочь крикнула, не вставая с кресла:

– На меня не готовь, я есть не хочу.

– Как это: не хочешь? – мама вышла из кухни, озабоченно оглядела дочь. Что-то в ней неуловимо изменилось, но что – невозможно понять.

– Ты не заболела, доченька? – она дотронулась до лба девочки и тут же отдернула ладонь: лоб был обжигающе холодным!

– Анька, ты что – из холодильника вылезла? – не могла она скрыть удивление.

– Да ну что ты, – рассмеялась девочка. – Это я в холодном душе чуточку переохладилась.

Холодный душ? Быть того не может! Неженка Аня, любительница поплескаться в тёплой воде, вдруг решила закаляться?

– Знаешь, доченька, нельзя так резко менять все свои привычки. Ты можешь не выдержать, – мягко сказала мама. Но дочь по-взрослому холодно ответила:

– Я – выдержу. – А потом, разглядев на лице матери грустную складку, изменила тон:

– Мамуленька, а можно, я схожу за лимонадом? Я ведь заработала бутылочку кока-колы или пепси!..

– Ты же никогда не любила кока-колу и пепси! – удивилась мать. – Терпеть не могла, называла бурдой…

– Мало ли что я раньше говорила! – капризно произнесла девочка. – По телику сказали, что в этих напитках много энергетических веществ. Значит, они полезны.

– Ну ладно, как хочешь… Только как же ты пойдёшь сразу после душа? Простынешь!

– Никогда! – девочка вскочила, закружилась по комнате, как легкокрылая бабочка. Быстро переоделась в платьице и выбежала из квартиры, задержавшись лишь на секундочку перед дверью, чтобы показать язык своему отражению в трюмо.

Что-то ещё было не так… Но что? И вдруг Надежда Сергеевна вспыхнула от чётко проступившей картинки: дочь взяла у неё деньги, а потом и пакет для продуктов – левой рукой!

Что же происходит с тобой, доченька?..

Две матери

Яна не упускала случая скорчить рожу перед зеркалом. Казалось, ей доставляло удовольствие заставлять Аню делать то, что ей было противно. В тот свой первый вечер в роли Ани она едва не провалилась: привычно повернула в скважине ключ левой рукой – и перехватила напряжённый взгляд Надежды Сергеевны. Мысленно обругав себя последней идиоткой, Яна изобразила на лице весёлую улыбку:

– Ну как, мамуль, ловко у меня получается действовать левой рукой? Весь день тренировалась!

Глаза Надежды Сергеевны оттаяли: загадка разрешилась так просто! А девочка продолжала щебетать:

– Мало ли что в жизни случится, надо уметь работать обеими руками! Ведь правда?

– Наверное, – не совсем уверенно согласилась мама. А Яна с нарочитой небрежностью взяла в правую руку бутылочку пепси…

На следующее утро, как только Надежда Сергеевна ушла на работу, Яна начала отрабатывать движения: надо было научиться делать всё правой рукой не хуже, чем левой. Скоро в школу – и там уж точно мигом раскусят в ней левшу! Мало того. И читать, и писать теперь придется слева направо. Научиться этому будет посложнее, чем заставить правую руку справляться с делами, как левая.

Наверное, не надо было так резко менять все Анькины привычки: ещё хорошо, что удалось притворными ласками усыпить неясные подозрения Надежды Сергеевны. Уж что-что, а изворачиваться Яна умеет, мгновенно рассеивает всякие «почему?»

Да потому что – переходный возраст («Ох, мамочка, ну когда же он закончится, этот противный возраст!..»); потому что Аня так любит свою мамочку, что не позволит и пылинке взгромоздиться на стерильно чистом полу. Потому что новая причёска ей больше нравится… С причёской пришлось повозиться. Упрямые волосы ни в какую не хотели слушаться, укладываться по-Анькиному!

