Пропавший брат

* * *

...Гостиницы в Омске были переполнены. Люди спали у костров под открытым небом. Факир не знал, где найти пристанище. Выручил его Петрик. Он предложил сходить к Марье Егоровне.

— А она пустит?

— Она — добрая. Если нас не пустит, то жинку вашу обязательно возьмет.

Посасывая трубочку, факир шагал за Петриком по пыльным омским улицам. Вот знакомый ларек китайца. Вот желтые ставни на окнах, глухие ворота, низкое крыльцо. Здесь когда-то висела вывеска парикмахерской. Сейчас висит — «Портной Еропкин». Сбоку дверей, на том месте, где был нарисован румяный красавец с одним усом и бакенбардой, ныне зеленело изображение широчайших военных галифе.

Факир плохо верил в рекомендацию Петрика, но дело повернулось очень удачно.

— Портной у меня в Иркутск собирается ехать, — сказала Марья Егоровна. — Будет там офицерам штаны шить. Пожалуй, сдам его помещение. Только деньги за шесть месяцев вперед.

Через несколько дней факир прочно обосновался в домике Марьи Егоровны. Эльза сидела на кровати, обложенная подушками. Ей было очень плохо. На восковом, прозрачном лице женщины лихорадочно горели большие голубые глаза. За Эльзой ухаживал Боря.

Факир во дворе метал кинжалы. Перед ним сидел Петрик. Володя с завистью смотрел на брата, но сесть рядом у него не хватало мужества.

А за Иртышом в эти дни сверкали бесчисленные костры беженцев. Обозы, скрипя тысячами телег, уходили на восток. Красная Армия, давно перевалившая Уральский хребет, подошла к Ишиму, и здесь завязались кровопролитнейшие бои между егерями и красноармейцами.

Но на Люблинском проспекте по-прежнему носились автомобили с иностранными флажками, офицеры пели «Боже, царя храни», а театры были переполнены беспечными зрителями.

Газеты писали о гастролях факира Тунемо-Ниго на четвертой странице, а на третьей военные сводки штаба верховного главнокомандующего изо дня в день перечисляли «громадные потери красных» и сообщали об отходе егерей на заранее приготовленные, лучшие в стратегическом отношении позиции.

На сцене факиру помогал Петрик, вполне заменяя больную Эльзу. Он подавал мячи, паклю и сидел вместо Бори во время «рамки смерти».

Как-то вечером после представления Петрик увидел около театра Гришку.

— Я тебя караулю! — сказал Рифмач. — Афишу прочитал, решил, что ты здесь.

После этой встречи товарищи виделись довольно часто.

О своей жизни, где он живет, с кем, на что, Рифмач ни слова не сказал братьям.