Орнейские хроники

— Примите мою руку, дона Лара, — глухо проговорил он, протягивая руку ладонью кверху, — в знак того, что отныне моя жизнь — одно с вашей.

Дон Винченцо, держа руку дочери за запястье, вложил ее в руку жениха и отступил.

— Примите мою руку, сьер Оденар, в знак того...

Лара запнулась и уставилась в пол, ее пальцы дрогнули, затем ее лицо стало отрешенным и она твердо договорила: — Что отныне моя жизнь — одно с вашей.

— Да будет Священный Огонь свидетелем ваших клятв, — продолжил магистр.

Раймон, слегка сжав тонкие пальцы девушки, медленно повел их соединенными руками над треножником. Багряное пламя внезапно рванулось вверх, на мгновение жгучей болью опалило кисть. По тому, как вздрогнула Лара, он понял, что огонь коснулся и ее. Однако боль тут же стихла, а покосившись на кисть, Раймон не увидел даже покраснения.

Собравшиеся в храме ахнули, на лице магистра Вальена тоже мелькнуло изумление.

— Давно не случалось подобного знамения, — севшим голосом сказал он и прокашлялся: — Однако истинно говорю вам, что сей знак — благой.

...Слова магистра ордена Пастыря, широкая ладонь сьера Раймона... Словно со стороны она услышала свою брачную клятву, и вдруг — взметнувшееся пламя. Боли не было, Лара лишь на миг испугалась — неужели это ее проклятье напомнило о себе? Но миновало...

Один из жрецов приблизился, держа перед собой поднос с двумя золотыми обручальными браслетами.

Оденар, взяв женский — тонкий, с замысловатым узором, пристально вгляделся в лицо теперь уже не невесты, а жены, и негромко спросил, надевая браслет ей на правую руку:

— Вы обожглись, дона Лара?

Глуховатый голос мужа вывел ее из странного оцепенения.

Она вскинула глаза и так же тихо ответила, беря мужской браслет — гладкий и массивный:

— Нет... сьер Раймон.

Прохладный метал обхватил запястье Оденара.

— И да благословят звезды этот союз! — возвестил Вальен.

С окон одновременно упали портьеры, и солнечный свет, преломляясь в витражах, хлынул в храм. Возбужденно заговорили, засмеялись гости. Сьер Раймон продолжал пристально смотреть на нее, и в холодном северном море его глаз играли золотистые блики.

— Аве! — слышалось то тут, то там. — Аве, сьер Раймон! Аве, сьера Лара!

— Благослови тебя Странник, Лара, — растроганно сказал отец, — и вас, сьер Раймон.

К ним с улыбками на лицах подошли сьер Эрнан и сьера Магдала, и Лара присела в реверансе.

— Мои поздравления, Раймон!

— Надеюсь, Странник пошлет вам счастье, — чуть растягивая слова добавила Магдала и обратилась к Ларе. — Моя дорогая, на днях я жду вас у себя.

Рука об руку они вышли на крыльцо храма. Площадь буквально взорвалась криками. Лара, оглушенная, растерянно оглянулась на мужа. Тот чуть улыбнулся уголком рта и указал ей на запряженную четверкой белых лошадей карету.

— Прошу вас, сьера Лара.

* * *

В карете Лара откинулась на стенку, обитую мягким голубым велюром, и вздохнула, борясь с волнением.

— Вам нравится Таласса? — светским тоном спросил сьер Раймон, усаживаясь на сидение напротив нее.

— Я надеюсь... полюбить ее. Но пока у меня не было возможности узнать... — она смущенно замолчала.

— В самом ближайшем время, думаю, такая возможность у вас появится. Альбийцы — открыты и горячи сердцем.

— Да пошлет Странник ненасытность жене и неутомимость мужу! — завопил кто-то.

— А вот и подтверждение, — усмехнулся сьер Раймон.

От выкрика Лару бросило в жар и она потупилась: в Джинере шутник мог за дерзость поплатиться ударом кнута. Однако казалось, что мужа это только забавляет. Карета тронулась с места и, сопровождаемая здравицами в честь новобрачных разной степени фривольности, покатилась по улице.

