В боях за Октябрь

На левом фланге у Пулкова матросы «Славы» брали грудью бронепоезд, потому что тоже понятия не имели о полевом бое, на врага шли во весь рост, с гордостью отказываясь «ложиться в грязь» и двигаться перебежками. Только потом, поняв, что большие потери вызваны именно этим презрением к грязи, они стали ложиться, но и то пред тем вооружались снопами и раскладывали их, прежде чем лечь на землю.

Карательный корпус, как называл свои войска Керенский, отступал. Революционный Петроград наступал на Царское село, которое и было 30-го занято. Керенский скрылся.

Подошел питерский гарнизон, кронштадцы. Усталые, голодные, босые — тяжелая липкая грязь в пару дней развалила городские ботинки — красногвардейцы не думали об отдыхе или смене. Шла спешная переорганизация частей. В отрядах формировались команды разведчиков, связи, пулеметчиков. Образовались три группы войск Красной гвардии, объединенные сформировавшимся полевым штабом Красной гвардии — Александровская, Коккалевская и Царскосельская. В Александровскую группу входили отряды Васильеостровской и Петроградской стороны и часть Выборгского района. В группу у Коккалева входили отряды только Выборгской стороны. В царскосельскую группу вошли 2-й Городской, Московский, Рождественский районы и шлиссельбуржцы. Путиловцы шли отдельно на правом фланге у моря. Командиры групп были выбраны самими отрядами. Это были поголовно рабочие, кроме Александровской группы, где, помимо тов. Соловьева, во главе был один казачий офицер, раненый, бежавший из Царскосельского лазарета. Он появился в рядах Красной гвардии во время самого боя под Александровской и оказал большую помощь в организации победы красногвардейцев в решительный момент.

Центральный полевой штаб Красной гвардии устроился при Пулковском штабе, перешедшем в Царское. Этот Пулковский штаб состоял из военных. Помню, что там был безногий полковник Вальден, штабс-капитан Дзевалтовский. Потом туда же подъехали неразлучные кронштадцы — Дыбенко, Раскольников и Рошаль. У этого штаба, где наряду с аккуратными вылощенными гвардейскими офицерами сидели люди в огромных сапогах, в заломленных на затылок бескозырках, в нескладных солдатских шинелях, был очень пестрый вид. Но работали сплоченно и дружно, потому что объединяла всех одна общая цель. Она же родила и самих начальников.

В нашем красногвардейском центральном штабе кипела большая работа: устанавливалась связь и с отрядами и с районами Питера введением представителей от тех и других. Представительство отрядов создало единство и военного руководства. Представительство районов привело в порядок пополнение и снабжение отрядов, в то время как до этого транспорты районов и заводов ездили по всему фронту, безнадежно разыскивая своих и не давая ничего другим. Наша оборонительная линия становилась с каждым часом все более мощной. Весь Питерский Гарнизон был уже на фронте. Подходили матросы и гарнизоны всех близлежащих городов, тащили даже артиллерию с берегового форта Ино. Бодрость, оживление, уверенность были полные. Набеги казаков становились все реже. Правда, ими делались еще время от времени попытки прорыва стыка наших войск, то-есть узла дорог у Курикки, но эти попытки отбивались шутя. На этом участке в полки солдат оказались вкрапленными отряды красногвардейцев. Вытянуть их оттуда и присоединить к однородным, группам красногвардейских войск было невозможно. Образовалась настоящая здоровая смычка бойцов-рабочих с солдатами и признание солдатами боевых качеств Красной гвардии. Начальник этого боевого участка старый боевой офицер, георгиевец, говорил Мне:

— Оставьте красногвардейцев тут… Они нужны, потому что заражают своим пылом солдат; мы привыкли к тому, чтобы не видать отступающего красногвардейца… Кроме того, это незаменимый материал для атак и разведок.

Этим признанием старого вояки Красная гвардия получала первый аттестат на свою боевую готовность.

Несмотря на усталость, в отрядах Красной гвардии тяготились передышкой, было даже недовольство осторожностью и медлительностью. Торопились кончить с Красновым и с блокадой пролетарского Питера. А в Гатчине у Краснова и Керенского в это время было неладно. Казаки уже поняли, что перед ними не бунт тыловиков, как уверяли генералы, а восставший трудовой народ, с железным упрямством отстаивающий свои завоевания. В Царскосельском штабе уже толкались перебежчики из Царского, разведчики, делегаты-казаки, юнкера и даже офицеры.

В Гатчину уехал Дыбенко. Так как он не вернулся к условленному сроку, то ночью был отдан приказ о наступлении на Гатчину. Оповещенные об этом отряды Красной гвардии выражали радость. Ночь никто не мог спать, а на рассвете уже потянулись колонны к назначенным местам. Но вскоре стало известно о событиях в Гатчине, о пленении Краснова и о прекращении боев. В час дня 1 ноября была объявлена демобилизация революционного фронта, и в 6 часов вечера эшелоны Красной гвардии потянулись домой.

Ночью у Царскосельского вокзала в Питере заводы, все кто не успел побывать на фронте, устроили нам при освещении факелами незабываемую встречу. Площадь кишела рабочими, пропускавшими нас сквозь строй. При свете факелов горели кровью знамена. Всю ночь город был наполнен бурей радости, жаждой новых жертв, борьбы за свое рабочее дело. Шли отряды, заводы к районам по домам отдыхать. Первая страница новой истории была написана и перевернута.