Пропавший брат

У последней черты

Утром 15 ноября казачья сотня 3-го Оренбургского полка покинула восточную окраину Омска. И в этот же час с севера в столицу белой Сибири вступил 238-й Брянский полк.

Факир, Петрик, Володя и Боря стояли у ворот дома и смотрели, как красноармейцы занимали город. Победители сидели по двое на крестьянских санях и держали в руках винтовки. Сани, скрипя полозьями, тянулись гуськом по длинной пустынной улице.

Изумленный Петрик дернул Володю за рукав.

— Смотри! Смотри! Он!

— Он! — закричал Володя, узнав знакомый гоголевский профиль.

На первых санях сидели два человека. Один был в шинели и белой папахе, другой — в черном полушубке и в красноармейском шлеме с большой красной звездой.

— Борис Петрович!

— Товарищ Антон!

Мальчики не ошиблись. На первых санях действительно ехал белебеевский комиссар Пирожников, а рядом с ним, грозно сдвинув сросшиеся на переносице брови, сидел начальник избышевского штаба. С Алтая, партизаны сумели пробраться через степь к красным и теперь, влившись в Брянский полк, занимали Омск. Партизаны превратились в красноармейцев. Вожди их стали командирами.

Петрик и Володя побежали, стараясь не потерять из виду первые санки. Около базарной площади навстречу красноармейцам вышли рабочие с алыми парусами знамен. Неизвестно откуда появился грузовой автомобиль с пустыми ящиками. Борис Петрович вскочил на один из них и высоко поднял руку в меховой рукавице.

— Привет омским пролетариям! Да здравствует советская Сибирь! Долой кровавого Колчака! Ур-ра!

После Бориса Петровича говорил товарищ Антон. Голос его грохотал в морозном воздухе. Митинг был краток. Когда Пирожников слезал с автомобиля, Петрик поймал комиссара за пушистый полушубок, под которым голубели знакомые диагоналевые брюки, заправленные в пимы.

— Борис Петрович!

— Что за черт! — изумился Пирожников. — Откуда вы?.. Нашли брата?

— Нашли, нашли!

Пирожникову было некогда. Он торопился и, узнав от ребят, что они живут у Марьи Егоровны, пообещал зайти.

Он, конечно, не пришел. Но через несколько дней вестовой красноармеец привез склеенный из газетной бумаги пакет, адресованный «П. Грисюку», и отдал под расписку. В конверте находилось письмо, написанное знакомым размашистым почерком. Борис Петрович, указав точный час, когда он будет дома, приглашал Петрика, Володю и Борю в гости. Остановился Пирожников в том самом роскошном особняке, где жил Колчак.

Дом этот был немного знаком Петрику и Володе. Подходя к нему, они вспомнили ночь, когда ехали на санях в Куломзино передать машинисту Долинченко два непонятных слова. Извозчик показал тогда кнутовищем на каменный особняк и назвал адмирала Колчака так смешно — Толчаком и верховным грабителем.

Картины недавнего прошлого вновь ожили и замелькали вереницей. Занесенный снегом Иртыш, казаки, жарко натопленная комната с голубыми обоями, пьяный атаман на широкой кровати, костры, холодный амбар и трупы расстрелянных рабочих на снегу...

Ребята пришли в указанный час и застали Бориса Петровича за работой.

Белебеевский комиссар в знакомой студенческой тужурке с золотыми пуговицами (Петрик заметил: одной не хватало, и вместо нее суровой ниткой была пришита темная, со звездочкой) сидел в кресле и просматривал типографские гранки. Они напоминали те афишки, которые в ночь колчаковского переворота Борис Петрович дал Петрику спрятать в снегу.

— Садитесь на диван! — сказал Пирожников, не поворачивая головы. — Сейчас я отправлю эту музыку в редакцию и займусь с вами. Кстати, на этом диване, как я выяснил, сидели все колчаковские сподвижники... И Гайда, и Нокс, и Жанен, и Уорд, и Дитерихс, и Сахаров, который сейчас бежит от нас быстрее зайца. На этом диване спал Колчак. А вчера на нем ночевал я, сын полунищего сапожника!

Мальчики опустились на низкий кожаный диван и стали оглядываться по сторонам. Огромный книжный шкаф стоял у стены. Сафьяновые переплеты сверкали позолотой тисненых букв. На стенах висели портреты и гравюры в дорогих рамах. Паркетный пол наполовину был закрыт громадным ковром. С высокого потолка на серебряной цепочке спускался японский фонарь.

Борис Петрович расписался на гранках, отправил их с вестовым в редакцию «Известий Омского Ревкома» и повернулся к гостям.

— Ну, тезка, давай познакомимся! — сказал он, с видимым интересом разглядывая синеглазого Борю. — Где же ты странствовал так долго?

Боря застенчиво улыбнулся и начал было рассказывать, но тут вдруг распахнулась высокая дверь — и в комнату вошел Грохотун. Сейчас он был одет красноармейцем, и вместо сандалий у него были на ногах высокие белые пимы, но Боря сразу узнал в нем Антона Иваныча Лободу, а Петрик с Володей — начальника избышевского штаба товарища Антона.

За спиной Грохотуна Боря увидел, — это было совершенно как в сказке, — Шишечку, милую розовую Шишечку. Она сильно похудела за полтора года разлуки, но по-прежнему была прекрасна.

— Нина Михайловна! — закричал Боря и бросился к своей любимице.

Шишечка была изумлена.

— Боря? Откуда ты здесь?

— Где вы были? — шептал Боря, тихонько гладя Шишечкину руку.

— В тюрьме! — печально улыбнулась Нина Михайловна.

Если бы автор захотел передать все, что было сказано детьми и взрослыми при этой замечательной встрече, ему пришлось бы заново рассказать всю повесть.

Гости пили чай в столовой. Пришли еще два человека в военной форме, и взрослые завели длинный и малоинтересный разговор. Ребята сидели в углу с Шишечкой.

Антон Иваныч, заложив руки в карманы стеганых штанов, ходил из угла в угол и говорил:

— Колчак проиграл войну вовсе не потому, что был бездарен. Нет! Из всех царских адмиралов это был, пожалуй, самый образованный моряк. Я говорю об этом потому, что победить дурака — никакой заслуги нет. А мы разбили умного, коварного врага. Пусть на его месте были бы даже Александр Македонский, Чингизхан, Тимур, Наполеон, — результат получился бы тот же. Победа была бы за нами. Колчак проиграл потому, что он защищал старый мир насилия, лжи и злобы. А мы воевали за новую жизнь, чтобы на земле было счастье для всех. Правда была на нашей стороне — и нас поддержал народ. А с кем народ — у того и победа. Это неважно, что у Колчака были английские инструкторы и пулеметы, а мы в горах воевали пиками да деревянными пушками...

На столе зазвонил телефон. Борис Петрович взял трубку.

— Хорошо! Сейчас приедем. Кстати, товарищ, пришлите мне еще одну лошадь. Да... Санки. Попросторнее.

Антон Иваныч попрощался с мальчиками и поцеловал Шишечку. В этот вечер он уезжал с эшелоном красноармейцев на восток, добивать Колчака. Борис Петрович и двое военных поехали на заседание ревкома, а Шишечка повезла мальчиков домой.