Чтобы мать не дотрагивалась до неё, вечерами Яна стала безвылазно сидеть в Аниной комнате. Благо там стоял маленький телевизор. Анька редко включала его, ей больше нравилось читать книжки про животных и сказки. А Яна убирала звук, чтобы не было слышно, и замирала перед экраном, не отрывая глаз от мельтешащих кадров.

В то утро Надежда Сергеевна встала пораньше. Последняя суббота каникул – надо устроить «боевой смотр» Аниным учебникам и тетрадкам, одежде, ещё в начале лета купленной для школы.

– Доча, сбегай на рынок, купи продуктов, – попросила она. И девочка выскользнула за дверь с кошёлкой и списком покупок.

И что толкнуло Надежду Сергеевну зайти в комнату дочери? Та уже несколько дней не позволяла ей даже заглядывать: захлопывала дверь перед носом!

В комнате Ани было так же чисто, как и во всей квартире. Но… куда же делись Анины куклы? И книжная полка опустела, а ведь дочь, закрываясь в комнате, всякий раз говорила, что хочет почитать интересную книжку.

И – ни одной иконы не осталось, даже воск от свечи тщательно счищен с полки!

Надежда Сергеевна никогда не была богомольной. Просто – крещёная в детстве, по большим праздникам ходила в церковь, изредка и так заходила: поставить свечку или заказать молебен. Когда родилась Анечка, они вместе с матерью повезли её и окрестили в храме. И потом, узнав, что её мама стала возить с собой маленькую внучку на службу, Надежда Сергеевна даже умилилась в душе: хоть Анечка будет причащаться и молиться! Ах, если бы в своё время и её саму с детства приучили к храму! Но теперь уж поздно, так пусть хотя бы Анечка растёт с верой в душе. Пока жива была бабушка, она успела научить Аню самым нужным молитвам, возила её к Причастию. Сейчас, правда, доченька давно уже не ходит в храм, но иногда зажигает свечки перед иконами, потихоньку молится. Крестик носит…

Крестик? Да ведь и крестика на ней, кажется, нет. Не кажется: что лукавить – точно нет. Утром она вышла в ночной сорочке с большим вырезом, повихлялась перед зеркалом, потом пошла умываться и чистить зубы. И крестика на ней не было!

Как изменилась Аня! Просто другая девочка!

Что вообще происходит с детьми? В их доме в один день пропали два ребёнка! Анины одноклассники, Стася и Лёша. Они не сбежали из дому: все вещи остались нетронутыми, никаких странностей в их поведении не было, с родителями не ссорились. Необъяснимо и то, что пропали в одно и то же время дети, не то что никогда не дружившие – попросту не замечавшие друг друга. Если бы исчезли Севка и Юрка, это всё-таки можно было бы как-то объяснить: мальчишки – не разлей вода, вместе подались куда-то. У Стаси и Алёши не было ничего общего.

Никто не видел и чтобы дети садились в чью-то машину. К тому же похитители теперь уж давно позвонили бы, потребовали выкуп. Но никто не звонил, не писал, не присылал электронных писем.

Вся эта история с исчезновением Стаси и Алёши была странной и запутанной. Дети, игравшие на площадке, в один голос уверяли, будто в то утро у них во дворе появился какой-то магазин, в котором исполнялись желания. Будто бы вечно голодную Нину Сермягину там накормили так, что её три дня рвало чем-то чёрным и зелёным; Вике подарили игрушки, а Рите наряд настоящей принцессы. Только все эти подарки оказались хуже китайских подделок: в один миг пришли в полную негодность. В этот-то магазин и зашли сначала Стася, а потом и Алёша. Зашли – и больше их никто не видел. Исчезли вместе с магазином.

Да ведь, говорят, и Аня тоже туда заходила. Вылетела из него стрелой – и сразу домой. И как раз с того дня с ней случилось что-то непонятное. Слишком уж она стала непохожей на себя. Что же с ней сделали в этом… как его – «Ящике Пандоры»?