— Празднества Урожая и Плодородия прошли, но уже в следующем месяце, чтобы умилостивить бурное море, состоится Жертвоприношение роз — когда в морские волны кидают цветы. Это... красиво. Есть предание, связанное с ритуалом. Полагаю, что сьера Магдала поведает его лучше, чем я. Двор месьра Эрнана любит увеселения, так что скучать вам не придется.

В карете повисло молчание, и, чтобы развеять его, Лара спросила:

— А вам... бывает скучно в Талассе?

— Я провожу недостаточно много времени в столице, сьера Лара, чтобы начать скучать. Но покровительство сьеры Магдалы сделает вашу жизнь яркой и насыщенной событиями.

«Не хочет ли сьер Раймон сказать, что оставит меня в столице одну?»

Удивленная, она отважилась вновь поднять глаза на мужа:

— Но разве не должно жене следовать за мужем и разделять его земные дороги?

Рамйон изогнул бровь, изучающе рассматривая ее.

— Но и мужу должно оберегать жену от тягот и бед, — помолчав, ответил он. — Мы обсудим все позже, сьера Лара.

Карета свернула, мимо окна проплыли столбы и кованные ворота, увитые лентами и гирляндами цветов, затем копыта зацокали по плитам двора, и у Лары забилось сердце: они подъехали к дому сьера Раймона, который теперь станет и ее домом.

* * *

Опираясь на руку мужа, Лара вошла в пиршественный зал и и даже растерялась от великолепия убранства и роскошных нарядов гостей. Стены украшали драпировки из кремового атласа, собранные в складки; алые и бордовые розы в напольных вазах наполняли воздух благоуханием. Столы располагались «вратами» — два длинных вдоль стен, и один, короткий, — под прямым углом к ним, на возвышении. Разнообразные и изысканные кушания порадовали бы самого искушенного в мирских утехах и смутили сделавшего своей стезей воздержание. Музыканты же, размещенные на балкончике, призваны были услаждать душу гитарными переборами и нежными звуками флейты и виолины.

У самого входа ее ждал отец. Он на миг обнял ее и тихо сказал:

— Ступай, дочь. И помни мои слова. Впрочем, я уверен, ты справишься со всем, что будет ниспослано тебе...

В горле встал ком, она хотела что-то ответить, но ее уже обступили другие приглашенные, и она почувствовала себя в центре пестрого вихря: незнакомые лица, поздравления, сыплющиеся со всех сторон, на которые она отвечала односложно и, как ей казалось, невпопад. Она обрадовалась, заметив Жизель Оверне, графиня тоже искренне улыбнулась ей.

— Дорогая Лара, я так рада за вас! Будьте счастливы.

Сьер Раймон обменялся рукопожатием со стоящий рядом мужчиной в фиолетовом атласном камзоле и сказал:

— Граф Оверне, позвольте представить вам сьеру Лару, мою жену.

У Оверне было удлиненное лицо с тонкими губами под изящными усиками. Темные волосы волнами падали на кружевной воротник, голубые глаза с дружелюбным любопытством смотрели на Лару.

— Почту за честь знакомство с вами, — поклонился он и сверкнул белозубой улыбкой. — Моя супруга рассказала мне о вас, но только теперь я понимаю, как повезло сьеру Оденару. Уверен, вы с Жизель быстро найдете общий язык.

— О, разумеется, Шарль! — графиня бросила на мужа лукавый взгляд. — Мы создадим союз — оборонительный и наступательный, против суровых мужей.

— Для меня не только честь, но и большая радость дружба сьеры Жизель, — Лара окончательно смутилась.

— Мои поздравления, сьер Оденар, — протянул низкий голос. — Ваша супруга станет украшением двора.

Перед ними стоял еще один из гостей — важный, несколько полноватый мужчина с холодным взглядом.

— Благодарю, сьер Риардо.

Голос мужа прозвучал сухо, и у Лары возникло ощущение, что он не слишком жалует разряженного вельможу.

Сьер Раймон подвел ее к возвышению, лакей в темно-серой ливрее отодвинул обитый бордовым бархатом стул с резной спинкой. Она села, и множество взглядов — любопытных, оценивающих и даже скептических устремились на нее. Муж занял стул слева от нее, места для ее отца и принчепса Эрнану с супругой также были отведены за этим столом. Она поймала ободряющий взгляд сьеры Магдалы; та подняла руку со скрещенными указательным и средним пальцем — этррурский древний знак оберега от всяческого зла.

