Туман не любит солнце

— И зачем он мне? — Панси старательно косится в сторону, пытаясь разглядеть: разговаривает ли всё ещё Уизли с Дафной.

Паркинсон хочется нагрубить Полоумной, прогнать её, но разум берёт верх — не стоит ссориться с героиней войны, пусть и чокнутой на всю голову.

— Посмотри сквозь дырочку на солнце и загадай желание. Только самое тайное и заветное.

— У меня таких нет, — отмахивается Панси, — только меркантильные и прагматичные планы.

— У всех есть такие желания, — пожимает плечами Лавгуд. — И порою, мы боимся признаться в них даже самим себе.

Панси медленно переводит на неё взгляд, а потом молча протягивает руку — камешек ложится в ладонь, тёплый. Панси суёт его в карман, не поблагодарив Лавгуд — в конце концов, подарок — сугубо инициатива Полоумной.

* * *

Панси, словно хищник в засаде, наблюдает за Золотой Троицей. Отмечая такие детали, как Поттер, то и дело смущенно улыбающийся Грейнджер. И Грейнджер, поправляющая зачем-то в пятый раз воротник рубашки Избранного. Что же этого и следовало ожидать.

А Уизли в пролёте: причем, и брат, и сестра. Впрочем, как раз Уизлетта не выглядит расстроенной, она смеется, дружелюбно общается с Поттером и Грейнджер, созывает гриффиндорцев к себе в гости… короче, делает хорошую мину при плохой игре — мысленно усмехается Панси. А вот Рон… да и он спокоен и весел. И улыбаться реже не стал. Улыбается он по-прежнему не Панси.

А Паркинсон, напоминая себе о собственной принадлежности к славному факультету Слизерин, пытается воспользоваться сложившейся ситуацией и соблазнить своего врага. Соблазнить Рона Уизли. Соблазнить за то, что он не любит её.

Вот только она не умеет соблазнять. Даже такого простачка, как Уизли. Ну не умеет мисс Паркинсон кокетничать, нести чушь, тереться ножкой… ну, или ещё чем там трутся о мужчин шлю… то есть успешные барышни. Панси выдумывает идиотские предлоги, чтобы подойти, поговорить с Уизли, сесть рядом. Мерлин! Как всё просто было прежде — сосватали родители чистокровную барышню за подходящего жениха, а твое дело маленькое: сидеть с вежливой улыбкой да не путаться в столовых приборах. Впрочем, вряд ли можно удивить этим Уизли — он и о вилке с ножом вряд ли слышал.

Панси старательно накручивает себя — мысленно унижает Уизли. Унижает его днём и ночью, засыпая, сидя на обеде, работая на улице под палящим солнцем. Вот только легче от этого не становится. Да и дался ей этот Рон Уизли? Даже с Поттером и Грейнджер отношения вполне сносные — Панси участник всех молодёжных новых течений. По вторникам она консультант по вопросам улучшения условий жизни Домовых эльфов, по пятницам организовывает благотворительные вечера в пользу репрессированных, а впоследствии реабилитированных оборотней. Олицетворяет собою прогрессивную чистокровную молодежь, левитируя тяжелые блоки бок о бок с маглорожденными на территории Хогвартса. Теперь Панси даже в мыслях заставляет себя звать их «маглорожденными» — только политкорректные термины. Ну, зачем ей ещё Уизли при жизни такой? Ерунда какая! Тем более лето скоро кончится. А по вечерам Панси читает книжки по теории шахматной игры, продираясь сквозь путанные объяснения. Зачем?..

* * *

Глаза у Рона голубые. Дурацкий цвет! И имя дурацкое — Рональд. И почему Уизли не поставили в пару с ней, с Панси, в течение прогулки по магловскому Лондону? Подумаешь, что он тоже чистокровный.