У Риты в тот день бабушку на «скорой» увезли. Рита что-то такое натворила дома, что бабушка как вошла – так и рухнула на пол. Теперь внучка каждый день торчит под окнами больницы, но бабушка не хочет её даже видеть. Заявила, что лучше будет снимать квартиру, чем жить с такой внучкой.

И Вика ходит потерянная, глаза зарёванные. Такой она была после похорон матери.

Только Аня выглядит довольной жизнью. Всё у неё ладится – лучше некуда. И во дворе никто к ней больше не пристаёт, не обзывает собачницей. Так ведь и с собаками она перестала возиться.

Может быть, Надежда Сергеевна так не тревожилась бы о дочери, ведь вроде бы все перемены были исключительно к лучшему, но вот уже третью ночь Аня снится ей – бледная, исхудавшая, – и плачет:

– Мамочка, спаси меня! Мамочка, милая, помоги!..

Надежда Сергеевна в волнении ходила по квартире, вспоминая одно за другим события последних дней. Почему так не радует её идеально вылизанная квартира? В ней стало трудно дышать. Что настораживает в изменившемся облике Ани? Что в ней – не так? Отдельные штрихи упрямо не хотели складываться в законченную картину. Чего-то ещё не хватало.

Дверь тихонько скрипнула – и Надежда Сергеевна обернулась, досадуя на новую привычку дочери крадучись входить в квартиру, словно она пытается застать мать врасплох. Раньше Аня с порога кричала:

– Мамочка, я пришла! – и громко хлопала дверью. Подумать только: раньше это всегда раздражало мать, а теперь что-то недоброе чудилось ей в новых повадках дочери.

Та поставила сумки на пол, привычно повернулась к зеркалу. И состроила такую безобразно-злющую мину, что Надежда Сергеевна содрогнулась: ещё неделю назад такого не было! Но… что это! Ей на миг показалось, что у Аниного отражения в зеркале выкатилась из глаза слезинка. Так и есть: застыла на щеке.

– Ты плачешь? – бросилась она к дочери. – Кто тебя обидел?

Девочка сердито стукнула кулаком – левым, опять левым! – по зеркалу. Повернулась – и Надежда Сергеевна увидела совершенно сухие глаза.

– Кто меня может обидеть! – раздражённо бросила дочь. – Я и не думала плакать. Тебе показалось.

– Извини… – смутилась мать. Но взгляд её чуть дольше, чем обычно, задержался на тоненьких плечиках дочери. Крестика на ней не было.

Она долго не решалась задать прямой вопрос. Отнесла в кухню и разобрала продукты, сварила борщ – Аня всегда любила его. В последнее время она совсем ничего не ела, только пила кока-колу и пепси. Сейчас мать приготовила самые любимые Анины кушанья: жареную картошку, блинчики со сгущёнкой, грушевый компот. Позвала дочь обедать. Но она отказалась:

– Я по дороге поела мороженого.

– И что же? – не поняла мать. Аня прежде не страдала плохим аппетитом, и порция мороженого никогда не помешала бы ей поесть ещё и борща и других вкусностей.

Надежда Сергеевна словно бы невзначай открыла дверь Аниной комнаты. И успела заметить на лице девочки злобное выражение, мгновенно сменившееся маской: я вся внимание!

– Анечка, так ты, может быть, к Причастию готовишься – постишься? – спросила Надежда Сергеевна. Холодная ярость плеснула из не по-детски высокомерных глаз:

– Нет, не готовлюсь! И весь старый хлам, как видишь, я выкинула! Ты ведь без меня заходила в мою комнату! – голос её звенел обвиняюще.

– С каких это пор я не могу в неё заходить? – возмутилась мать.

– Вот с этих самых! – отрезала девочка, в которой всё меньше оставалось от прежней Ани. Неужели ещё неделю назад Аня боялась не то что словом – взглядом обидеть мамочку?..