Лара была приятно удивлена расположением как супруги принчепса, так и графини Оверне. Однако оброненные мужем слова про то, что он редкий гость в столице, несколько озадачили ее.

«Разве у месьера полковника не может быть других забот, кроме как развлекать жену, навязанную ему по политическим соображениям? — размышляла она, украдкой поглядывая на его резко очерченный профиль. — И разве это не то, чего я в глубине души хотела бы?»

Перемена блюд следовала одна за другой, однако она лишь сьела кусочек паштета с телячьим сердцем, по альбийской традиции обязательно подаваемого к столу новобрачных. Тесто так и таяло во рту, а в начинку добавили пряностей, «дабы разжечь страсть».

«Жена да покорится желаниям мужа...», — слова жрицы вдруг всплыли в памяти, и внутри свернулся колючий еж. Брак не исчерпывается клятвами у негасимого огня, и ей весьма скоро предстоит испытать силу этого мужчины на ложе...

— Вы почти ничего не едите, — вдруг сказал сьер Раймон. — Мэтр Грассе будет в отчаянии, его старания пропали зря.

Она виновато ответила:

— Блюда мэтра Грассе изумительны, но у меня нет аппетита.

Муж понимающе кивнул:

— Не смущайтесь, сьера Лара, это многим из здесь присутствующих должно смущаться вашей красотой. Вы бледны. Выпейте вина, оно вернет вам румянец и аппетит, — он указал на позолоченный кубок, — «Роза Альби», у него тонкий вкус. И нет риска, что с непривычки... — он запнулся подбирая слово, затем с легкой усмешкой договорил: — У вас закружится голова. И отведайте утиную грудку в гранатовом соусе.

Прямолинейность высказываний мужа была непривычной, но парадоксальным образом успокоила ее. Лара решила последовать совету и осторожно отпила из кубка. Ароматное розовое вино понравилось ей, и она поняла, что голодна. А необычный изысканный вкус тонко порезанного мяса, залитого рубиновым соусом, и в правду говорил о немалых стараниях мэтра Грассе.

Незаметно стемнело, слуги зажгли свечи в канделябрах. Музыка стала громче, однако голоса раскрасневшихся от обильных возлияний гостей почти заглушали ее. Раздался хлопок, фонтаном взметнулись разноцветные бумажные шарики, и в пространство между столами колесом выкатились акробаты в пестром трико.

— Чем мне нравятся обычаи альбийцев, — так это тем, что женщина вольна покинуть любое собрание, не оправдываясь и не объясняя причин, — тихо сказал сьер Раймон. — Если вас утомляет шум, Вивьен ожидает у выхода. Она проводит вас в ваши покои.

Лара с благодарностью посмотрела на него и ответила, вставая:

— Вы очень добры, сьер Раймон...

* * *

Темнота осенней ночи затопила город, лишь на башнях Фортеса горели сигнальные огни, да главные улицы подсвечивались тускло-оранжевым пламенем факелов. Стих стук колес и цокот копыт, последние из захмелевших гостей разъехались, и воцарилась тишина, изредка прерываемая окликами ночной стражи.

Раймон, сменивший камзол на черный шелковый баньан*, стоял на балконе, вдыхая прохладный воздух.

Что дук Конти, что месьер Эрнан сегодня выглядели довольными — все разрешилось к их вящей радости, и, как успел понять Раймон, дук собирается вложить средства в строительство новых кораблей. А им с Ларой еще предстояло выстроить путь друг к другу. Если он подспудно ожидал увидеть жеманную размалеванную куклу, то его опасения были напрасны. Красота нареченной не оставила его равнодушным. Во время пира он наблюдал за Ларой. Она выглядела растерянной, но не напуганной, и глубокой скорби на ее лице он также не заметил. Хороший знак, и поскольку он не собирается слишком докучать ей своим обществом, то к определенной гармонии их союз придет. Скорее всего. И пусть его потрясло явление тени той, что светлой печалью все еще звенела в душе, но... Чего еще ему желать? Милость принчепса и красавица жена с богатым приданым. Сегодня зависть мелькала в глазах некоторых приглашенных. А кое у кого — и откровенная неприязнь.