Дин Томас любезно показывает Панси парк. Гриффиндорцы уже давно не разговаривают с ней сквозь зубы. Приятельские отношения словно наладились сами собой. А чего это стоило Панси — никто и никогда не узнает. О тренировках в бытовых и строительных чарах по ночам. О многочисленных проглоченных оскорблениях. О спокойной улыбке в ответ на грубость. О мантре, которую Паркинсон повторяла перед сном: «Ты должна забыть всё, чему тебя учили. Маглорожденные — а не грязнокровки! Друзья иных рас — а не мерзкие твари! Непростительные — а не заклятья для избранных колдунов!» Только «предатель крови Уизли» как-то легко превратился в Рона, а вот как раз без этого Панси бы превосходно обошлась.

Уже сентябрь. Это обилие красок, словно прощальный наряд свергнутого короля. Этот пахнущий нежностью умирающих ароматов воздух. И приглушенные лучи нежаркого солнца. Рыжее солнце, рыжее. Как листья, которые кружит ветер. Как растрепанные волосы…

— Панс, я тут… — Дин запинается и виновато глядит на Паркинсон, а потом на наручные часы.

— Тебе надо идти?

— Да, прости. Лаванда ждет.

— Не бери в голову. Конечно, иди. Я уже запомнила дорогу и со схемой метро разобралась — дойду домой сама. А пока ещё погуляю.

— Спасибо!

— И напомни Лаванде, что бы она зашла ко мне за выкройкой новой мантии — я подобрала ей тот фасон, который она хотела.

— Панс, это так круто, что именно тебя мне поставили в пару! А то кто-то мучается, выполняя этот министерский проект со всякими снобами. И Лаванда с радостью заскочит к тебе, чтобы мы без тебя делали.

— Буду ждать, — улыбается Панси.

Она ненавидит выкройки и идиотские новомодные мантии. А болтовня с Лавандой наводит на неё тоску. Но лицемерьте и вам воздастся.

Паркинсон бредет по парку, рассеянно поддевая кончиками магловских туфель опавшую листву. И почти не удивляется, видя крепкую фигуру у озера. Недаром она попала пусть и не в пару к Уизли, но именно в эту группу. Рыжее солнце золотит рыжие волосы. Панси тихо подходит сзади, привстает на цыпочки и шепчет куда-то в вырез его свитера, где линия плеча переходит в линию шеи:

— Здравствуй, Рон Уизли.

— Паркинсон! — тот резко оборачивается. — Привет.

— Где твоя подопечная? Или ты сам кого-то курируешь?

— Я в паре с Гермионой. Но сейчас они с Гарри решили съездить на экскурсию в Тауэр, — Уизли открыто смотрит своими светлыми голубыми глазами в глаза Панси.

От его честности и прямоты тошнит!

— А ты?

— Вот ещё удовольствие — блуждать по пыточным подвалам сырой башни! Я лучше у озера посижу.

— Можно с тобой?

— Ну, садись.

Они опускаются на деревянные бревна, которые заменяют скамейку на берегу озера.

— Что же ты уток не кормишь? — спрашивает Панси.

Уизли пожимает плечами, подставляя лицо вечернему солнцу:

— Я же не влюблен.

— Чего?

— Тут уток кормят только парочки, — он кивает на двух маглов, стоящих в обнимку на мосту и кидающих хлеб жирным неторопливым уткам.

— Ритуал что ли?

— Ну, почти. Отсюда к самому озеру не подойдешь, только с моста. А мост — это что-то вроде моста влюбленных.

— Довольно глупо, — не удерживается Панси.

— Романтика, — хмыкает Рон, по его лицу видно, как он к этому относится.

Он сам ни капли, ну ни капельки не романтичен. От рыжих вихор до крепких рук, наверное, шершавых от метлы и работы.

Панси вдруг встает перед ним, заслоняя ему солнце. Её тень падает на его лицо. Ветер треплет её короткую кружевную юбку. Помедлив, Рон тоже встаёт. На секунду оказавшись близко-близко. И Панси решается.

Чтобы поцеловать его, ей приходится встать на носочки. Туфли утопают в песке, она практически повисает на плечах Рона. Пытается понять, распробовать вкус его губ.

— Панси, не стоит, — кажется Рон ошеломлен. И, тем не менее, отстраняет её вполне решительно.

— Это из-за неё… из-за Грейнджер?! — Паркинсон медленно теряет самоконтроль, даже верное лицемерие не спасает её.

Кажется, это так просто — пожать плечами, будто ничего не случилось, вежливо распрощаться и уйти с берега озера. А лучше вообще — обратить всё в шутку. Но Панси в отличие от того же Рона начисто лишена чувства юмора.

— Гермиона тут совершенно ни при чем, — тихо отвечает Уизли и отводит свой честный взгляд, упорно смотрит куда-то на солнце.

— Ну, конечно, мистер тактичность! Только не надо врать — у тебя всё равно не получается! — Панси заводится всё сильнее, понимая где-то на периферии сознания, что она уже кричит на весь берег и нелепо не то трясёт, не то кивает головою, словно китайский болванчик. — Ты же сам знаешь… ты не можешь не знать этого! Они трахаются! Твои любимые Поттер и Грейнджер!

Рон спокоен. Его всегда такое живое, даже немного гримасничающее лицо неподвижно. Он с какой-то внимательной вежливостью слушает Панси — ах ты ж паршивая, не вовремя появившаяся вежливость!

— Но я тебе больше скажу… — тихо добавляет Паркинсон, — они любят друг друга.

Рон едва заметно горько улыбается:

— А ты жестокая, Панси.

* * *

Снова сырой туман накрыл Лондон. Смешался с грязью города. Смог. Густой и равнодушный, он словно ложится на плечи прохожих тяжестью их грехов. Злобный ноябрь.

Панси торопливо курит на заднем дворе Министерства, ежась от сырости. Её начальница Матильда Найтли ненавидит запах табака — старая карга! Хотя вообще-то она ничего, и Паркинсон явно выделяет из других сотрудников. Не меньше чем герои (а, может, и больше) новому Министерству нужны активные и всецело разделяющие курс Правительства представители «старой гвардии», бывшей чистокровной элиты, которая не такая уж и бывшая.

А весною можно подать прошение об амнистии для папы. Первое, конечно, отклонят. Но в сентябре Панси исполнится двадцать, и она уже сможет распоряжаться замороженными капиталами, как исполняющая обязанности главы семьи в отсутствие отца. А будут деньги, будет и амнистия для папы. Его-то личное имущество всё конфисковано. А мамино трогать нельзя — надо же на что-то жить. Паркинсон тушит окурок и, кутаясь в мантию, клацая зубами от холода, ныряет обратно в тёплый холл здания. И почему возле Министерства сейчас нельзя применять чары? Очередной бзик Аврората на почве повышенной безопасности.

А вечером Министерский бал. Пышными розами увит зал, а вот на вине явно сэкономили. Панси брезгливо отставляет почти полный бокал и наблюдает за танцующими парами. Не то чтобы она так любила танцевать — но сорок галлеонов за одну прическу, а во сколько обошлось бальное платье даже вспоминать страшно — неужели она не заслужила хотя бы одного приглашения на танец? Впрочем, Паркинсон успешно забывает, что она уже отказала трём кавалерам — да какие это кавалеры? Так, непонятно кто — мелкие сошки, да ещё вид неказистый.

В центре зала танцуют, разумеется, блистательные Поттер и Грейнджер. Странно, что окружающие ещё не падают ниц перед ними от умиления и почтения. Уизлетта нарасхват… не то что Панси — Паркинсон залпом выпивает тот самый оставленный бокал вина. Рон танцует с Полоумной — колоритная парочка. Фрак ужасно не идет Уизли. В джинсах и свитере, или в квиддичной форме он смотрится куда лучше. Панси ловит взгляд Рона, тот вежливо кивает ей и отворачивается. Грейнджер выгибается в страстном танго, почти подметая волосами пол — когда заучка научилась так танцевать?

— Мисс Паркинсон, я понимаю, что сегодня праздник, но, может, вы поможете мне с кое-какими документами? Это срочно, — секретарь Министра Перси Уизли подходит к ней, увы, не за тем, чтобы пригласить на начавшийся вальс.

Впрочем, скучная мышиного цвета мантия и ссутуленные плечи — невелика потеря.

— Конечно, мистер Уизли, — Панси улыбается. Самые искренние улыбки всегда получаются у профессиональных лицемеров.